Алексей Писемский - Люди сороковых годов
- Когда вы поедете домой, то возьмите меня с собой в коляску. Мне надобно вам многое рассказать.
- Что такое? - спросил Вихров, начинавший уже несколько и пугаться ее слов.
- Там скажу ужо! - прибавила Катишь еще более мрачным голосом.
Вихров сейчас же после того собрался, и когда раскланялся с молодыми и вышел в переднюю, то m-lle Катишь, в бурнусе и шляпке, дожидалась уже его там. Без всякого предложения, она села первая в его коляску и, когда они отъехали, начала несколько насмешливым голосом:
- Вы теперь едете со свадьбы от одной вашей жертвы, - не почувствуете ли, может быть, жалости к другой вашей жертве?
- К какой моей другой жертве? - спросил ее Вихров.
- К Фатеевой.
Вихров посмотрел на нее.
- Вы, кажется, сами об ней переменили мнение? - спросил он ее.
- Бог с ней, какое бы об ней ни было мое мнение, но она умирает теперь.
- Умирает? - спросил Вихров.
- В страшнейшей чахотке; вчерашний день, как я увидала вас, мне сейчас же пришла в голову мысль, что не подействует ли благодетельно на нее, если она увидит вас, - и сегодня я была у ней. Она в восторге от этого свидания, и вы непременно должны ехать к ней.
Вихрова точно кинжалом ударило в сердце это известие.
- Послушайте, я сам теперь измучен и истерзан нравственно и физически; мне очень тяжело будет это сделать.
- Вы должны ехать к ней - это ваш долг, - повторила Катишь каким-то даже гробовым голосом, - через неделю, много - через две, она умрет.
Совесть Вихрову говорила, что, в самом деле, он должен был это сделать.
- Но для чего она, по преимуществу, желает видеть меня? - спросил он.
- Да чтобы полюбоваться вот на милые черты, - отвечала Катишь и с каким-то озлоблением развела руками.
- Но ведь для нее не я один представляю милые черты!
- Тсс, тише! Не смейте этого говорить про умирающую! - перебила его басом Катишь. - То-то и несчастье наше, что ваши-то черты милей, видно, всех были и незаменимы уж ничьими.
Понятно, что добрая Катишь все уже простила Фатеевой и по-прежнему ее любила.
- Где же она живет? - спросил Вихров.
- Я вам покажу; завтра в одиннадцать часов заезжайте ко мне - и поедемте вместе. Теперь еще о Кергеле: написали вы об нем губернатору или нет?
- Нет еще.
- Сегодня же извольте, сейчас написать, - приказывала Катишь, - и кроме того: отсюда сестер милосердия вызывают в Севастополь, - попросите губернатора, чтобы он определил меня туда; я желаю идти.
- С какой же целью?
- С такой же, что не желаю, во-первых, обременять старика-отца, у которого и службы теперь нет.
Катишь и никогда почти не обременяла его и жила всегда или своими трудами, или подарками от своих подруг.
- Наконец это и интересно очень: война, ружья, пальба, может быть, убьют меня. Сегодня же напишите! - заключила она, вылезая, наконец, из экипажа перед своим домом.
Вихров очутился на этот раз под каким-то обаянием m-lle Катишь. Приехав домой, он сейчас же написал письмо к Абрееву - как об ней, так и об Кергеле, выразившись о последнем, что "если вашему превосходительству желательно иметь честного чиновника, то отвечаю вам за г-на Кергеля, как за самого себя"; а Катишь он рекомендовал так: "Девица эта, при весьма некрасивой наружности, самых высоких нравственных качеств".
IV
СВИДАНИЕ С ФАТЕЕВОЙ
На другой день, как нарочно, стояла мрачная, сырая погода. У Вихрова было очень нехорошо на душе. Главное, его беспокоило то, что о чем будет с ним говорить Фатеева? Не станет ли она ему говорить о прежних его чувствах к ней, укорять его?.. Но, во всяком случае, это свидание будет, вероятно, несколько сентиментальное. Тому, что будто бы m-me Фатеева была очень больна, как говорила m-lle Прыхина, - Вихров не совсем верил; вероятно, сия достойная девица, по пылкости своего воображения, много тут прибавляла. Часу в одиннадцатом, однако, он велел заложить экипаж и поехал в город. Катишь уже ожидала его в небольшой зальце своего дома и была по-прежнему совсем готова - в шляпке и бурнусе. С тем же серьезным лицом, как и вчера, она села в экипаж и начала приказывать кучеру, куда ехать: "Направо, налево!" говорила она повелительным голосом.
Вихров при этом невольно заметил, что они проехали все большие улицы и на самом почти выезде из города въехали в глухой и грязный переулок и остановились перед небольшим домиком.
- В каком захолустье она живет! - проговорил он.
- Да, она немножко нуждается в средствах, - отвечала Катишь. - Хорошо то, по крайней мере, - продолжала она, вводя Вихрова по небольшой лесенке, что Клеопаша приучит меня к званию сестры милосердия.
- Приучит? - повторил Вихров.
- Да, я ведь у нее провожу все дни мои и ночи - и только вот на свадьбу Юлии выпорхнула от нее.
Потом они вошли в крошечное, но чистенькое зальце, повернули затем в наугольную комнату, всю устланную ковром, где увидали Клеопатру Петровну сидящею около постели в креслах; одета она была с явным кокетством: в новеньком платье, с чистенькими воротничками и нарукавничками, с безукоризненно причесанною головою; когда же Вихров взглянул ей в лицо, то чуть не вскрикнул: она - мало того, что была худа, но как бы изглодана болезнью, и, как ему показалось, на лбу у ней выступал уже предсмертный лихорадочный пот.
- Благодарю вас, что вы приехали ко мне, - говорила m-me Фатеева, привставая немного со своих кресел, и сама при этом несколько покраснела в лице.
- Еще бы не приехать! - подхватила Катишь. - Однако вы сегодня изволите сидеть, а не лежать! - прибавила она Фатеевой.
- Это вот я для него встала, - отвечала та, показывая с улыбкою на Вихрова.
- Зачем же для меня? Бога ради, лягте! - произнес тот.
- Нет, я не настолько больна, могу еще сидеть, - возразила Фатеева. Ну, садитесь, только поближе ко мне.
Вихров сел очень близко около нее.
Катишь держала себя у подруги своей, как в очень знакомом ей пепелище: осмотрела - все ли было в комнате прибрано, переглядела все лекарства, затем ушла в соседнюю заднюю комнату и начала о чем-то продолжительно разговаривать с горничною Фатеевой. Она, конечно, сделала это с целью, чтобы оставить Вихрова с Фатеевой наедине, и полагала, что эти два, некогда обожавшие друг друга, существа непременно пожелают поцеловаться между собой, так как поцелуй m-lle Прыхина считала высшим блаженством, какое только существует для человека на земле; но Вихров и m-me Фатеева и не думали целоваться.
- Давно ли вы больны? - спросил ее тот.
- Месяца два или даже больше, - отвечала с какой-то досадой Фатеева, и главное, меня в деревню не пускают; ну, здесь какой уж воздух! Во-первых город, потом - стоит на озере, вредные испарения разные, и я чувствую, что мне дышать здесь нечем!..
- Но нельзя же вам быть без докторского надзора.
- Мне решительно не нужно доктора, решительно! - возражала Фатеева. - У меня ничего нет, кроме как лихорадки от этого сырого воздуха - маленький озноб и жар я чувствую, и больше ничего - это на свежем воздухе сейчас пройдет.
- Но здесь все-таки скорее пройдет при помощи медика, - говорил ей Вихров.
- Никогда! - возражала Фатеева. - Потому что я душевно здесь гораздо более расстроена: у меня в деревне идет полевая работа, кто же за ней присматривает? Я все ведь сама - и везде одна.
- Ну, бог с нею, с полевою работою!
- Как, друг мой, бог с нею? Я только этим и живу. Мне на днях вот надо вносить в опекунский совет.
- Вы об этом не беспокойтесь. Вы пришлите мне сказать, сколько и когда вам надо заплатить в совет, я и пошлю.
- Merci за это, но еще, кроме того, - продолжала m-me Фатеева видимо беспокойным голосом, - мне маленькое наследство в Малороссии после дяди досталось; надобно бы было ехать получать его, а меня не пускает ни этот доктор, ни эта несносная Катишь.
- Чем несносная Катишь, чем? - говорила та, входя в это время в комнату.
- Тем, что не пускаешь меня в Малороссию.
- Успеешь еще съездить, когда совсем поправишься, - отвечала та как бы совершенно равнодушным голосом.
- Да, у вас никогда не выздоровеешь, - все будете вы говорить, что больна.
- Ей всего недели две осталось жить, а она думает ехать в Малороссию, шепнула Катишь Вихрову; у него, впрочем, уж и без того как ножом резала душу вся эта сцена.
- А как там, Вихров, в моем новом именьице, что мне досталось, хорошо! - воскликнула Клеопатра Петровна. - Май месяц всегда в Малороссии бывает превосходный; усадьба у меня на крутой горе - и прямо с этой горы в реку; вода в реке чудная - я стану купаться в ней, ах, отлично! Потом буду есть арбузы, вишни; жажда меня эта проклятая не будет мучить там, и как бы мне теперь пить хотелось!
- Выпей оршаду! - сказала ей Прыхина.
- Нет, гадок он мне - не хочу!..
- Расскажите ей что-нибудь интересное; не давайте ей много самой говорить! Ей не велят этого, - шепнула Прыхина Вихрову.
