Алексей Писемский - Ваал
Мирович (сгоревший при этом рассказе приятеля со стыда и беря его потом за руку). Благодарю тебя, добрый друг, но, право, мне совестно... Зачем и для чего ты это сделал? Наконец, где ты взял денег, и какие у тебя могут быть лишние две тысячи целковых?
Куницын (наивно). Деньги эти у меня, брат, бургмейеровские. Помнишь, он обещался меня поблагодарить, если слова мои оправдаются; а сегодня поутру вдруг подают мне пакет, с виду ничего особенного не обещающий; распечатываю его... Вижу: деньги!.. Пересчитал - две тысячи рублей и коротенькая записочка, что это от господина Бургмейера, - кратко, деликатно и благородно!
Мирович (почти в ужасе отступая от приятеля). И ты мой долг заплатил бургмейеровскими деньгами?.. Послушай, Куницын, у тебя действительно, видно, нет в голове никакого различия между честным и бесчестным. Как тебе самому-то не совестно было принять эти деньги от Бургмейера, потому что ты этим теперь явно показал, что продал ему любившую тебя женщину, и ты еще платишь этими деньгами за меня, любовника жены Бургмейера. Понимаешь ли ты, какое тут сплетение всевозможных гадостей и мерзостей? Наконец, ты меня ставишь в совершенно безвыходное положение. Я должен теперь бежать кланяться всем в ноги, чтобы мне дали две тысячи рублей, которые я мог бы швырнуть господину Бургмейеру назад! Но кто ж мне поверит такую сумму? Это жестоко, бесчеловечно с твоей стороны, Куницын! Если ты сам не понимаешь, так спросил бы прежде меня: нельзя же честью другого так распоряжаться.
Куницын (совершенно опешенный и почесывая голову). Да, это так! Теперь я сам вижу, что тут есть маленькая неловкость. А вначале мне казалось, что я приятное для тебя делаю: все-таки человека не посадят в тюрьму!
Мирович. Что ж такое в тюрьму? Меня не за преступление посадили бы в тюрьму, и в этом случае гораздо бы меньше было уязвлено мое самолюбие, чем теперь.
Куницын (почти сквозь слезы). Понимаю я!.. Извини, брат! Ей-богу, я не ожидал, что так тебя огорчу этим. Но погоди!.. Это поправить можно. На днях у меня еще получка будет, только по совершенно уже частному делу: свое последнее именьишко жеганул побоку - не хочу быть проприетером, и от меня бы ведь ты, конечно, принял деньги, чтобы заплатить там какому-нибудь дьяволу долг твой, иначе я рассорился бы с тобой навек. Ergo*: как только я получу эти деньги, немедля же отправлю к господину Бургмейеру его две тысячи целковых и напишу ему: "Merci, я бабьим мясом не торгую!" - и ты тогда, выходит, мне уж должен будешь.
______________
* Следовательно (лат.).
Мирович (снова растроганный). Благодарю... Я в дружбе твоей, конечно, никогда не сомневался, но только на средства являть эту дружбу ты неразборчив.
Куницын. Что делать, братец, очень уж я нанюхался роз-то российских. Там-сям нюхнешь мошенников-то, смотришь, и сам сбрендил!.. Кто это точно стучится?.. (Прислушиваясь.) Так и есть... (Поет.) "Отперите, отперите!" как пела у нас Рехт. (Мировичу.) Отворить, что ли?
Мирович. Отвори.
Куницын (отворяя дверь и с удивлением на лице). Господин Бургмейер.
Мирович (тоже восклицая). Бургмейер!
ЯВЛЕНИЕ VIII
Входит Бургмейер.
Бургмейер (с потупленной головой и не обращаясь, собственно, ни к кому). Могу я видеть Клеопатру Сергеевну?
Мирович (гордо встряхивая пред ним своими кудрями). Нет-с, не можете.
Бургмейер. Она сама прислала ко мне свою женщину и просила меня, чтоб я к ней приехал.
Мирович (вспыхивая в лице). Клеопатра Сергеевна присылала к вам?
Бургмейер. Да, вот ее записка... Тут вышло некоторое недоразумение: я велел управляющему своему скупить одно ваше обязательство с тем, чтоб уничтожить его; а он не понял меня и подал это обязательство ко взысканию.
Мирович (смеясь ему в лицо). Какой, однако, у вас непонятливый управляющий! Зачем же вы держите его?
Бургмейер (потупляясь). Я уже отказал ему и теперь, собственно, приехал затем, чтоб уничтожить это его распоряжение.
Мирович. Напрасно в этом случае беспокоились: взыскание это уже оплачено.
Бургмейер (еще более смутившись). Очень жаль, что не поспел поправить этой ошибки... Но я все-таки просил бы позволения видеть Клеопатру Сергеевну, потому что я и о другом еще желаю с ней переговорить.
Мирович. Клеопатра Сергеевна больна и, вероятно, не примет вас.
Бургмейер. Но она ж сейчас сама писала мне записку.
Мирович. Когда писала, то была здорова, а теперь сделалась больна.
Бургмейер. Муж, полагаю, и больную даже жену свою, лежащую в постели, может видеть.
Мирович. Муж?.. Да!.. Но вы, кажется, немножко утратили это право. Вы забыли, что я вам за эту женщину спас ваши миллионы и приплатил еще к тому более, чем собственной кровью, приплатил моей честью; а потому я вас не считаю мужем Клеопатры Сергеевны.
Бургмейер. Вы можете считать или не считать меня мужем, но закон еще пока не лишает меня этого права.
Мирович. А, да, вот что-с! Вы на закон думаете опираться? В таком случае убирайтесь, откуда пришли, и приходите сюда с полицией, а иначе я вас в подворотню мою заглянуть не пущу.
Бургмейер (подняв, наконец, голову). Вячеслав Михайлыч, видит бог, я пришел к вам не ссориться, а хоть сколько-нибудь улучшить участь моей бедной жены. Я отовсюду слышу, что она очень расстроила свое здоровье, а между тем по средствам своим не может пригласить к себе доктора; у ней нет даже сухого, теплого угла и приличной диетической пищи; помочь мне ей в этом случае, я думаю, никто в мире не может запретить.
Мирович. Да-с, никто, кроме самой Клеопатры Сергеевны.
Бургмейер. Но и она, я надеюсь, не воспретит мне этого.
Мирович. Если не воспретит, - это ее дело, но я лично не желаю быть передатчиком ей ваших благодеяний, а тем более разделять их с ней.
Бургмейер. Об вас и об вашем положении я знаю, что никакого права не имею ни думать, ни заботиться.
Мирович. То-то, к несчастью, вы очень заботитесь и думаете обо мне: вы были так добры, что приискали даже мне место в компании "Беллы", чтобы спровадить таким образом меня в Америку. Управляющий ваш по ошибке хлопочет засадить меня в тюрьму и устроить там мне бесплатное помещение; на это я вам, милостивый государь, скажу, что порядочные люди подобных подлых путей не избирают, и если возвращают себе жен, так пулей или шпагой.
Бургмейер. Я слишком стар и слишком явно для меня, что я тут проиграю, чтобы прибегать мне к подобным средствам.
Мирович (засмеясь). Вы, я думаю, давно уже для всяких благородных средств были стары!.. Давно... с детства даже...
Бургмейер (вспыхнув, наконец). Господин Мирович!
Мирович. Что Мирович?.. Обижайтесь!.. Оскорбляйтесь! Я с открытым забралом и без щита готов принять ваш вызов.
ЯВЛЕНИЕ IX
Входит Клеопатра Сергеевна.
Клеопатра Сергеевна (прямо обращаясь к Бургмейеру и протягивая ему руку). Здравствуйте, Бургмейер, благодарю вас, что вы приехали ко мне. Извините, что я долго заставила вас ожидать себя.
Мирович (едва сдерживаемым голосом говорит Клеопатре Сергеевне). Болезнь ваша, значит, кончилась уже?
Клеопатра Сергеевна (скороговоркой). Кончилась... (Снова обращаясь к Бургмейеру.) Я бы прежде всего просила вас, Александр Григорьич, заплатить две тысячи долгу по взысканию на нас.
Бургмейер. Но они, я слышал, заплачены уже.
Клеопатра Сергеевна (с удивлением). Кто ж их заплатил?
Куницын (краснея в лице, робко взглядывая на Мировича и не решаясь, говорить ли ему или нет). Я-с это.
Бургмейер (обрадованный этим признанием и берясь за свой бумажник). Если вы, то позвольте мне сейчас же заплатить их вам.
Куницын (останавливая его). Атанде-с немного! У нас, и кроме этого, есть еще с вами счеты; мы поговорим потом.
Клеопатра Сергеевна. Отчего же, Куницын, вы не хотите взять ваши деньги?
Куницын (опять краснея). Сделайте милость, прошу вас, извольте заниматься вашим разговором и не беспокойтесь обо мне.
Бургмейер (опять относясь к Клеопатре Сергеевне и очень нерешительным голосом). Вы, кроме этого долга, Клеопатра Сергеевна, не имеете ли еще в чем нужды?
Клеопатра Сергеевна (перебивая его). Нет... что ж... Особенной нет. Но я желала бы, Александр Григорьич, попросить вас о гораздо большем: теперь я очень хорошо сама сознаю, сколько виновата перед вами. Я тогда... за одно неосторожное ваше слово... чувству моему, которое следовало бы задушить в себе... я позволила развиться до безумия, и безумием этим я погубила было того человека, которому больше всех на свете желала счастья. Дайте мне, Александр Григорьич, возможность поправить это, возьмите меня опять к себе не женой!.. Нет... зачем же это... Но я буду вашим другом... дочерью... сестрою... а Мировичу дайте еще лететь в жизнь: мы связываем ему только крылья.
Мирович (бледный, как мертвец, и потирая себе руки). Евгения Николаевна, видно, вполне справедливо мне говорила о вашем давнишнем намерении сойтись с вашим супругом!
Клеопатра Сергеевна (опять скороговоркой). Да, она все справедливо обо мне говорила... (Бургмейеру.) Вы берете меня?
