Звезды смотрят вниз - Арчибальд Джозеф Кронин
– Ну и что же? – пробормотал он наконец. – Разве это не… разве так не должно быть всегда?
Артур слегка покраснел:
– Да, конечно, папа. Но в наши дни это не так-то легко!
– В наши дни! – Брови, теперь седые, сердито задергались. – Наши дни, ха-ха! Что ты понимаешь! Я потратил годы, многие годы… но я выжидаю… О да, я выжидаю…
Артур с нерешительной улыбкой глядел на распростертую фигуру отца:
– Я просто думал, что тебе интересно это узнать, отец.
– Ты глуп. Я знаю, знаю заранее все, что бы ты ни сказал. Да, да, смейся… смейся, как дурак. Но запомни мои слова… на руднике не будет порядка, пока я не вернусь туда.
– Да, папа, – сказал Артур, желая его успокоить. – Ты должен поскорее поправиться и вернуться на шахту.
Он еще минуту пробыл в комнате, затем, извинившись, весело пошел в столовую пить чай.
Несколько дней он был очень весел – с удовольствием ел, с удовольствием работал, с удовольствием отдыхал. Он вдруг с удивлением констатировал, что за последнее время у него было очень мало досуга: вот уже много месяцев, как он душой и телом ушел в работу на «Нептуне». Теперь же можно было вечером и отдохнуть, и почитать, вместо того чтобы сидеть согнувшись в кресле и усиленно размышлять, где бы достать заказы. Он написал Хильде и Грэйс. Он чувствовал себя возрожденным, полным новых сил.
Все шло гладко до утра 16 февраля, когда он с ощущением покоя и благополучия сошел к завтраку и раскрыл газету. Как когда-то его отец, он по утрам завтракал один и с аппетитом принялся за еду. Как вдруг внимание его привлек заголовок в отделе сообщений, на средней странице. Парализованный ужасом, он не отводил глаз от этого заголовка, – отложил ложку и прочел весь столбец. Он забыл о завтраке, бросил салфетку, отодвинул стул и кинулся в переднюю к телефону. Схватив трубку, вызвал Проберта из Объединения угольных копей. Проберт был также и видным членом правления Северного общества горнопромышленников.
– Мистер Проберт… – начал он, заикаясь. – Вы читали сегодня «Таймс»? Правительство собирается снять нас с контроля… тридцать первого марта! Это говорил король в своей речи. Они хотят немедленно ввести новый закон.
Донесся голос Проберта:
– Да, я читал, Артур. Да, да, знаю… Это будет гораздо скорее, чем мы…
– Тридцать первого марта, – с отчаянием перебил Артур. – Через месяц! Это что-то невероятное! Ведь нас заверили, что контроль не будет снят до августа!
Голос Проберта отвечал спокойно и плавно:
– Я не менее вас поражен, Артур. Да, попали мы в переделку! Это как гром с ясного неба.
– Мне необходимо вас повидать! – закричал Артур. – Я должен сейчас же с вами переговорить, мистер Проберт. Еду прямо к вам.
Не дожидаясь возможного отрицательного ответа, Артур повесил трубку. Накинув пальто, он побежал к гаражу и выехал в двухместном легковом автомобиле, заменившем большой «салон». Как бешеный мчался он к Проберту в Хедлингтон, проехал четыре мили вверх по набережной и через семь минут был на месте. Его сразу же провели в комнату, где в глубоком кожаном кресле, у пылающего камина, сидел с газетой на коленях Проберт, куря после завтрака сигару. То была очаровательная картина: теплая, устланная толстыми коврами комната, осанистый, упитанный старик, благоухающий крепкими ароматами кофе и гаванской сигары, урвавший минутку для отдыха перед дневными трудами.
– Мистер Проберт, – выпалил Артур сразу, – не могут они этого сделать!
Эдгар Проберт встал и с приветливой серьезностью взял Артура за руку.
– Меня это точно так же волнует, как и вас, дорогой мой мальчик, – сказал он, все не выпуская руки гостя. – Клянусь душой, я очень озабочен!
Проберт был высокий, величавый старик лет шестидесяти пяти, с гривой совершенно белых волос и очень черными бровями, – внешность, внушающая доверие, и он умел этим пользоваться самым выгодным образом. Он был членом Северного общества горнопромышленников, колоссально богат, окружен всеобщим уважением и щедро жертвовал на местные благотворительные учреждения, которые печатали в газетах списки жертвователей. Каждую зиму его портрет, благородная львиная голова, появлялся на плакатах, приглашающих жертвовать на тайнкаслскую больницу общества «Чудаков», а под портретом было напечатано крупными буквами: «Мистер Эдгар Проберт, столь щедро поддерживающий наше дело, просит вас последовать его примеру». В течение тридцати лет он не переставал выжимать соки из своих рабочих. Это был совершенно очаровательный старый негодяй.
– Присядьте, Артур, дружок, – сказал он, слегка помахивая сигарой.
Но Артур был слишком взволнован, чтобы сидеть спокойно.
– Что это все означает, хотел бы я знать? – воскликнул он. – Я совершенно потерял голову.
– Боюсь, что это означает неприятности, – отвечал Проберт, вытянув ноги на ковре и рассеянно глядя в потолок.
– Но почему это делается?
– Видите ли, Артур, – проворковал Проберт, – правительство берет большую долю наших прибылей, но не желает делить с нами убытки. Попросту говоря, они хотят от нас отмежеваться вовремя, пока положение не ухудшилось. Но, если пошло на откровенность, я об этом нисколько не жалею. Скажу вам строго между нами: я имею частные сведения из Вестминстера. Пора нам навести у себя порядок! С самого начала войны между нами и рабочими назревал конфликт. Мы должны окопаться, действовать все как один и начать борьбу.
– Борьбу?
Проберт утвердительно закивал головой, окружив себя ароматными волнами табачного дыма. У него был такой благородный вид, – он походил на «Серебряного Короля» и вместе на доктора Бернардо, но был симпатичнее их обоих.
– Я предложу всем снизить заработную плату на сорок процентов.
– Сорок процентов! – ахнул Артур. – Да ведь это ниже довоенных ставок. Рабочие ни за что не согласятся. Ни за что на свете! Они будут бастовать.
– А мы не дадим им возможности бастовать. – В словах Проберта – никакой враждебности, все то же кроткое равнодушие: – Если они сразу не образумятся, мы устроим локаут.
– Локаут! – повторил, как эхо, Артур. – Но это – разорение!
Проберт, все так же спокойно улыбаясь, отвел глаза от потолка и покровительственно посмотрел на Артура:
– Я полагаю, что у большинства из нас за годы войны отложен кое-какой запасец на черный день. Вот мы им и продержимся, пока рабочие не одумаются. Да, да, придется поклевать свой запасец.
– «Запасец»!
Артур подумал о капитале,
