Алексей Толстой - Детство Никиты
КЛОПИК
Весенние полевые работы были закончены, фруктовый сад перекопан и полит,- настало пустое время до Петрова дня, до покоса. Рабочих лошадей выгнали в табун, и они ходили за прудом, на сочных лугах, где по утрам стоял голубоватый туман и огромные одинокие осокори, казалось, росли из мглистого воздуха,- висели над землей.
При табуне конюшонком состоял Мишка Коряшонок. Он ездил на высоком казацком седле, вдев в стремена босые ноги, заваливался и болтал локтями.
Скача по зеленому лугу за отбившейся от табуна кобыленкой, Мишка кричал: "Азат!" - и хлопал кнутом, как из пистолета. Потом, соскочив с разнузданной лошади, которая, позвякивая удилами, принималась рвать траву, Мишка либо садился на гребне канавы и строгал палочку, либо, закатав выше колена портки, заходил в пруд и из парной воды вытаскивал луковицы камыша и камышовые корни, черные и длинные, как змеи; луковички были кисленькие и хрустящие, а корни - мучнистые и сладкие. Если их много съесть, сильно начинал болеть живот.
Никита на весь день уходил за пруд к Мишке Коряшонку и обучался у него верховой езде.
Влезать в седло было нетрудно: старый сивый, в гречку, мерин стоял смирно, лишь подбивал себя в брюхо задней ногой, отгоняя слепня. Но, усевшись, взяв поводья и пустив сивого рысью, Никита начинал валиться то на правый бок, то на левый. Когда же сивый, пройдя шагов тридцать, сразу останавливался и опускал в траву губастую морду, Никита судорожно вцеплялся в переднюю луку, а иногда и скатывался через шею под ноги сивому, к чему тот относился спокойно. Мишка говорил:
- Ты не робей, падать не больно, шею только втягивай и руками избави тебя бог за землю хвататься,- вались кубарем. Вот я тебе покажу, как без седла, без узды - вскочил и лети.
Мишка побежал к неезженным еще трехлеткам и, протянув руку, начал их звать:
- Хлеба, хлеба, хлеба...
К нему подошла хлебница, тонконогая балованная кобыла Звезда, караковая в яблоках, наставила ушки и бархатными губами искала хлеба. Мишка стал чесать ей шею. Звезда закивала строгой головкой - было приятно, и чтобы доставить Мишке удовольствие, тоже стала хватать его зубами за плечо.
Мишка огладил ее, провел ладонью вдоль атласной спины,- Звезда тревожно переступила,- он схватился за холку и вспрыгнул на нее. Удивленная, разгневанная, Звезда шарахнулась вбок, замотала головой, взбрыкнула, присела, взвилась на дыбы и во весь мах поскакала вдоль табуна.
Мишка сидел на ней, как клещ. Тогда она на всем скаку остановилась и поддала задом, Мишка клубком покатился в траву Вернулся он к Никите прихрамывая, вытирая с исцарапанной щеки кровь.
- Прямо в хворост скинула проклятая кобылешка,- сказал он,- а ты так не можешь, в тебе жиру много.
Никита промолчал. Подумал: "Голову сломаю, научусь ездить лучше Мишки".
За обедом он рассказал про Звезду, матушка разволновалась.
- Слышишь,- сказала она,- я тебя прошу даже близко не подходить к неезженным лошадям,- и она с мольбой взглянула на Василия Никитьевича.Вася, поддержи хоть ты меня... Кончится тем, что он сломает себе руки и ноги...
- Вот и отлично,- сказал на это Василий Никитьевич,- запрети ему ездить верхом, запрети ходить пешком,- тоже ведь может нос разбить,- посади его в банку, обложи ватой, отправь в музей...
- Я так и знала,- ответила матушка,- я знала, что этим летом мне ни часу не будет покоя...
- Саша, пойми, что мальчику десять лет.
- Ах, все равно...
- Прости, пожалуйста, я вовсе не хочу, чтобы из него вышел какой-нибудь несчастный Слюнтяй Макаронович.
- Да, но это не значит, что ему нужно немедленно же дарить Клопика.
- Во-первых, на Клопике может ездить грудной ребенок.
- Он кованый.
- Нет, я его велел расковать.
- Ах, в таком случае делайте все, что хотите, садитесь на бешеных лошадей, ломайте себе головы,- у матушки налились слезами глаза, она быстро встала из-за стола и ушла в спальню.
Василий Никитьевич шибко разгладил бороду на две стороны, швырнул салфетку и пошел к матушке. Аркадий Иванович, все время сидевший так, точно этот разговор его не касался, взглянул на Никиту, поправит очки и проговорил шепотом:
- Да, брат, плохо твое дело.
- Аркадий Иванович, скажите маме, что я не буду падать... Честное слово, что я...
- Терпение, выдержка и твердость характера,- Аркадий Иванович ловко поймал муху, упорно норовившую сесть ему на нос,- эти три качества важны также для умения хорошо ездить верхом...
В спальне в это время шел крупный разговор. Голос отца гудел: "В ею возрасте мальчишки совершенно самостоятельны..." - "Где, где они самостоятельны?" - отчаянным голосом спрашивала матушка... "В Америке они самостоятельны..." - "Это неправда..." - "А я тебе говорю, что в Америке десятилетний мальчишка так же самостоятелен, как я, например".- "Боже мой, но мы не в Америке..."
Целую неделю продолжались разговоры о самостоятельности. Матушка уже сдавалась и с грустью поглядывала на Никиту, как на подлежащего на слом, нанялась только, что сохранит он хоть голову.
Никита за эту неделю старательно учился за прудом верховой езде,Мишка его одобрял и показал лихацкую штуку - прыгать на лошадь с разбегу, сзади, как в чехарду.
- Она тебя сроду брыкнуть не успеет, брыкнет, а ты уже у ней на холке.
Наконец за утренним чаем, на балконе, где вьющиеся по бечевкам настурции бросали движущиеся тени на скатерть, на тарелки, на лица, матушка подозвала Никиту, поставила его перед собой и сказала печальным голосом:
- Ты знаешь, тебе уже десять лет и ты должен быть самостоятелен, в твои годы другие мальчики вполне, вполне...- У нее дрогнул голос, она чуть-чуть нахмурилась в сторону отца.- Словом, папа прав, что ты уже не ребенок.- Василий Никитьевич, опустив глаза, барабанил пальцами по краю стола.- Завтра мы собираемся в гости к Чембулатовой, и ты, если хочешь, можешь поехать верхом на Клопике... Я только прошу, прошу тебя..
- Мамочка, честное, понимаешь, расчестное слово, со мной ничего не случится,- и Никита целовал матушку в глаза, в щеки, в подбородок, в пахнущие ягодами руки.
Назавтра, после раннего обеда, Василий Никитьевич велел Никите взять седло - английское, из серой замши, подаренное на рождество,- и говорил, шагая по траве к конюшням:
- Ты должен выучиться чистить лошадь, взнуздывать, седлать -и после езды - вываживать... Лошадь должна быть в холе, в чистоте, тогда ты хороший кавалерист.
В раскрытом настежь каретнике закладывали тройку в коляску. Кучер Сергей Иванович, в безрукавке, в малиновых рукавах, но в простом картузе,шапочку с перьями он надевал, только садясь на козлы,- выправлял на пристяжной шлею и ругал помогавшего ему Артема:
- Куда ты ей под грудь ремень суешь, невежа! Ведь эта упряжь выездная. Оставь супонь, не касайся. Тебе кота запрягать в лукошко.
- Я безлошадный.
- То-то за тебя и девки не идут, что ты -невежа. Подай мне новые вожжи.
Коренник Лорд Байрон, растянутый на ремне в широких дверях, грыз удила, топал по деревянному полу и не больно хватал зубами за плечо Сергея Ивановича, выправлявшего ему челку из-под наборной узды. В каретнике пахло кожей, здоровым конским потом и голубями. Когда тройка была заложена, Сергей Иванович с улыбочкой обратился к Никите:
- Сами желаете седлать?
Клопика вывели из конюшни. Никита с волнением оглядел его.
Клопик был рыжий, хорошо вычищенный, курбатенький, плотный меринок, в чулках, с темным густым хвостом и темной же гривой. Большая челка закрывала ему глаза, и он поматывал головой, весело поглядывая из-за волос. Вдоль спины у него шел черный ремешок.
- Конь добрый,- сказал Сергей Иванович и поднес ему ведро с водой. Клопик выпил и поднял морду - вода текла у него с серых губ.
Никита взял узду и, как его учили, завел удила сбоку в рот и взнуздал. Клопик похватал зубами железо. Никита наложил потник, серую с вензелем попону, поверх нее -седло и стал затягивать подпруги,- дело было нелегкое.
- Надувается,- сказал Сергей Иванович,- хитрое животное, брюхо надувает,- и он шлепнул ладонью Клопику по животу; мерин выдохнул воздух, Никита затянул подпруги.
Подошел Василий Никитьевич и начал командовать:
- В левую руку поводья, заходи спереди лошади, с левого плеча. Садись. Бери ее в шенкеля. Не запускай ноги в стремя, не подворачивай носки.
Никита сел, дрожащей ногой нашел правое ускользавшее стремя, тронул, и Клопик рысью пошел прямо в конюшню.
Василий Никитьевич закричал:
- Стой! стой! Работай правым поводом, разиня!.. В конюшне, в холодке, Клопик остановился. Никита,
горячий от стыда, соскочил, взял его за повод и повел к выходу, шепча хитрому меринку:
- Свинья, настоящая свинья, дурак несчастный!.. Клопик весело кивал челкой. Сергей Иванович сказал, подходя:
- Садитесь, я его проведу. Меринишка какой хитрящий. Не хотится ему работать, а хотится в холодке стоять.
Наконец Клопика обуздали, и Никита гарцевал на нем собачьим галопом вдоль скотных дворов.
