Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик
Тут Маргарите Генриховне доложили, что глава задерживается ещё на полчаса, приносит свои извинения и спешит как может.
Следующие сорок минут восемьдесят человек, в том числе иностранные гости Города Дождей, дожидались одного человека.
Докладчики нервно ходили туда-сюда, повторяя тексты. Мальчишки поправляли неудобные галстуки, а девчонки зевали и глядели в окошко.
Наконец, в публике по цепочке пошло оживление и все засуетились.
В зал, держа прямо спину, уверенной быстрой походкой вошёл причёсанный сорокалетний человек с аккуратно подстриженными усами на довольном здоровом лице.
Он обаятельно улыбался и легко кланялся, приветствуя собравшихся и протягивая руку директору и Маргарите Генриховне, которая сделала вид, что растаяла от его рукопожатия.
Константин Иванович Усачёв – по невнимательности ли или оттого, что спешил, – не обратил никакого внимания на стендовые доклады. За ним, словно гейши в японских деревянных гэта, семеня и держа под мышками папочки с бумагами, следовал эскорт, состоящий из помощников и помощниц.
Не спросив никого, он сел на отведённое место и бойко заговорил с директором, то и дело отпуская шутки.
Наконец начался круглый стол. Выступила Мария Львовна. Затем Маргарита Генриховна рассказала об успехах выпускников, стараясь, чтобы голос у неё не дрожал.
Когда главе образования дали слово, он взял микрофон и приятным властным баритоном начал складную приветственную речь.
Сложно сказать, плоха была эта речь или хороша, но каждый, кто слушал её, наверное, подумал, что уже слышал где-то все эти слова о важности учёбы, о прекрасных юных годах и о больших, далеко идущих планах. Речь эта была такой, какой нужно, – не больше и не меньше.
Далее слово предоставили иностранным коллегам и их ученикам: они, смешно коверкая слова, рассказали о радости, которую испытали, впервые посетив Город Дождей и познакомившись с учащимися гимназии.
Несколько самых опытных учителей выступили с короткими рассказами о своей работе.
Константин Иванович пару раз зевнул.
Всё это продолжалось минут двадцать пять.
«А теперь музыкально-танцевальный сюрприз!»
Из-за кулис высыпали малыши в разноцветных нарядах, и зазвучала бодрая музыка.
«То, что нужно, – думала Маргарита Генриховна, – чтобы разбавить долгие речи».
Константин Иванович улыбался в усы и стучал ботинком об пол, одновременно выслушивая какой-то монолог Марии Львовны.
Завуч не слышала, о чём они говорят.
Затем к главе образования подошёл один из помощников и прошептал что-то на ухо.
Усачёв посмотрел на часы и задал короткий вопрос директору. Она кивнула в сторону Маргариты Генриховны.
Он резко поднялся со своего места, кивнул собравшимся, подмигнул завучу и, поманив её за собой рукой, так же быстро и уверенно направился к выходу. Сопровождающие помощники тихо, как мыши, мигом потрусили за ним.
Маргарита Генриховна, обомлев, двинулась следом.
На сцене тем временем танец был в самом разгаре. В первом ряду, заламывая в волнении руки, на своих чад любовалась учительница ритмики.
У двери глава пропустил Маргариту Генриховну вперёд, и она почему-то поняла, что это скорее из-за её возраста, чем из вежливости.
Она с достоинством молчала и ждала, что он начнёт первым. Константин Иванович небрежно придержал её за предплечье и сказал:
– С актовым залом мы вам поможем. В спортивном, я слышал, тоже есть проблемы. Возможно, хватит и на ремонт библиотеки… Но не всё сразу…
Он не глядел на неё, когда говорил.
«Я ничего про это толком не знаю. Я завуч по воспитательной работе», – чуть не выпалила Каучуковая Дама, но вовремя сдержалась.
– Как вам наше представление?
Он вытер нос и губы платком.
– Замечательно. У вас очень талантливые дети!
«Дети тут ни при чём!» – снова чуть не произнесла вслух Маргарита Генриховна.
– Мария Львовна сказала, что вы уже почти сорок лет работаете в системе образования. На таких людях, как вы, держится настоящее и будущее.
«К чему он клонит?»
Маргарита Генриховна чувствовала себя маленькой девочкой, которую ведут по лестнице в неизвестном направлении, прочь от родителей, чужие люди.
– Да, у меня самый большой трудовой стаж в гимназии… – гордо ответила она.
– В таком случае я могу предложить столь опытному человеку возглавить работу по организации экспериментальной площадки для изучения иностранных языков в вашем учебном заведении…
Дальше он коротко рассказал о том, как его донимают «сверху» и как много школ нужно включить в список. Маргарита Генриховна с трудом понимала, о чём он говорит. Все его фразы были такими общими…
– Да, конечно-конечно, – услышала она свой собственный голос. – Это хорошее подспорье для нас и наших учеников.
Она отвечала такими же общими заученными словами, какими оперировал он.
– Так вы согласны?
Она уже давно не справлялась со своими должностными обязанностями – то, что она должна была сделать позавчера, лежало на её столе сегодня, предвещая долгие месяцы работы. И это при том, что никто в гимназии не работал столько, сколько она. Избыток дел медленным ядом отравлял её стареющий разум и тело. Но губы Каучуковой Дамы, ни секунды не колеблясь, произнесли:
– Естественно.
Как неестественно легко прозвучал приговор, который должен теперь окончательно её убить…
– Ну вот и хорошо.
«Довольный, сытый человек», – думала она, незаметно разглядывая его здоровый румянец.
Она слышала от кого-то из коллег, что Константин Иванович играет в теннис и обливается ледяной водой.
Он повернулся к ней, протягивая руку:
– Благодарю вас. Меня ждут неотложные дела.
– Как, вы не останетесь?!
Что-то материнское, женское, надрывное прозвучало в её голосе. Она и сама не ожидала, что это вырвется в столь важную минуту.
Усачёв уловил эти обвинительные нотки, и его лицо на мгновение неприятно исказилось.
