Нина Горланова - Сторожевые записки
В молитвенном зале уже был со сладкой добротой на лице Баграт Исаакович. На днях он устроил изобильный поминальный вечер по своей матери, чем вызвал всеобщую симпатию. Да и в лице его таилось нечто привлекательное и вкусное - в рельефах улыбки. А потому нечто вкусное, Миша, что Баграт носил тебе удивительные закуски на твое сторожевое место во время поминок.
Я, конечно, привык видеть Баграта каждый раз на утренней молитве, но ведь сегодня нет молитвы! Зачем же он пришел во вторник, да еще так рано? Наверное, не дала спать тоска по матери, вот и заглушает ее молитвой в одиночестве. Баграт Исаакович, не отрываясь от проговаривания священных слов, помаячил мне рукой и улыбкой, которая, кажется, значила: "У тебя впереди целые сутки сторожбы, ну, ничего, держись!"
Вдобавок еще и Хони приехал и снова начал вытягивать изо всех понимание его узорчатой натуры:
- Почему никто не заглядывает на мой сайт? Может, я гений!
- А потому, что не сказано: будьте гениальны, а сказано, чтоб возлюбили ближнего...
Тогда Хони мигом создал пьянящую атмосферу самобичевания: у него вислая задница, огромная голова и кривые ноги.
Я по принципу противопала тут же сказал ему:
- А у меня маленькая голова, полуслепые тусклые шары и походка, как у краба.
Хони забежал в читальный зал, швырнул за собой дверь - вот-вот случится что-то ужасное, но оттуда донеслись великолепная гитарная игра и шероховатый добрый голос:
Сказала певица весьма средних лет:
Внутри я девица, и возраста нет!
Знак вопроса когтит и ранит,
А восклицательный странен...
Робко вошла задохнувшаяся от подъема, рыхловатая женщина:
- Я русская, хочу поставить свечку за еврейскую сватью, которая умерла месяц назад.
Пока мы шли с ней до бухгалтерии, на меня пролилась история про командировку зятя и про его каменное упрямство: не хочет ехать в Израиль, а то бы вся родня с ним снялась...
Примерно через час возникла Раечка Сендерецкая в модной ярко-желтой одежде: все красивое обжимается ею, а некоторые исправления времени выгодно теряются в художественном беспорядке. Брюки широкие, как два паруса. А какие раньше открывались пронзительные ноги, просто режущие глаз! Да, у нее была редкая красота, но, если честно, без красоты Раечка еще лучше. Может быть, потому, что у юности всегда есть элемент агрессии.
- Я ведь вышла на пенсию, -- сказала она.
Слова о пенсии прозвучали для меня так, как если бы сказали: "Бабочка вышла на пенсию" или "Роза вышла на пенсию". Роза может завянуть, при этом она все равно остается трепетной, и слово "пенсия", пооколачивавшись вокруг нее, бессильно убредает.
- На полставки продолжаю, конечно, работать, но времени свободного стало больше. Хожу на могилы родителей. Знаете: там многое разбито, в еврейском углу кладбища! Я хочу собрать подписи против вандализма.
Как бывает во время таких процедур, у всех сразу пропали ручки. Рыская по своим сторожевым закопушкам, я громко говорил Раисе:
- Показали на конференции фильм об этом пермском кладбище - такое наглое безобразие! Когда видишь дыру в земле от выкорчеванного и куда-то увезенного памятника... Зачем это сделали?
- Как зачем? Еврейское золото искали, - сказала Дина Штерн.
- Если б золото искали, то памятник бы не увезли! Впрочем, если камень составной, ждали, что там замуровано (я прикинул, сколько человек нужно, чтобы поднять и унести полтонны - мое тотальное человеколюбие понесло тяжелое испытание). - За сутки кое-кого еще попрошу подписать, Раечка!
В общем, только двое отказались. Баграт сказал, что иностранец ни во что не может вмешиваться. Он был весь наполнен медной кровью и нес с собой содрогательную мощь, сразу выжегшую в нас желание спора.
Второй отказавшийся выразился так:
- Нужно меньше лезть с проблемами к стране обитания, уже вон и Солженицын написал "Двести лет вместе"! Это его право - не любить нас, но если такой громадный человек не может удержаться от поиска врага, то мы сами можем где-то гибко повести себя?
День между тем робко топтался вокруг нас: разрешите мне миноваться! Но пришла Белла Израилевна со своим хором пенсионеров "Хэсэда" петь. Ну они-то все подписали письмо в администрацию (против вандализма). Одна бодрая моложавица из хора вдруг сказала:
- У меня после смерти мужа был любовник - кандидат наук.
- Теперь очередь за доктором, - откликнулся я, но тут же спохватился: что ляпаю?
Но она поняла все, к счастью, позитивно: рассиялась, подробно рассказала, как он давал ей читать свои научные статьи и удивлялся, что она всё понимает.
- А я ведь в самом деле все понимала!
Все они прошли через молельный зал в комнату для занятий, и оттуда вскоре донеслись их веселые, поставленные, но все время как бы над обрывом голоса:
- Ханука, Ханука, Хаг яфэ коль ках... (Ханука, Ханука, какой прекрасный праздник).
Хор готовился сразу ко всем праздникам еврейского годового цикла. Когда они ушли, я почувствовал внезапно агрессивную усталость, которая, бывает, налетит. Уже не стал двухтомник запланированный читать, а выложил две книги: Евангелие и Тору.
- Что это у тебя Евангильён на иврите? - удивился, уходя, Баграт Исаакович.
Пришлось объяснить, что есть такая организация, которая хочет приобщить евреев к христианству, она и сделала этот перевод. Я иногда заглядываю, чтобы и освежить усталое сердце, и укрепить иврит.
- Все мы - дети Божии, - внушительно сказал он, уходя вниз и попирая лестницу ногами в волосатых сапогах.
Хая помахала ему рукой-колонной и засокрушалась: "Один только настоящий мужик приехал из Израиля, и тот уже обратно..." Вся синагога гудела слухами, что Хая не устояла и подарила Баграту ночь, такую же бесконечную, как она сама. И вот своей грустью сейчас она отнюдь ничего не опровергала.
- Хожу теперь в церковь Нового завета, - сказала она после задумчивости. - Только ты никому не говори! Там мужики хорошие - бросили пить, поют...
А что я сегодня Тору не проверил! Захожу в молельный зал, заглядываю в просвет между створками арон-кодэша - пусто. Ну, так, наверно, тут где-то она? На всякий случай раскрыл дверцы этого священного ковчега ключом... И тут неописуемо: какие судороги, удары молнией прошли через меня за эти доли секунды, когда я увидел, что там в самом деле пусто! Пошел в раввинскую вдруг ребе взял почитать и забыл. Но ничего там, конечно, не было...
Я разбудил Хони. Он стал бегать, стонать и плакать: "Что такое? Кому, кроме нас, нужна Тора?!" Он дышал "Боярским подворьем", поэтому спрятался, когда приехал директор синагоги.
Штерн появился со своим огромным псом. Оказывается, уже бездонная ночь, какие бывают в Перми (когда кажется, что она всегда стояла, а день какое-то слабое воспоминание или выдумка). Обычно с животными в синагогу не входят, но по ночам-то как людям передвигаться по Перми: чем-то нужно вооружиться, хотя бы громадным черным псом...
Борис походил по зданию в какой-то последней надежде, заглядывая в многочисленные укромные места, а потом все же вызвал милицию. Там сказали: дежурная группа выехала на другой берег Камы к трупу, подождите.
- У вас только и было самым главным - смотреть, на месте ли Тора, а вы и этого не сделали! - в сердцах сказал мне Штерн, перейдя на "вы" (плохой признак).
Когда через три часа появился сын Плаксина, мелькнула мысль: что он здесь делает?! Оказывается: работает в милиции. Я его не видел лет десять, но поскольку это копия моего друга в молодости да и фамилия его...С ним были двое: следователь-женщина и эксперт, который начал с того, что первым делом мгновенно заснул, упав в одно из кресел молельного зала. Стало ясно, что милиционеры не только в кино не спят сутками, но иногда и в жизни.
- Выдающийся по тяжести день - не только не вздремнули ни минуты, даже еще и не ели, - сказала нам женщина-следователь.
- Тогда, может, чаю? - предложил Штерн и сам тут же принес чайник "Тефаль", пакетики, сахар и сушки.
- Как выглядела эта Тара? - спросил Плаксин-младший.
- Тора. Такой свиток... с ручками, на деревянных стержнях...
- Когда в последний раз видели Тару?
- Тору. Вчера - уже позавчера. - Макс посмотрел на часы (его тоже вызвали). - Миш, ты помнишь: утром на пересменке вертелся этот грузинистый еврей, Баграт? Он до твоего появления еще несколько раз в туалет бегал. Я заходил туда сейчас посмотреть: заметил свинченную гайку в решетке.
- Все понятно: при тебе свинтил, а при мне Тору в окно спустил. Так вот почему утром так долго нельзя было попасть по настоятельной нужде! вскричал я.
- Его подозреваем? - безразлично-професионально спросил Плаксин-младший.
И все как с цепи сорвались - закричали: да-да! Так что эксперт даже проснулся, захрустел суставами и осведомился, где и что тут снимать. Его повели к пустому ковчегу, а потом в туалет, где Макс объяснял про гайки: "Было две, одна из них тяжелая - бронзовая. Я сам эти решетки помогал устанавливать".
