Константин Вагинов - Козлиная песнь
- Многим из нас мерещится прекрасный юноша, - произнес неизвестный поэт.
- Наконец-то я поймал вас. Все вы извращены, - раздался смех, - поэтому вас красивый мальчишка преследует.
Собутыльник неизвестного поэта повернул голову на бычьей шее, хлопнул круглой ладонью по коленку, улыбнулся полным лицом, поправил пенсне.
- Выпьем! - вскричал он. - Я только женщин люблю. Ни воображаемые, ни настоящие мальчишки меня не интересуют. А у женщин ручки-подушечки... Всю женщину я обсмаковать рад с макушки до пяточек.
- Вы, кажется, поэзией больше не занимаетесь? - спросил неизвестный поэт.
- Я теперь к одному издательству пристроился. Для детей программные сказки пишу, - ответил добродушный толстяк, поправляя пенсне. - Дураки за это деньги платят. Еще статейки в журналах под псевдонимом пописываю, - смакуя каждое слово, продолжал Асфоделиев. - Хвалю пролетлитературу, пишу, что ее расцвет не только будет, но уже есть. За это тоже деньги платят. Я теперь со всей пролетарской литературой на "ты", присяжным критиком считаюсь. Товарищ, еще бутылочку, - поймал он официанта за передник.
Тот лениво пошел за пивом.
- Вот бы сейчас на поплавок прокатиться... - умильно посмотрел в окно Асфоделиев.
Вышли.
Извозчик ехал шагом по Троицкой.
- Отчего вы критических статей не пишете? - спросил Асфоделиев. - Ведь это так легко.
- По глупости, - ответил неизвестный поэт, - и по лени. Я ленив, идейно ленив и принципиально непрактичен.
- Барские замашки, - усмехнулся Асфоделиев. - Барские замашки в наше время бросить надо. Да вы все идиоты какие-то! - рассердился он. - Воли у вас к жизни совсем нет. Не хотите постоять за современность, не хотите деньги получать.
Неизвестный поэт положил руки на аметист:
- Ничего вы, мой друг, не понимаете, ползающее вы животное.
- Это я ползаю! - раздражился Асфоделиев. - Это вы на мои деньги напиваетесь и чушь городите! Жестокий вы человек, как не стыдно вам ругать меня. Асфоделиев поднял плечи, стал вбирать воздух.
- Скука, пойду смотреть "Лебединое озеро". - Поднялся неизвестный поэт, быстро простился с Асфоделиевым, хотел спрыгнуть с подножки.
- Куда вы? - спросил Асфоделиев.
- В Академический театр оперы и балета, - ответил неизвестный поэт.
- Извозчик, к Мариинскому театру! - Поднялась туша в пенсне, снова села, обняла неизвестного поэта.
Извозчик направился по улице Росси.
- И я предан был стихам, - плакался Асфоделиев. - Я, может быть, более всех на свете люблю стихи, но нет во мне таланта. - Он прижал неизвестного поэта к груди. Помолчали.
- Не понимаете вы в моих стихах ничего, и никто ничего не понимает! усмехнулся неизвестный поэт.
- Что ж, вы нечто заумное? - удивился Асфоделиев.
- Заумье бывает разное, - ответил неизвестный поэт. - Я поведу вас как-нибудь к настоящим заумникам. Вы увидете, как они из-под колпачков слов новый смысл вытягивают.
- Это не те ли зеленые юноши в парчовых колпачках с кисточками, носящие странные фамилии? - удивился Асфоделиев.
- Поэзия - это особое занятие, - ответил неизвестный поэт. - Страшное зрелище и опасное, возьмешь несколько слов, необыкновенно сопоставишь и начнешь над ними ночь сидеть, другую, третью, все над сопоставленными словами думаешь. И замечаешь: протягивается рука смысла из-под одного слова и пожимает руку, появившуюся из-под другого слова, и третье слово руку подает, и поглощает тебя совершенно новый мир, раскрывающийся за словами
И еще долго говорил неизвестный поэт. Но извозчик уже подъезжал к Академическому театру. Неизвестный поэт выскочил из коляски, за ним поднялась туша в пенсне и расплатилась с извозчиком.
В кармане у неизвестного поэта были: куча недописанных стихотворений, необыкновенный карандаш в бархатном мешочке и монетка с головой Гелиоса, какая-то старинная книжка в пергаментном переплете, кусок пожелтевших брюссельских кружев.
В ложе, почти против сцены, сидел Кандалыкин с Наташей Голубец и с компанией. Неизвестный поэт надел очки и с достоинством поклонился, посмотрел направо: в одном ряду с ним сидел Ротиков, немного далее - Котиков, в первом ряду Тептелкин и философ с пушистыми усами.
"Сегодня весь наш синклит собрался, - подумал он, - профсоюзный день, все мы достали бесплатные билеты от наших почитателей и знакомых".
Оркестр лениво заиграл, лениво поднялся занавес, лениво прошел первый акт.
Глава XVIII ТЕПТЕЛКИНУ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЗА НИМ ГОНЯТСЯ ЕГО ДРУЗЬЯ
Уже деревья не сохранили ни одного листка. Уже луна покрывала ложным снегом известняковые, асфальтовые панели, мостовые из досок, из восьмиугольных и четырехугольных деревянных шашек, из круглых и продолговатых черно-серых камней. Уже свет ее превращал в эфирные - тяжелые двухсотлетние здания с колон нами, с портиками, с фронтонами, с фризами. Уже во мраке вечеров, под прикрепленными к вывескам желтыми лампочками магазинов, ласкаясь или ругаясь, проплывали приапические па ры, тройки и четверки по панели. Уже давно открылись зимние театры и дивертисментные театрики, и в клубах, и библиотеках, и школах привычно и неторопливо готовились к годовщине, уже полные и худые владельцы частных магазинов давно привыкли выставлять портреты вождей и украшать их посильно, уже торжество носило общенародный и непринужденный характер.
Но мои герои пытались по-прежнему у сидеть в высокой башне гуманизма и оттуда созерцать и понимать эпоху. Правда, они уже не чувствовали себя героями, правда, постепенно чувство долга превращалось у них в привычку, правда, уже давно кончились предвещания неизвестного поэта и уже Тептелкин все реже и все бесплоднее говорил о поддержке культуры. И фи лософ все реже говорил о философии и все громче о своей юности; он больше не писал книг, ведь им все равно не суждено было появиться.
Наконец, пошел настоящий снег белыми хлопьями.
Неизвестный поэт стоял с Костей Ротиковым во дворе строгановского особняка, смотрел на синий снег, слушал жужжание проводов, доносившееся с улицы.
- А, вот вы где, змеи! - ехидно прошипел Тептелкин, появляясь в воротах.
- Что с ним? - удивленно спросил Костя Ротиков, - на что он так разозлился? Тептелкин выскочил из-под ворот и побежал, длинный, худой, рысцой, отталкиваясь от перил, по набережной Мойки.
"Что со мной? - думал он. - Что со мной?"
И спиной почувствовал, что за ним бегут друзья и пританцовывают, и притоптывают, и ручками машут, и издеваются.
"Что со всеми нами?" - прослезился он и нос к носу столкнулся с Марьей Петровной Далма-товой. Мария Петровна шла в сиянии, в окружении снежных звезд, в Гостиный двор покупать туфельки. Тептелкин успокоился и пошел с ней в Гостиный двор туфельки выбирать.
- Идемте скорее, - заторопилась Муся, - скоро пять часов, скоро магазины закроют.
Гостиный двор был ярко освещен. Под аркадами из магазина в магазин Тептелкин за Марьей Петровной. Он видел высокую Петергофскую башню, видел себя, ждущего с цветами друзей. Как все было ясно тогда, как все было прекрасно! Какие мы были светлые!
Тру-ру, тру-ру.
- Ах, эти туфельки совсем не те, - стонала Марья Петровна.
Тру-ру, тру-ру, из магазина в магазин бегал за ней Тептелкин, как за звездой своей.
Отстал на секунду и видит: движется, шатается неизвестный поэт навстречу.
- Вы увидите, - поднял голову неизвестный поэт, - как живет лицо, создающее нас.
Глава XIX МЕЖДУСЛОВИЕ
Я проснулся в комнате, выходящей ротондой на улицу. Тихо здесь, только по вчерам черт знает что происходит. То вынырнет из темноты какой-нибудь философствующий управдом с багровым носом, то пробежит похожая на волка собака, влача за собой человека. То двое прохожих, с поднятыми воротниками, остановятся у фонаря и, шатаясь, друг у друга прикурят. То вдруг благой мат осветит окрестность. То человек заснет у лестницы на собственной блевотине, как на ковре. А какой город был, какой чистый, какой праздничный! Почти не было людей. Колонны одами взлетали к стадам облаков, везде пахло травой и мятой. Во дворах щипали траву козы, бегали кролики, пели петухи.
Глава XX ПОЯВЛЕНИЕ ФИГУРЫ
Вот я и закутался в китайский халат. Вот рассматриваю коллекцию безвкусицы. Вот держу палку с аметистом.
Как долго тянется время! Еще книжные лавки закрыты. Может быть, пока заняться нумизматикой или почитать трактат о связи опьянения с поэзией.
Завтра я приглашу моих героев на ужин. Я угощу их вином, зарытым в семнадцатом году мною во дворе под большой липой.
И снова я засыпаю, и во сне мне является неизвестный поэт, показывает на свою книжку, которую я держу в руках.
- Никто не подозревает, что эта книга возникла из сопоставления слов. Это не противоречит тому, что в детстве перед каждым художником нечто носится. Это основная антиномия (противоречие). Художнику нечто задано вне языка, но он, раскидывая слова и сопоставляя их, создает, а затем познает свою душу. Таким образом в юности моей, сопоставляя слова, я познал вселенную и целый мир возник для меня в языке и поднялся от языка. И оказалось, что этот поднявшийся от языка мир совпал удивительным образом с действительностью. Но пора, пора...
