Владимир Хлумов - Мастер дымных колец
Евгений ничего не понимал и, чтобы хоть как-то отреагировать на слова хозяина, прочел вслух надпись на космологическом звездолете: "Е.П".
- Вам не интересно? - вдруг спросил Илья Ильич.
- Честно говоря, я плохо в этом разбираюсь, - смущенно промямлил Евгений.
- А зачем же вы ко мне на кружок ходите? - искренне удивился Илья Ильич.
- Меня взволновала ваша идея с оживлением человечества.
- О нет, это не моя идея, это...
- Да, да, я знаю, - опередил Шнитке. - Но вы так увлеченно рассказывали о будущем царстве, что я испугался.
- Испугались? - удивился Илья Ильич. - Но почему?
- Я не знаю, я, п-право... - Шнитке смущенно потупил взор.
- Ну говорите, говорите, - подбодрил, словно ученика, Илья Ильич.
Евгений как-то криво улыбнулся и решил все же объяснить:
- Не знаю. Я и раньше слышал об этой идее, но не придавал значения. А когда увидел и услышал вас, я испугался. - Шнитке опять замолчал.
- Ну же, ну же, - не выдержал Илья Ильич.
- Я испугался, я подумал: вот человек, который так верит, что готов всю свою жизнь положить. Значит, подумал я, либо эта идея легковесная и никогда не осуществится, и тогда вы, Илья Ильич, просто сумасшедший, - в этот момент Пригожин начал улыбаться. - И мне вдруг стало жалко вас, до того жалко, что я подумал: раз он обманывается и зря верит и надеется, а я знаю, что зря, и молчу, значит, я его обманываю. То есть получается, что я как бы хожу и посмеиваюсь над вами вместо того, чтобы прямо объяснить.
Илья Ильич рассмеялся.
- Ах, ха-ха, я сумасшедший! Соня, Соня, слышишь? - он громко позвал дочь. - Иди сюда, послушай, что он говорит!
Появилась Соня и Илья Ильич подошел, взял ее за руку.
- Ты еще не знаешь, что у тебя отец сумасшедший? - еле удерживаясь от смеха, говорил отец. - Сонечка, он просто чудо, он пожалел меня. Представляешь, он сказал, что раз я верю в будущее царство оживленных людей, то я несомненно сумасшедший. Но послушай, это еще полбеды, меня каждый сумасшедшим считает, - Соня, он мучается, что я зря свою жизнь живу, и ему неудобно за меня и жалко. Соня, да он добрая душа, слышишь?
Соня не понимала, радоваться ей или нет, а отец тем временем продолжал восторгаться гостем.
- Да вы знаете, Евгений Викторович, что меня вся Застава за сумасшедшего принимает, кроме нескольких детей, конечно, но ведь никто в глаза ни разу не сказал...
- Папа, - перебила Соня, - ты преувеличиваешь, тебя очень любят и ценят в школе...
- Подожди, подожди, Сонечка. Он чудо, настоящее чудо. Ну, спасибо, пожалели старика, - безо всякой обиды в голосе говорил Илья Ильич. - Нет, какова откровенность! Не смущайтесь, Евгений, мне все это очень по душе. Значит, вы ко мне на кружок из жалости ходили, чтобы поддержать старика?
- Нет, не только, - спохватился Евгений.
- Но вы ведь не верите в оживление, а завоевание космических пространств вас не волнует, ведь так?
- Нет, я же не договорил. Я, когда услышал от вас про оживление, подумал: либо вы с-сумасшедший, либо и вправду когда-нибудь что-нибудь подобное произойдет. Но если т-так, если в д-далеком будущем всемогущие люди соберут мои блуждающие атомы, как вы выражаетесь, в колбу и вырастят меня заново гидропонным методом, то что же я буду там делать?
- Как что? - удивился Илья Ильич. - Жить будете, дорогой мой Евгений Викторович, жить будете, и я буду жить, и Соня, и все-все люди вместе снова будут жить!
- Все люди? - переспросил Евгений. - Но ведь э-э-это ужасно!
- Что же в этом плохого? - спросила Соня.
Евгений уж собрался было объяснить, но потом вдруг передумал и лишь промямлил:
- Впрочем, м-может быть.
Возможно, он имел некоторые соображения против загробной жизни, но стеснялся их высказать прямо. Надо сказать, что теперь, и это заметила Соня, он заикался гораздо меньше, чем в начале их знакомства. По-видимому, Евгений все больше и больше обживался на Северной Заставе. Движимый какой-то собственной идеей, он здесь нашел не только подходящие условия существования, но и личный идеал женского сердца.
Соня, чувствуя нежелание Евгения вступать в прямые дискуссии с Ильей Ильичем, решила прервать беседу и пригласила всех к столу.
- Сегодня необыкновенное явление произошло, - сказал Евгений, пытаясь оборвать неловкое молчание, установившееся в начале ужина.
- Явление? Необычное? - удивилась Соня.
Она прекрасно знала, что на Северной Заставе уже лет сто никто не наблюдал никаких необычных явлений.
- Да, над овощной базой, - подтвердил Евгений.
- Над овощной? - теперь встрепенулся Илья Ильич. - Какая еще база?
Надо сказать, что сам Илья Ильич видел - стройка за рекой мало похожа на строительство космодрома, уж слишком близко к городу располагался непонятный объект. Но все же он надеялся на что-либо в этом роде и совершенно не мог согласиться с глупой идеей овощной базы. Правда, безусые солдатики из строительного батальона, которые уплывали на самодельных плотах в самоволку на левый берег, изрядно подвыпивши, рассказывали своим подругам, что именно здесь, под Северной Заставой, будет храниться стратегический запас государственного зерна.
- П-право, извините, - Евгений вспомнил рассказы Сони о гипотезе отца. - Люди так называют стройку за рекой.
- Папа, ну подожди, пусть Евгений расскажет.
- Да, над этой самой стройкой произошел птичий переполох, - продолжил Евгений. - С-сейчас я по порядку. Как раз обед кончился, я стал счета сортировать и вдруг замечаю - в комнате потемнело, будто кто-то взял да и накинул черный платок на сберегательную кассу. М-мне страшно стало, заведующей нет, я один, дверь открыта, и темнота кромешная. Знаете, резко так потемнело, летом так бывает, туча наползет внезапно, а потом как громыхнет. Я к окну, смотрю, а над головой низко-низко, чуть не задевая крышу, летят - главное, совершенно молча - тысячи ворон. Одной стаей, в одну сторону, одним черным крылом. Я еще подумал: что они, с ума с-сошли, в стаи собираться? На юг, что ли, подались? Выбежал на улицу, а туче этой конца не видно, точно одно крыло черное летит. Но насчет края невидимого это я соврал, это от страха мне показалось вначале. Я, знаете ли, очень боюсь ворон. - Евгений смутился.
Илья Ильич слушал сгорая от нетерпения.
- Наконец я увидел, куда стремится воронья туча. Полетела стая на правый берег, закружила словно торнадо вокруг мачты. Будто какая-то, не слышная мне музыка управляет каждой особью, и каждая особь вычерчивает в пространстве зигзаг. Тысячи траекторий, тысячи летящих организмов, и все вместе - ровный, неизменный во времени вихрь. - Евгений говорил так, будто сейчас, здесь, над столом, покрытым вязаной скатертью, он видит то, что поразило его днем. - Ну, а п-потом заведующая пришла. Только вечером, когда шел с работы, я заметил, красные огни на мачте мерцают, будто что-то их время от времени закрывает. Может быть, и сейчас кружат?
Илья Ильич тут же сорвался с места, забежал в кабинет, взял подзорную трубу и полез на чердак, откуда в вечернем тумане обнаружил, что какие-то летающие и явно непрозрачные предметы время от времени мелькают в поле зрения, затмевая на мгновения красные сигнальные огни таинственного сооружения. Илья Ильич обрадовался. Таково было свойство его души, всякий жизненный факт он подчинял своему делу. Вернувшись в Сонину комнату, он не сел сразу за стол, а подошел к их свадебному с Еленой Андреевной портрету, посмотрел в него, шевеля губами, потом повернулся к молодым людям и радостно объявил:
- Летают, черти!
- Ну и что? - возмутилась Соня.
- Как что? Да ведь это же признак!
- Признак чего? - Ей показалось, что папа со своим космодромом выглядит сейчас слишком глупо, и она решила его осадить.
- Сонечка, ну как ты не понимаешь, человечество не может вечно жить в колыбели!
- Да причем здесь колыбель? Говорят же тебе - зернохранилище. Зерно рассыпали, понимаешь, вот птицы и слетелись. А много так потому, что время голодное, осень.
- Да, осень для животных очень голодное время, - подтвердил Евгений. - Все, что выросло по полям да по долам съестного, люди соберут и попрячут по амбарам, вот птицы и голодают.
В присутствии постороннего человека, коим пока что был Шнитке, Илья Ильич не желал так просто сдавать своих позиций. Он уже собрался развернуть перед молодыми людьми весь фронт потаенных аргументов в защиту космического взгляда на вороний съезд, как вдруг в доме что-то громко ухнуло, резко и глухо, а затем весело зазвенело и так же быстро, как началось, затихло. Пригожины оцепенели, а Евгений выронил вилку из рук. Несколько мгновений, пока длилась пугающая пауза, казалось, что где-то рядом с их домом перевернулась машина, груженная пустой стеклотарой. Но когда из-за стены послышался леденящий душу всякого неосведомленного человека женский крик, Илья Ильич облегченно вздохнул.
- Фу ты, каналья, напугал. Опять сосед буйствует. Ну, слава богу, я уже бог знает что подумал. Ну-ну, - успокоил Илья Ильич Евгения, - ничего страшного, это наш сосед Афанасьич буянит.
