Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль - Заур Магомедович Зугумов
Но когда этап наш прибыл на Свердловскую пересылку, мне все же пришлось скинуть с себя этот груз оцепенения. Жизнь диктовала свои правила, и не считаться с ними было невозможно. Есть два пути избавить человека от страданий — быстрая смерть и продолжительная любовь.
Глава 4. Инцидент в свердловской пересылке
Так уж устроено в природе, что на смену яркому солнечному дню всегда приходит ночь, на смену жизни — смерть. Взлеты и падения — неизбежная жизненная реальность. Природа мудра, и в ней вообще не бывает ничего лишнего. Человеку не мешает иногда помнить об этом.
Итак, Свердловск. В какой уже раз я проходил через этот тюремный «мегаполис». Снова огромная камера пересылки, знакомство или желанная встреча — у кого как, с такими же, как и мы, каторжанами. В общем, все, как и бывало всегда в тюрьмах.
В камере, куда мы были водворены, сидел урка. (Я не стану называть его имени.) Лично знакомы не были, но слышать о нем приходилось не раз. Встретили нас, конечно, хорошо, как и подобает в таких случаях, по-братски. Мы разместились кто где, и потекла обычная, монотонная тюремная жизнь со своими извечными проблемами, стремлениями и волнениями.
Конечно, еще свежи были в моей памяти воспоминания о недавнем прошлом, но, к сожалению, скоро их на время оттеснило роковое стечение обстоятельств.
Камера, естественно, была воровской, поэтому и контингент в ней содержался соответственный. Дважды в день надзиратели обходили пересылку с поверкой. Здесь во время поверок обычных построений, как в следственных тюрьмах, не было: пересылка была своего рода тюремным караван-сараем, поэтому такие поверки были нецелесообразны, и здесь они проходили быстро и просто.
Надзиратели пересчитывали всех, войдя в камеру, затем, постучав деревянными киянками по нарам и решеткам, уходили. Заключенные же в этот момент занимались кто чем, даже играли в карты, вообще не обращая внимания на поверку. Надзирателей это нисколько не волновало. Для них главным было то, чтобы в камере во время обхода не оказалось трупа и не готовился побег. Убедившись, что все относительно нормально, они уходили почти так же молча, как и входили.
Так уж повелось издавна, очень редко в этой связи возникали какие-нибудь серьезные эксцессы. Они были абсолютно не нужны ни для тех, ни для других, и поэтому их тут же гасили по обоюдной договоренности. Если все же что-то происходило, братва всегда находила дипломатическое разрешение конфликта. Но на этот раз одна паршивая овца спровоцировала все стадо.
К тому времени, о котором пойдет речь, мы пробыли на пересылке с неделю. В тот день, как и обычно, вечерняя поверка не заставила себя долго ждать. На этот раз в наряде у надзирателей появился молодой мусорок, не знаю, откуда и взявшийся. Как выяснилось на суде, ему, оказывается, давно хотелось увидеть живого вора в законе, но, как оказалось, не только увидеть.
Как сейчас помню тот вечер. Мы с Игорем Французом третили, сидя на нарах друг против друга, а Женька Колпак сидел рядом и вел счет. Рядом с нами, сзади меня, лежал урка и держал прикол с одним бродягой.
В тот момент, как и обычно, вокруг нас бурлила камерная суета вперемежку со смехом и громкими возгласами по ходу какого-то прикола, когда дверь в камеру открылась и с поверкой вошел вечерний наряд надзирателей. Став среди камеры, молодой мент, видно, с непривычки прищурив глаза, зайдя в полутемное помещение и держа в правой руке киянку, стал осматривать присутствующих. По его поведению было очевидно, что он ищет кого-то. Видимо, до этого ему в глазок показывали урку, но одно дело — смотреть через призму глазка, и совсем другое — стоять посередине камеры и глазеть вокруг, как пучеглазый индюк. Тем более что урка был наполовину закрыт нами, играющими на нарах у противоположной стенки от дверей, на нижнем ярусе.
Наконец, обнаружив того, кого хотел, этот ментенок двинулся в нашу сторону. Мы, естественно, не прекращали игру и не обращали на него по привычке никакого внимания. Тогда он, подойдя к нам, ткнул киянкой Француза в спину.
— А ну разбежались, блатота вшивая! — заорал он так громко, что, по-моему, сам испугался своего голоса.
Француз успел развернуться, свесил с нар ноги и замер от неожиданности. Я смотрел прямо в глаза этому сопляку, и у меня по ходу пьесы даже челюсть отвисла от наглости этой тупорылой овцы. Да что там я, даже старые менты, которые были с ним в наряде, замерли на месте от такой тупости своего юного собрата и, конечно, в предчувствии уже чего-то неладного.
Когда мы с Французом пришли в себя и уже оба стояли на полу возле него, не успев ему еще ничего сказать, он ударил той же киянкой по ноге урку со словами:
— Чего разлегся, пидор, как на пляже? — Увидев, что все оцепенели, он, набравшись, видно, храбрости, хотел выкинуть еще какой-нибудь фортель, но не успел: сильнейший удар урки, рысью соскочившего после таких слов с нар, тут же сбил его с ног.
Опомнившись, надзиратели кинулись на выручку своему юному коллеге, но и мы были рядом с вором, так что началась натуральная потасовка. Увидев происходящее, ключник — мент, который открывает и закрывает камеры, — захлопнул дверь нашей хаты и тут же побежал вызывать наряд, который долго ждать себя не заставил. Они всегда
