Афаг Масуд - Свобода
Что же в их случае удивительного? Что он так запаниковал, занервничал, чуть не довел себя до сердечного приступа?.. Это просто совпадение. Они ровесники, примерно, одинаково смотрят на мир, у них близкие специальности, каждый день они ездят на одном и том же транспорте, по одному городу, по похожим проспектам и переулкам. И, в конце концов, это их одолевает старческий психоз...
Профессору стало досадно за то, что он так неуместно расчувствовался, за глупую искренность с больным. Откуда эта идиотская эмоциональность, противная чувствительность?..
Дома он разделся и, вешая пальто, мельком взглянул в зеркало. Потом, приблизившись, внимательней вгляделся в выражение глаз. Вроде бы все нормально, обычные спокойствие и усталость...
... Переобувшись, профессор прошел на кухню, зажег плиту, поставил чайник. Потом вдруг поднялся на табурет, снял со стенного шкафа коробку, высыпал из нее на стол высохших, как зачерствевший хлеб, истлевших насекомых и стал перебирать их, как рис.
После смерти жены профессор стал собирать и высушивать насекомых, которым до сих пор брезговал притрагиваться. Он выискивал в винограднике, обвивавшем со всех сторон балкон, бабочек, стрекоз, саранчу с переломанными крыльями, лапками, усиками. Приносил их в комнату, заботливо ухаживал за ними, а когда они высыхали, складывал в коробку.
Видно, думал профессор, он слишком долго ухаживал за больной женой и теперь никак не может отвыкнуть, поэтому теперь стал помогать даже насекомым.
... Он вытащил из ящика стола лупу, уселся за стол, включил лампу и долго разглядывал эти истлевшие тельца, поблекшие узоры на крыльях, точки глаз...
Тут он вспомнил, как около месяца назад стащил у дежурной медсестры эту лупу. Ну, как такое могло быть?!. Профессора от возмущения даже пот прошиб. Он бросил лупу в коробку с насекомыми.
... Тогда, помнится, профессор унес домой эту вещицу, не имеющую никакой ценности, оправдывая свой поступок тем, что лупа нужна ему для удовлетворения своих духовных потребностей, она поможет ему в изучении самых мельчайших творений природы. А девушке той лупа вообще ни к чему. Он понял это по тому, как она постоянно заталкивала лупу в глубь стола, заваленного документами, по запыленной крышке, свидетельствовавшей о том, что лупой не пользуются...
... Профессор снял очки и потер лицо...
... Это была заурядная мелкая кража... - подумал он. - Как же он тогда не подумал, что ворует?! У него и в мыслях этого не было... Выходит... Профессор прошелся по кухне, чтобы размять затекшие ноги, погрел руки над плитой... - выходит он, вторгаясь в мозг, сознание, жизнь больных, выискивая там с дотошностью археолога полученные ими когда-то и почему-либо травмы, залечивая эти больные участки, ничего не подозревал о состоянии собственного мозга, памяти, психики?!. Получается, что единственный, кто больше всех сейчас нуждается в его серьезном обследовании - это он сам... Болезненное увлечение сновидениями, перерастание его в жизненную необходимость, стремление уединиться от людей... Что все это могло значить?..
Если любовь к сновидениям - нормальное явление, почему тогда он старательно скрывал его от людей? - начиная волноваться, думал профессор. Почему, когда надоедливая соседка стучала к нему то за заваркой для чая, то за солью, он торопливо зажигал свет, выключал проигрыватель, прятал под подушку разбросанные по постели рукописи и лишь, разогнав сонное волшебство комнаты, открывал дверь?!. Значит, знал, что это не нормальное состояние, но не находил сил отказаться от этой дурной привычки, изо дня в день сводившей его с ума.
И вот, результат налицо... Он оказался в одинаковом положении с человеком, чья психика была откровенно нарушена, и, позабыв, кто он и где находится, готов был обсуждать с ним свои болезненные сновидения. Хорошо, что больной академик не поверил ему.
Если б кто-нибудь из персонала клиники услышал их разговор, обоих немедленно отправили бы на второй этаж, в отделение, где находятся страдающие тяжелой формой шизофрении. И тут профессор вспомнил замеченные им в последнее время умиротворенное лицо старого доктора, ненормальный смех медсестры. Видно, и он, как остальные, постепенно превращается в один материал с больными.
Он погасил огонь под чайником и вышел из кухни. Полумрак комнаты, ее пустота, неприбранная постель, чернеющие вдоль стен ряды книжных полок все это походило на ночные кошмары профессора...
Но, не поддаваясь охватившему его ужасу, профессор разделся и лег в постель. Мозг его был утомлен. Ему нужен был отдых. Надо заснуть, но спокойно, без сновидений. В ящике письменного стола он отыскал снотворное, проглотил таблетку и, снова кутаясь в одеяло, удивленно подумал, как же до сих пор ему не приходило в голову принимать эти таблетки, несущие спасение от кошмаров, успокаивающие зуд в мозгу, расширяющие сонную артерию и растворяющие в крови все ночные кошмары?!.
... Профессор чувствовал, как тяжелеют веки, и вдруг почему-то в его памяти всплыло лицо больного академика, вспомнилось, как, выходя из кабинета, академик задержал шаг, оглянулся и с ужасом на лице произнес: "серый берег серого моря... люди, которых сажают на серый корабль..."
И показалось профессору, что где-то он читал или видел картину, которую печальным голосом описывал академик...
Он долго перебирал в памяти фильмы, которые смотрел, места, где бывал, книги, которые читал, но безуспешно...
Странно...- думал профессор... - Казалось, место, описанное академиком, ему хорошо знакомо... Так, будто он сам бывал там...
***
... Шел дождь... Профессор опять стоял на остановке напротив больницы... В самой гуще толпы, сунув руки в карманы, беседовал с кем-то человек в серой куртке. И хотя профессор сразу понял, что это сон, он никак не мог успокоить дрожь в коленях. Снова, будто по угольям, он перешел на другую сторону улицы и, подобно арестованному, приговоренному к этому зрелищу, встал среди людей. И едва на повороте показался трамвай, профессор, стиснув зубы, твердо решил, что должен во что бы то ни стало схватить этого парня, вцепиться ему в ворот и заставить признаться, чего тот хочет, почему так мучает его...
... Краем глаза он бросил взгляд в сторону своего преследователя. Оттуда, где стоял профессор, видна была только треть лица незнакомца. Тот стоял, повернувшись к профессору широкой спиной, что-то тихо говорил, время от времени бросая быстрый взгляд в сторону профессора, тут же снова отворачивался и продолжал разговор.
... Чтобы скрыть страх, пробиравший его до костей, профессор поднял воротник пальто, закрывая дрожащий подбородок и, как будто, чтобы согреться, стал прохаживаться взад-вперед. А потом вдруг замер, охваченный ужасом: ему представилась ужасная картина очередных блужданий по темным переулкам вокруг дома - страшный маршрут, который ему еще предстоял.
Он должен сделать это любой ценой: взять себя в руки, подойти к этому широкоплечему болтуну, извиниться и выяснить это недоразумение...
... В эту минуту какая-то женщина, стоявшая в толпе, изо всех сил ударила ребенка, который, капризно хныча, дергал ее за подол. Ребенок упал в грязь и, громко заревев, забил ногами по земле.
... И тут странное спокойствие охватило профессора, он опустил воротник и твердыми шагами приблизился к незнакомцу. Тот стоял спиной к нему и говорил что-то тихое, неразборчивое...
... Как обратиться к нему?.. Ведь профессор даже имени его не знал? Сказать ему "парень", или "гражданин", а может быть, "сынок"?!. Нет, ни одно не подходит. Первое звучит слишком грубо, второе - официально, третье...
... Лучше осторожно прикоснуться к его спине, решил профессор. Тогда парень обернется, посмотрит на него... Но он представил, как парень медленно поворачивает к нему и ужас от мысли, что он увидит это таинственное лицо, лишил профессора сил, и рука, дрогнув, его упала подстреленной птицей...
А незнакомец, не обратив на профессора никакого внимания, сел со своим сутулым собеседником в трамвай и затерялся среди пассажиров.
... Кажется, это вовсе не он... - с бьющимся сердцем подумал профессор, - ведь тот обязательно дождался бы, пока он сядет в трамвай, а потом, незаметно проскользнув в заднюю дверь, вонзил бы жало своего взгляда в спину профессора.
... Войдя в вагон, профессор тайком огляделся, но, сколько ни искал, не смог разглядеть среди пассажиров незнакомца в серой куртке: место, где этот тип обычно сидел, теперь занимала та самая женщина с ребенком. Ребенок уже успокоился и, шмыгая носом, что-то уплетал, держа его в грязных руках...
... Странно, отчего-то никто по дороге не сошел, все пассажиры доехали до конечной остановки, где на круге профессор сошел, а переполненный трамвай поехал обратно...
... Сунув руки в карманы пальто, профессор торопливо зашагал безлюдными улицами по направлению к дому...
... Все изменилось, думал он, в предыдущих снах не было этой женщины, ударившей ребенка. И к тому же раньше к конечной остановке трамвай совершенно пустел. А сейчас в нем битком народа...
