Жизнь номер один - Олег Липовецкий
Как и подобает настоящему творцу, я потерял счет времени, поэтому крики папы и брата с улицы стали для меня полной неожиданностью. Естественно, что когда моя семья проснулась и не обнаружила дома младшего наследника, мужская ее часть отправилась на поиски пропавшего. Услышав зов предков, я решил, что сейчас самое время сделать брату приятное, и, с трудом подняв теперь уже совершенно новый велосипед, вышел из подвала на поверхность планеты.
Увидев меня и велосипед, папа и брат оцепенели. Трудно передать на бумаге то, что предстало их взору, но я попытаюсь.
Во-первых, зеленая при свете свечи краска на самом деле оказалась ярко-салатовой, знаете, таким цветом раньше красили туалеты.
Во-вторых, вследствие того, что краски я не жалел, по всему велосипеду образовалась своеобразная бахрома из застывших салатовых соплей.
В-третьих, я сам, да и моя одежда были тоже практически полностью перекрашены в салатовый цвет.
Радостно улыбаясь, я подкатил велосипед к брату и с сияющими глазами произнес простую искреннюю, заранее придуманную фразу: «Это тебе!» В ответ я услышал одно слово. И это было не «спасибо»… Какое – не скажу. Неудобно. Для меня как для художника это был настоящий провал…
Вообще, двенадцать лет были для меня возрастом неудач и кризиса. Я взрослел, толстел и все больше ощущал свою физическую неполноценность. Мои сверстники начинали дружить с девчонками, дрались, играли в футбол, а я играл на пианино, гулял с Бимкой и вздыхал по своей однокласснице Танечке Сапожниковой. Я шел по двору с нотной папкой в музыкальную школу, а мои сверстники в это время играли в войнушку деревянными винтовками, заряженными пульками из алюминиевой проволоки. Я хотел вместе с ними скакать по сараям и взрывать бомбочки из серебрянки; я хотел быть правой рукой Зорро, а вместо этого сидел за пианино, разучивая «левую руку» великого Баха или гениального Моцарта. И, в конце концов, я стал делать то, что я хотел. Я отправлялся в музыкальную школу, но уже в подъезде превращался в простого пацана – прятал нотную папку за радиатор отопления и вытаскивал оттуда деревянную винтовку. Попросту говоря, я прогуливал занятия, а потом приходил в «музыкалку» и говорил, что болел. Поначалу мне, как лучшему ученику и надежде школы, верили, но в конце концов все вышло наружу.
Ох какие скандалы были дома. Папа и мама, естественно, не могли допустить, чтобы их гениальный маленький пианист бросил занятия музыкой, когда до окончания музыкальной школы оставалось всего полтора года. Они по очереди провожали меня до дверей класса, уговаривали, объясняли, ругали – не помогало ничего. Я уже закусил удила. Как вы догадываетесь, к этому времени мой характер уже был достаточно закален в постоянной борьбе с Димой Титоренко, и терпения у меня было – хоть отбавляй. Короче, я был упрямым как баран. Не помогли даже уговоры Три А. Я бросил музыкальную школу Идиот и тупица. Сейчас я это понимаю. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы тогда я послушал взрослых? Может, я стал бы настоящим большим пианистом?..
Теперь уже поздно об этом думать. Я бросил школу. После полугодовой борьбы у родителей опустились руки, и я стал свободным человеком. Мне не надо было четыре раза в неделю ходить по городу с нотной папкой и каждый день просиживать по два-три часа за фортепьяно. Что я приобрел взамен? Массу свободного времени, которое проводил, ползая по сараям, ловя в болоте маленьких рыб «колюх», воруя в кулинарии пирожные и пытаясь догнать и перегнать в хулиганстве своих ровесников. Догнать никого не получилось. И в переносном, и в прямом смысле. А вот меня догоняли все. Например, когда мы подсматривали за голыми тетеньками в бане и нас видел сторож, все убегали, а меня ловили. Когда тырили пирожные из окна кулинарии, все успевали спрятаться и сожрать пирожные, пока я врал тетенькам-кондитершам, что я хороший мальчик, здесь просто гуляю и вообще ни при чем. И примерами такими я мог бы исписать десятки страниц.
Но самым большим стрессом в том богатом на разочарование году был другой случай.
Я уговорил папу взять меня с собой на охоту на глухаря. А вы знаете правило охоты на глухаря? Когда глухарь токует, он почти не слышит, и можно подойти к нему очень-очень близко. Но когда он замолкает, охотник должен замереть и не издавать ни малейшего шума. Так вот, папа, я и еще двое охотников – папиных приятелей пробирались к токовищу мелкими перебежками, периодически замирая в самых неудобных позах. Глухари были где-то совсем рядом… Кто же первый увидит птицу в густой хвое? Кому достанется первая добыча – нам с папой или чужим дяденькам? И вот, когда все охотники замерли в последний, видимо, перед выстрелом раз, а глухарь перестал токовать и внимательно прислушивался к окружающей лесной тишине, я, неожиданно даже для самого себя, от волнения громко пукнул. Понял ли глухарь, что обязан мне жизнью, я не знаю. Знаю только, что они все тут же улетели… Да и не до глухарей мне тогда было. Видимо, вид мой был настолько жалким, что папа просто посмотрел на меня грустным взглядом и сказал:
«Домой поехали». На ближайшие два года охотничий сезон для меня был закрыт. Но не это главное… Главное, что я тогда разочаровал папу.
В общем, жизнь подкидывала мне один комплекс за другим, ну а я безуспешно пытался найти выход из этого кошмарного лабиринта. Но где-то в моей взрослеющей голове уже зарождалась мысль, которую в свое время так четко сформулировал Александр Македонский: «Если узел нельзя развязать, его надо разрубить».
Глава 7
Подвиг
Очередное лето принесло в наш северный край долгожданные каникулы, удивительно желтые одуванчики, пронзительно синее небо и купание в Ладоге, нагретой щедрым солнцем градусов аж до девятнадцати. А еще новые приключения и первое осознанное чувство к девушке…
Но все по порядку.
Отработав на пришкольном участке
