Вячеслав Софронов - Кучум (Книга 2)
-- Может и ты в храм с нами пойдешь? Мы тебя не неволим, но хоть посмотри на службу, послушай. А там уж сам решай -- оставаться тебе дальше или обратно сбежишь. Пошли с нами.
Не желая обижать их, Едигир пошел на службу. В церкви собралось почти все население городка. Люди стояли, обнажив головы, перед батюшкой, что-то громко читающим по толстой книге, лежащей перед ним. Задняя стена храма была изукрашена деревянной резьбой в виде чудных цветов и плодов. Там же висели разного размера доски, с которых на Едигира смотрели бородатые лица людей. В центре помещалось изображение женщины с ребенком на руках. Она нежно прижимала дитя к себе и взгляд ее, направленный поверх людских голов, задумчивый и печальный, таил легкую грусть и скрытое страдание.
-- Кто это? -- спросил Едигир шепотком у Тимофея и кивнул в сторону женщины с ребенком на руках.
-- То Богородица, -- так же тихо шепотом ответил он и перекрестился, -мать Христова.
-- А он кто?
-- Христос? Он -- сын Божий и спаситель наш.
-- От чего спаситель? От врагов?
-- И от врагов тоже. Его Господь отправил на землю, а люди распяли. Давно это было.
-- За что? -- поразился Едигир.
Но на них начали оглядываться и Тимофей махнул рукой, показывая, мол, не место для разговоров.
А вечером Едигир долго выспрашивал у старика, кто такой Христос и почему он пришел на землю, кто его родители и о многом другом. Тимофей терпеливо, как умел, отвечал ему, а потом посоветовал:
-- Ты бы к батюшке сходил, он лучше расскажет обо всем. А захочешь, так и окрестит тебя в нашу веру.
-- Это как окрестит?
-- Молитву над тобой прочтет и будешь одной веры с нами. Крест на шею повесит, чтобы защищал тебя от врагов...
-- Как защищал? -- не понял тот. Я себя и сам могу пока защитить.
-- Себя ты от людей можешь защитить, а вот от чертей, да бесов сам не сможешь. Для этого крест и нужен человеку.
-- А креститься зачем? -- не унимался Едигир.
-- Слушай, я тебе не батюшка! -- не выдержал старик. -- Вот как придешь к нему обо всем и выспрашивай. Понял?
-- Понял, -- вздохнул тот.
Через несколько дней Тимофей сообщил Едигиру, что батюшка ждет их и готов переговорить обо всем, что тому интересно узнать о вере христианской. Сам он готов быть толмачом при Едигире, поскольку русской речи он хорошо пока не знает.
Едигир воспротивился, было, такому повороту. Не привык, чтобы кто-то решал за него то, что он и сам в состоянии решить. Но Тимофей и не пытался уговаривать, а лишь пожал плечами: "Не хошь, как хошь". Чуть посидев, Едигир, наконец, решился: "Будь, что будет". Он всегда сможет обратиться к своим богам и отвергнуть русского. А узнать о таинственных русских божествах было интересно. Что-то подталкивало его, звало, манило.
Батюшка встретил их со степенной сдержанностью и больше расспрашивал Едигира: кто он да откуда, как попал в городок. Его проницательные темные глаза смотрели на собеседника со вниманием и сочувствием. Казалось, именно с него списаны лики святых, находящихся в церкви. Едигира так и подмывало поинтересоваться -- не его ли предки изображены на стенах.
Потом Едигир приходил к батюшке еще несколько раз и даже пытался спорить с ним, заступался за своих богов, которых батюшка помянул недобрым словом. Но далеко ему было до опытного в подобных спорах священника, который оставляя за собеседником право выбора в то же время твердо и без нажима подводил его к мысли о временности бытия на земле, о вечном блаженстве и путях спасения души. Перед Едигиром как будто новый мир открылся, наполненный красками и оттенками. Домой он возвращался грустный и задумчивый, но и просветленный иным зрением на вещи и людей его окружающих. Хотелось вернуться обратно, спросить еще о чем-то, возразить, усомниться в законах христианских...
Днем он беспрепятственно мог уходить в лес и бродить в одиночестве, размышляя обо всем. Не было рядом старого шамана, с которым мог бы посоветоваться, обратиться к богам... Он был один в новом незнакомом мире и даже стал ловить себя на мысли, что боится... Боится не смерти, а пустоты, возникшей неожиданно в нем. Она пугала больше всего.
Он подошел к огромной разлапистой березе с обломанной верхушкой и, прислонясь к стволу, зашептал:
-- Как мне жить одному на свете, потерявшему все. Нет у меня ни брата, ни жены, ни детей. Нужна ли мне жизнь? Зачем она мне? У тебя, береза, вон, сколько родни и подруг -- протяни ветку и достанешь. А мне тяни не тяни руку, а чужие люди кругом. Почему оставили боги меня? Чем я прогневил вас?
Налетел слабый ветерок. Зашелестели листочки на березе, зашушукались меж собой. Слышится Едигиру, будто смеются они над ним, а совета дать не желают.
-- Смеешься? -- вскрикнул он.-- Смешной я, да? Чужой я тебе? А вот русский батюшка говорит, что любить ближнего надо как себя самого. И я хочу, пусть любят меня и сам любить хочу. Хочу!
Стих ветерок, улетел дальше. Успокоились листочки на березовых ветвях, опустились на лицо плачущего мужчины, гладят, ласкают, отирают слезы.
-- Спасибо тебе, береза. Утешила. Выходит, больше и некому. Обратно мне хода нет на свои земли. Тут жить надо. Приму их веру. Может, так и надо.
Вечером он вошел в храм задолго да начала службы и обратился к священнику:
-- Хочу одной веры с вами быть. Креститься хочу.
-- Выходит, наставил тебя Господь, коль так решил. Не спешишь ли, сын мой? Нет ли в сердце твоем корысти какой или злобы?
-- Не знаю, что это. Хочу, чтобы помог бог христианский вернуть мне земли предков моих. Хочу одолеть врагов своих.
-- Коль те враги веры христовой, то Господь даст тебе силы в борьбе с агарянами неверными. Но о каких землях ты говоришь?
И Едигир решил открыться батюшке, рассказать, как был изгнан из земли своей, как хотел умереть, но очутился здесь.
-- То все промысел Божий,-- положил ему руку на плечо священник, вглядываясь пристально в глаза, -- выходит, не простой ты человек, а князь сибирский. Кому еще открылся в том?
-- Никому не говорил. Зачем?
-- И правильно сделал. Одному Господу известно кому уготовано царствие его земное и небесное. Но вижу, не готов ты пока для борьбы с врагами своими. Нет в тебе веры. А без веры сгинешь в первом же бою.
-- А когда она придет? Вера?
-- То опять же Господу известно. Молись и проси, чтобы дал сил тебе. Вера с молитвой приходит. Надо бы тебе по святым местам походить, со старцами побеседовать, себя испытать. Тогда и откроется тебе замысел Господень, направит он тебя на путь истинный. Слышал я, будто собирают обоз в Москву по зиме везти. Попрошу воеводу, чтобы направил тебя с тем обозом. А там сам смотри. Пока же молись Богу, как умеешь, по-своему, а завтра и окрещу тебя. Скажи Тимофею, чтобы пришел, крестным твоим будет.
-- Хорошо,-- наклонил голову Едигир,-- скажу.
-- А какое же имя тебе выбрать? -- Батюшка открыл книгу в толстом кожаном переплете и перевернул несколько страниц, зашевелил губами, водя пальцем по темным буквам.-- Значит, не простой ты человек, говоришь? Княжеского роду... Царского, по-нашему, можно сказать. А завтра, как есть, день святого Василия значится. Василий с языка греческого и переводится как "царственный". Вот ведь оно как получается... Гляди-ка. -- Повторял он в задумчивости.
Назавтра Едигир пришел в церковь вместе с Тимофеем. Тот о чем-то шепотом переговорил со священником и, повернувшись, спросил у Едигира:
-- Батюшка говорит, чтобы я отцом твоим крестным был, как ты? Возьмешь в отцы?
-- Да. -- Коротко согласился он.
-- Тогда приступим к святому таинству,-- произнес батюшка и дал Едигиру в руки желтую восковую свечу.
Когда они выходили из храма навстречу яркому солнечному свету, то Тимофей, шедший чуть впереди, с усмешкой глянул на своего крестника и спросил:
-- Ну, раб Божий Василий, чувствуешь себя христианином?
-- Нет пока, -- откровенно признался он,-- но очень хочу. Правда.
Узнав о крещении воина, спасшего жизнь бортникам на лесной заимке, воевода вызвал его к себе и спросил согласен ли он пойти на службу к господам Строгановым. Он согласился.
-- Тогда целуй крест и заступай, с Богом. Ты теперь нашей веры. К своим обратно не сбежишь.
О положении сильнейшего
Если противник не идет на мир, то следует обратиться к нему следующим образом: "Такие-то государи, подпав под власть шести страстей, погибли. Не должен ты следовать по пути этих безумцев, смотри на свою выгоду и на закон. Те, кто кажутся тебе друзьями, - в действительности, твои враги, которые побуждают тебя к необдуманным шагам, к беззаконным действиям и к пренебрежению своими собственными выгодами. Биться с войнами храбрыми, не жалеющими жизни необдуманно, вызывать потери в людях с обеих сторон беззаконно, оставлять без внимания явную выгоду и покидать хорошего друга есть пренебрежение своей собственной выгодой. Бойся, что вчерашние друзья твои сами нападут на тебя. Ты будешь всеми покинут, будешь лишен опоры и им легко будет покончить с тобой".