До встречи в феврале - Эллисон Майклс
– Дай ей немного времени. – Похлопала мама по руке. – Она остынет и всё у вас наладится.
В её план просочился значительный изъян. Он был несбыточным и недостижимым. По шкале вероятности прощение Эммы затесалось куда-то между розовым дождём, чёрной радугой и моим назначением на президентский пост.
– Откуда ты можешь знать?
– Просто знаю. Я ведь знала, что рано или поздно вы будете вместе, ещё до вас самих.
– Но как?
Мама добродушно засмеялась, глядя на меня, как в детстве. С ноткой теплоты и снисходительности, точно ей известны все премудрости жизни, а мне и за годы их не познать.
– Вы так смотрели друг на друга! – Объясняла мама, заглядывая в свои воспоминания. – А сколько милых вещей вы сделали, чтобы сделать другого хоть на крупицу счастливее. А ваши эти разговоры по сети. – Мама хмыкнула, осуждая нас за любовь к современным технологиям. Сама же она не могла разобраться с электронной почтой, не говоря уже о «Ватсапе» или «Скайпе». Это те премудрости, которые за годы не познать ей. – Ну кто станет полночи болтать с незнакомцем, если не испытывает никакой симпатии? Только вы сами, глупые дети, не могли этого понять. А я знала, мой мальчик…
Постаревшая ладонь задрожала на моей щеке, когда мама приложила руку к моему вспыхнувшему от смущения лицу. Говорить с мамой о сердечных делах!
– Знала, что однажды ты встретишь ту самую девушку, которую сможешь полюбить.
– Да, только я всё испортил.
– Нет ничего непоправимого.
– Её сердце разбито. Снова.
– Но его ещё можно склеить.
– Но я не знаю как. Она не хочет ни видеть, ни слышать меня.
– Ты найдёшь способ.
Джейсон
В пятницу офис всегда заряжается особой атмосферой расслабленности и предвкушения выходных. Более вальяжные позы, более медленные движения, более громкие шутки. Фигуры моей креативной группы растекались по стульям, как порции пива и виски, которые они надеялись заливать в себя вечером. Рубашки расстегнулись на лишнюю пуговку, ведь их тела уже мечтали оказаться в свободных футболках или вовсе без них на берегу океана или у бассейна в каком-нибудь баре на Лонг-Бич.
Но сегодня что-то неладное творилось в «Прайм-Тайм». Еле осязаемый приступ паники охватил столики моих подопечных. Головы попрятались за перегородками и даже особо любопытные носы не высунулись наружу, чтобы поприветствовать своего, пусть и временного, но начальника. Слышались только щелчки мыши и глухие кнопки клавиатур. В таком перенапряжении зажигались и гасли заряженные частицы.
Я подошёл к столу Моны, чтобы разузнать, какой бес заглянул в это место до меня, хотя мог бы и не спрашивать. Секретарша с кем-то увлечённо болтала по телефону и не могла ответить мне напрямую, поэтому накарябала записочку на клочке бумажки и подняла перед собой, попутно махая второй рукой в сторону кабинета Дирка.
Босс вызывает. Немедленно.
Мог бы сразу догадаться. Единственный бес в «Прайм-Тайм» сидел в отдельном кабинете за громадным столом из деревянного массива и сам походил на дерево, вернее, на безмозглое полено. Моя четырёхдневная отлучка и пропуск важной встречи с представителями «Хэлси Натс» раззадорили Дирка и подарили лишний повод меня ненавидеть. Наслаждаясь жизнью в постели с Эммой, я отослал Колину, самому мозговитому из отдела, все данные по презентации энергетических батончиков, чтобы тот выступил за меня и хоть на время спас наше положение.
Но только вчера, купив уже третий по счёту телефон за месяц и восстановив сим-карту, я узнал, что встреча прошла не очень хорошо. Вернее провалилась, как нога в открытый люк, и пока что мы все застряли на проезжей части. В любой момент встречная фура «Дирк Бёртон» могла снести нас и расплющить по асфальту.
На моих подчинённых он уже отыгрался, вот они и не рады даже дышать в этом офисе, не говоря уже о надвигающихся выходных. Теперь настала моя очередь. У самой двери я вновь глянул на Мону, а она подняла ещё одну записку.
Удачи!
Однако лицо её оставалось совершенно бесстрастным, словно всем здесь всё равно, наорут на меня, уволят или скормят львам в зоопарке. То, что мы работали под одной крышей, над одним делом, не сближало нас, не делало из нас приятелей. В Берлингтоне всё было иначе, и я уже заскучал по доброте своих земляков.
Дирк орал на меня двадцать минут, разложив по полочкам все мои признаки некомпетентного руководителя, вставил красочную речь о моём непрофессионализме и негодных навыках рекламщика, а напоследок плюнул личной неприязнью, думая, что ещё мало поизмывался над моей гордостью.
– Ты мне не нравишься, Кларк. – Прогромыхал он уже тише, когда выпустил весь пар и мог с преспокойной совестью усесться обратно на стул. – Сразу не понравился. И я бы с радостью послал тебя назад в твой Бернадон…
– Берлингтон…
– Да мне чхать. – Огрызнулся Дирк. – Но у руководства возникнут вопросы. Мне нужна более веская причина для увольнения. И я страсть как хочу найти её. Так что продолжай в том же духе. Ещё разок свали с работы без официального разрешения, и ты окажешься на улице быстрее, чем я закончу смеяться. И твой идиот Колин облажался по полной с этими батончиками. Исправь всё до вторника. Свободен.
За весь приём на ковре у босса я сказал всего три слова, так что у меня даже не было шанса отстоять свою честь. Вопли Дирка Бёртона наверняка долетели до какой-нибудь космической станции возле Луны, но офисный планктон уж точно слышал всё до последнего звука – Дирк позаботился о том, чтобы растоптать меня если не на глазах, то на ушах всей компании. Макушки креативщиков высовывались из-за мониторов, глаза лазерами прожигали во мне дыры, как в сыре. Мона вскочила на каблуки, когда я шествовал мимо её стола к своему аквариуму, но я только поднял ладонь, как бы говоря: «Без комментариев».
Стул с ортопедической подушкой, которую забыла моя беременная предшественница, –единственный, кто с заботой погладил меня по спине. Мне бы печалиться о судьбе в компании или искать новые идеи для рекламы «Хэлси Натс», но всё, что меня заботило: я двадцать часов как не в Берлингтоне, и Эмма слишком далеко от меня. Проверил телефон. Ни звонка, ни привета. Ещё один человек, которому теперь плевать на меня.
Ты найдёшь способ.
Ошибаешься, дорогая мама. Никакими способами не получить прощение женщины, которую ты обманул. Но я ведь обманул даже не одну, а целых две. И раз одна