Несовершенства - Эми Мейерсон
— Едете наверх? — спрашивает входящий в лифт мужчина.
Бек качает головой и выскакивает в вестибюль. Выходя на Восемнадцатую улицу, она кивает швейцару, который подозрительно смотрит на нее, а может, ей просто так кажется. Бек ощущает чувство вины и понимает, что оно вызвано не тем, что она сделала, а тем, что только собирается сделать.
Встретившись с родственниками на кладбище, она не станет рассказывать им про брошь. Дело не в деньгах. Брошь была тайной Хелен, и, оставив ее Бек, она передала эту тайну по наследству внучке.
— Это называется клеймо мастера, вроде подписи ювелира. Правда, мне оно неизвестно, а значит, это не большой ювелирный дом. — Виктор поворачивает брошь лицевой стороной и обводит пальцем лепестки. — Такой тип pavé[2] был распространен в пятидесятые. Я бы сказал, что вещица сделана в пятьдесят четвертом или пятьдесят пятом году. — Он проводит пальцем по большому желто-зеленому камню посередине, который Бек уже называет про себя хризолитом, и широко улыбается. — А вот это очень интересно. Учитывая период, здесь должна быть бриллиантовая огранка, но камень огранен двойной розой, а такой способ обработки вышел из моды в начале тысяча девятисотых годов. В середине века о нем уже не слышали. — Он сдерживает смех, и его лицо молодеет еще больше.
Четыре
Дебора и сама не верит, что опоздала. Ее внутренние часы явно отстают примерно на десять минут от времени на телефоне, но как можно опоздать на похороны собственной матери?
Когда она бегом взлетает по засыпанному снегом склону холма к могиле, выражения лиц ее детей говорят о том, что их ничуть не удивляет материнская безалаберность.
Женщина-раввин замолкает, увидев тяжело дышащую Дебору, и продолжает читать псалмы на иврите. Хотя для Деборы это сплошная абракадабра, мягкий ритмичный голос успокаивает ее. Конечно же, Хелен потребовала раввина женского пола. Она никогда не посещала врачей и парикмахеров — мужчин. Если бы можно было найти женщину-могильщика, она бы предпочла привлечь к похоронам и ее тоже.
— Ты опоздала, — шипит Бек, не отрывая глаз от раввина.
— Я заблудилась.
— Как можно заблудиться в Бала-Кинвуд? — раздраженно шепчет Бек.
— Ведите себя прилично, — говорит Эшли матери и сестре, хотя, кроме раввина, здесь посторонних нет.
Хелен особо оговорила в завещании, что на похоронах должны присутствовать только члены семьи. Дебора знает, что других родственников, кроме Миллеров, у матери не было. О судьбе родителей и брата Хелен ей известно только, что они погибли во время холокоста. В детстве Дебора слышала бесконечные истории о бабушке Флоре, которая водила Хелен в кино, ее брате Мартине и отце Лейбе, который катался с ней на колесе обозрения, но об их смерти Хелен никогда не рассказывала. А семью своего отца Дебора и вовсе не знает. Он погиб в Корее, когда ей было два года. Были у него родные или нет, Хелен с ними тоже никогда не встречалась. Во всяком случае, так она говорила дочери.
Дебора гладит кристалл в кармане пальто, пытаясь сосредоточиться, пока раввин читает кадиш. Несмотря на то, что это место находится в нескольких километрах от ее родного дома, она действительно заблудилась. Откуда ей было знать, что есть два кладбища Лорел-Хилл? Однако, слушая рабби, Дебора в глубине души понимает, что опоздала все-таки намеренно, чтобы избежать неловкой церемонии воссоединения с детьми.
Дебора так и пышет маниакальной энергией, и Бек отодвигается от матери подальше. Надо же, просто подошла к младшей дочери и встала рядом с ней, словно они союзники. Между тем то, что Бек живет ближе всех к Деборе, не делает их близкими людьми. Они разговаривают, дай бог, раз в месяц, обычно о Хелен. Бек может пересчитать по пальцам одной руки встречи с матерью за последний год. Она продолжает потихоньку отступать от Деборы, но еще чуть-чуть, и она окажется плечом к плечу с Джейком, а с ним она тоже не хочет иметь ничего общего.
Пока Джейк слушает рабби, ледяной ветер хлещет его по лицу. Интересно, в Филадельфии всегда так холодно в марте? Он уже давно живет на Западном побережье, и у него даже нет приличного зимнего пальто, а потому он стоит на краю могилы, запахнув полы джинсовой куртки и сложив руки на груди. Глаза чешутся после бессонной ночи в самолете. Он прилетел в половине седьмого утра и взял такси до Эджхилл-роуд — хотел в последний раз посмотреть на дом как на жилище Хелен. Там почти ничего не изменилось, словно можно было, как в детстве, проскакать по дорожке к крыльцу, распахнуть дверь и увидеть Хелен в широких шерстяных брюках, потягивающую на диване бренди. Джейк посидел на ступенях, чувствуя, как утреннее тепло просачивается сквозь морозный холод. Снова встретиться с Бек, с Деборой будет труднее, чем он предполагал.
На кладбище он явился первым, и, к счастью, следующей приехала Эшли. Он обнял сестру и спросил:
— Мы можем что-то сделать с домом?
— Например? — Эшли выглядела хронически усталой, даже кожа стала землистого оттенка.
— Нельзя отдавать его Деборе.
— Почему?
— Из-за всего, чего мы по ее милости нахлебались.
— Уж сколько лет прошло.
Эшли прожила на Эджхилл-роуд всего год. Ее не было в доме, когда недельное присутствие Деборы сменялось многомесячным отсутствием, и она не видела, как это повлияло на Бек. А вот Джейку пришлось наблюдать превращение когда-то жизнерадостной младшей сестры в замкнутую, скрытную и обидчивую особу.
— Теперь это просто старый дом.
— Ты же понимаешь, что она при первой же возможности его продаст, — сказал Джейк, подступаясь к вопросу с другой стороны.
— Но если он достанется кому-то из нас, мы поступим точно так же. — И Эшли в своей вечной манере спросила его: — Тебе нужны деньги?
Прежде чем он успел ответить, что дело не в деньгах, с заднего сиденья синего седана вылезла Бек. Она направилась к родным с таким видом, словно обдумывала возможность развернуться и снова прыгнуть в такси.
Бек сердечно обнялась с Эшли, как полагается сестрам, и, поколебавшись, обняла и Джейка тоже. Он попытался прижать ее к себе крепче и задержать подольше, но она почти сразу же отстранилась.
Когда Джейк поднял вопрос о доме в разговоре с Бек, она рассеянно блуждала глазами вокруг, намеренно не глядя на брата.
— Оставь это, — предупредила она.
Он не понял,
