Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури
3
Тим рассказывал, что работает в Фолконбридже, во второй по величине в этом городе компании, добывающей никелевую руду; другая — ИНКО — начала добычу никеля в Садбери уже в прошлом столетии, когда при строительстве железной дороги в Коппер-Клиф, пробиваясь сквозь скалы, случайно обнаружили месторождения никеля. Тим утверждал, что ИНКО — самая большая в мире никелевая компания. Я сказал, что на этом материке все самое большое в мире. Он стал доказывать, что «Биг Никель»[63] действительно колоссальная компания. Я вспомнил, что Тимо пытается продать ей машины, и Тим сказал, что финские скалобурильные установки пользуются в Канаде хорошей репутацией, в частности, и в Фолконбридже, поскольку они технически превосходят все другие.
Он и сам работал на такой установке под землей, добывал никелевую руду на глубине двух миль, где температура была больше ста градусов по Фаренгейту и летом и зимой, так что всю смену приходилось работать, обливаясь потом. На первых рудниках тут добыча велась открытым способом, и в них рудокопы потели только летом, зимой же морозы в этих местах бывали такими сильными, что ртуть замерзала, и в такой холод не очень-то вспотеешь, как ни вкалывай. Тим считал, что добывать руду под землей — занятие не из почтенных, но другой работы в настоящее время в городе не было, да и у него не было другой профессии. И в какой бы ты город ни уехал, будешь делать там на шахте то же самое, опять же — добыча никеля — дело более безопасное, чем добыча урана, о радиоактивности которого добывающие компании не давали своим рабочим точных сведений; Тим рассказал о знакомых финских парнях, работавших в свое время в урановых рудниках в Эллиот-Лейке и облучившихся там, но это сказалось через столько лет, что компания своей вины не признала.
Мы сидели в сауне, в предбаннике, Тим объяснял мне, как устроен выложенный им самим камин, хвалился дымоходом и замечательной тягой в нем и особенно выложенным сбоку от камина отделением для дров, благодаря которому поленья были всегда сухие, а мусора от них в комнате не было, хвалил и перекупленный у отца, когда тот переезжал в Хемлоу, большой холодильник, вещь пятидесятых годов, тогда их еще делали прочными, надежными и еще похожими на бытовые устройства.
В предбанник пришел десятилетний мальчик, и Тим сказал, что это его сын, и попросил мальчика представиться. Мальчик сказал, что его зовут Гастоном. Тим объяснил, что имя выбирала жена, она происходила из французской семьи. Я некоторое время примерял это имя к фамилии: Гастон Хакала. Тим сказал, что с женой ему сильно повезло, и спросил про мое семейное положение. Я рассказал.
Гастон явился звать нас к столу, и мы пошли в столовую. Жена Тима принесла еду из кухни, села с нами за стол и командовала сыном по-французски и по-английски. Ели рыбу, которую, по словам Тима, он сам изловил в конце недели. Это был большой таймень, тушенный в сливках, приятный на вкус. Я спросил, на какую снасть тут берут тайменя. Тим рассказал, посмеиваясь, что во всей провинции только профессиональные рыбаки имеют право пользоваться сетями, остальные могут ловить лишь на удочку и спиннинг, но лов сетями настолько в крови у здешних финнов еще с тех времен, когда их предки жили на своей старой родине, что многие и здесь подавливают сетями. Эту рыбу, сказал Тим, и он поймал сетями, хотя и знал, что может быть наказан штрафом и конфискацией сетей. Он сказал, что здесь необитаемые районы настолько велики, а полиция, занимающаяся браконьерами, столь малочисленна, что проворный мужчина всегда успеет забросить сеть и проверить ее; он не ставит сети в озеро на целый день и всегда внимательно прислушивается, ибо полицейские летают на гидропланах над самой поверхностью воды и над самыми верхушками деревьев и, бывает, внезапно сажают свою машину как раз на то озеро, где рыбачит финн. Тим перевел свой рассказ и жене, она тоже засмеялась. Тим сказал, что совершить небольшое нарушение, как, например, браконьерский лов рыбы, даже полезно для человека, и уговаривал меня остаться хотя бы до понедельника, чтобы он мог свозить меня побраконьерствовать на озере, к тому же он попросил бы финских парней приготовить для нас на рыбалку самогона, поскольку и такое нарушение тоже делает жизнь человека интереснее. Я сказал, что никогда не рыбачил, Тим уверял, что этому я научусь сразу.
Мы пили за едой пиво, а после еды — кофе. Тим сказал, что теперь нам надо поехать встретиться с другими финнами, которым он немедленно должен показать нового родственника. Я спросил, собирается ли Тим ехать в так называемый «Финский холл», но он сказал, что те финны, которым он собирается показать родственника, сидят совсем в других местах, а не в холле. Там собираются только по большим праздникам, или на танцы, или на спектакли. Сам он американский финн третьего поколения, и его деятельность холлов не интересовала. Я спросил, отправляемся ли мы в кабак. Он подтвердил. Поговорив с женой на кухне, Тим вернулся в гостиную и сказал, что они договорились о моем переезде к ним на те дни, пока я поживу в Садбери. Я возразил. Тим настаивал — его близкий родственник не должен ночевать в дорогом мотеле, дом у него большой и почти пустой, всего три человека занимают двести с лишним квадратных метров — три тысячи футов, часть из них могу прекрасно занять на несколько дней и я. Сильно сопротивляться я не стал.
Поехали в мотель, я забрал свои вещи и расплатился. Тим положил чемодан в багажник, мы полюбовались во дворе мотеля вечером, и заходом солнца, и длинными полосами легких облаков, уходившими за край неба. Тим считал, что небо сейчас выглядит так, как в старых добрых вестернах пятидесятых годов, где Джои Уэйн странствовал верхом по необжитым землям. Тим спросил, может ли финское телевидение показывать американские кинофильмы, — сам-то он видел их бесчисленное множество.
По дороге из мотеля Тим
