Забытое слово - Оксана Николаевна Виноградова
Собака сидела и внимательно слушала меня.
– Иди домой, собачка. Иди, пожалуйста. И спасибо тебе, что спасла меня. Спасибо.
Я хотела даже погладить ее, но не рискнула, а только чмокнула губами и помахала рукой.
– Спокойной ночи, собачка.
Она поднялась, не отрывая от меня взгляда, вильнула хвостом и медленно, словно сомневаясь в чем-то, пошла прочь. Я подождала, когда она скрылась из виду, и вошла в подъезд. Совесть мучила меня.
На итоговом экзамене после 10-го класса Варя сообщила мне потрясающую новость: с одним из последних наших кавалеров у нее вышла интимная близость. Подробности, как я ее ни просила, уточнять не стала, сказала только, что сегодня у нее свидание и на него она пойдет одна. Я немножко обиделась.
Экзамен Варя не сдала, к пересдаче ее не допустили, и через несколько дней она была исключена из школы. Ее дальнейшая судьба никого не интересовала.
Скоро начались каникулы. Медленно я обретала не ахти какой, но все же какой-то дар речи при общении с противоположным полом. Научилась флиртовать: потягивать пиво, элегантно держа в руке сигарету, и задумчиво вглядываться в даль, загадочно улыбаясь. Мне стало казаться, что я произвожу впечатление. Мальчики стали говорить комплименты. Однако свободно я разговаривала, как это ни странно, только с теми, кто мне не нравился: с ними я забывала про свои комплексы. Отношения, основанные на взаимной симпатии, были редкостью.
Одно из них было связано с Юрой. Этот мальчик мне понравился, и я впервые в жизни поцеловалась с ним. Он пригласил меня к себе на день рождения. Естественно, я согласилась. В гостях у него я так волновалась, что выпила три стопки водки. При этом, сидя за столом, я была абсолютно трезвая, но стоило мне встать, как все завертелось.
– Пойдем в мою комнату, – предложил Юра.
– Пойдем, – ответила я и пошла.
Когда мы уединились, я уселась в кресло, а Юра включил «Скорпов» и задернул шторы. Потом, двигаясь в такт романтической музыке, он приблизился ко мне, чтобы поцеловать.
И тут меня вырвало!
Дальше я все помню смутно. Меня умывали в ванной, поили водой и таблетками… но я была так отравлена, что не могла взять в дрожащие руки стеклянную банку с водой: уронила и разбила ее.
Юра как мог утешал меня и проводил как ни в чем не бывало домой. По дороге я плакалась ему в жилетку на свою мать. Глупая, неужели ему это было интересно! Наши отношения на этом закончились.
Таким образом, вольно и невольно я берегла честь девичью.
Со временем по части «классно выглядеть» я догнала Варю, хоть она и одевалась гораздо лучше меня: ее матери на заводе «по бартеру» выдавали зарплату китайскими шмотками, в то время как моей давали тушенку и консервы. Кроме того, Варя, выгнанная из школы, устроилась на работу по специальности «намотчица катушек». В чем эта работа заключалась, я толком не знала, но Варя получала столько же денег, сколько ее мать, проработавшая у станка 20 лет. Подруга сделала «химию», прикупила косметики и колготок и стала курить тонкие сигареты с ментолом.
Я немножко завидовала ей, мучилась своим зависимым положением и каялась, что не бросила школу после восьми лет обучения.
Впрочем, в августе 91-го мне показалось, что жизнь изменится и, возможно, произойдут удивительные события. 19 августа по телевизору объявили о том, что Горбачев неважно себя чувствует и что вся полнота власти переходит в руки созданного комитета – ГКЧП. По слухам, в Москве поднялось восстание: по улицам ездили танки, а мирные жители пытались остановить их своими телами. Утром 21-го сообщили, что в Москве кто-то погиб в массовых беспорядках. Потом показали Ельцина на танке. А потом все затихло и объявили, что был случайный П-У-Т-Ч и что теперь «в Багдаде все спокойно». Помню, я даже расстроилась, так как мне очень не хотелось идти в школу в одиннадцатый класс.
Вернувшийся с Фороса Горбачев вскоре снял с себя полномочия и попросил перед всеми прощения. Его место занял Борис Николаевич Ельцин. Занял не как обычно, а в ходе выборов. Я в них не участвовала по малолетству, но, думаю, выбрали Ельцина потому, что был красив и воинственен.
И я пошла в одиннадцатый класс.
Последний учебный год начался с классного часа. На нем тех, кто еще был не в курсе, просветили в сексуальном плане: рассказали страшилку, случившуюся в одной из школ Севера. Какая-то ученица в тех краях заразила сифилисом целый поселок. Наша директор школы негодовала и призывала нас соответствовать высшему нравственно-этическому уровню, а также иметь в виду, что СПИД не спит! Показали на макете, как надо пользоваться презервативом.
На школьном информационном стенде, где раньше красовался огромный плакат о вреде религии, который запоздало сняли и после которого «святое место» долго пустовало, повесили новый плакат «СПИД – чума ХХ века!». Все поняли, что нельзя быть наркоманом, гомосексуалистом и проституткой.
А я поняла, что меня это не касается. Я – обычная школьница, ищущая приключений по вечерам, плохо выполняющая домашние задания и прогуливающая уроки. Не со зла, а потому что вставать после гулянья тяжело. Это я когда-то в первых классах с радостью вставала под гимн «Союз нерушимый республик свободных…», а нынче меня трижды стаскивал с постели папа (мама уходила на работу раньше) и, не добившись результата, уходил на кухню, врубив радио на полную мощность. И радио вещало: «…Говорить об обострении ситуации в Грузии больше не приходится, ведь ситуация может обостряться лишь до определенного предела, за которым следуют чрезвычайные меры. А где такие меры – там раненые, где раненые – там убитые, а где убитые – там война». Тут снова приходил папа и выливал на меня ковшик воды.
Приходилось вставать.
Не помню, как я училась в 11-м классе, и до сих пор недоумеваю, почему меня не выгнали за прогулы. Меня настолько ничего не интересовало, что я как-то упустила из виду, что СССР перестал существовать, а появилось новое государство – СНГ. Так как возникло оно накануне нового, 1992 года, то и расшифровывали его соответственно: «С Новым годом!»
Страну трясло. После того как в областном центре доведенная до крайности учительница, не в силах прокормить троих детей, бросилась под
