Мальчик - Фернандо Арамбуру
Мариахе скорее склонялась к мысли, что надо полностью освободить детскую комнату, а все вещи – мебель, одежду, обувь, игрушки и любые другие мелочи – отдать в какую-либо благотворительную организацию. А ты как думаешь? Ну, скажи же хоть что-нибудь! Если Нуко не может всем этим больше воспользоваться, пусть послужит хотя бы детям из бедных семей… Согласен? Мариахе не собиралась превращать детскую комнату в музей, заполненный предметами, которые станут только терзать им душу, постепенно покрываясь пылью, а совсем свихнувшемуся Никасио дадут основание и дальше вести себя так, будто Нуко жив. Хосе Мигель все еще сомневался, но не мог не признать разумность приведенных женой доводов. И тогда они договорились, что сохранят только фотографии.
На следующее утро Мариахе спустилась в подвал, где стояли картонные коробки, оставшиеся после переезда. Их было явно недостаточно, но и не так мало. Расставляя коробки по полу, Мариахе обнаружила старый плетеный чемодан, где до сих пор лежали некоторые вещи ее покойной матери, правда, их было там совсем немного: полдюжины носовых платков, старательно вышитых Канделарией еще до замужества, в пору девичества, когда она жила в Пласенсии; кружевной веер, полученный ею в наследство от своей матери, и еще какие-то предметы, имеющие исключительно сентиментальную ценность, – например, маленькое распятие, вырезанное неизвестным мастером из оливкового дерева. Чемодан стоял на полке рядом с банками томатной пасты, заготовленной самой Мариахе, и кучей рыболовных снастей Хосе Мигеля. Перебирая содержимое чемодана, Мариахе подумала, что муж был прав и все-таки имело смысл снести две-три вещи их сына в подвал: здесь они не будут постоянно бросаться в глаза, зато что-то от их бедного мальчика сохранится. Затем она достала из чемодана распятие. И ей сразу вспомнились материнские руки – бледные и бессильные, когда она уже с трудом держала в них это распятие, готовясь перейти в мир иной. Мариахе поцеловала его: Господи, ну что Тебе стоит послать мне хоть какой-нибудь знак? Ты сразу обрел бы еще одну преданную христианку, преданную и самую набожную во всем Твоем стаде. Клянусь Тебе! Она быстро сунула распятие в карман кофты и принялась вытаскивать коробки в коридор.
В те дни еще один вопрос мучил Мариахе и Хосе Мигеля: надо или нет ставить Никасио в известность об их решении освободить детскую комнату? Они боялись его реакции – реакции совершенно непредсказуемой, поскольку старик не принимал никаких объяснений, намеков или предложений, если они хоть в малой мере противоречили тем фантазиям, за которые он крепко цеплялся. Все, что касалось Нуко, приводило Никасио в такое возбуждение, что это могло обернуться взрывом слепого бешенства. Знаешь, отца ведь запросто и удар хватит, если он узнает, что мы за его спиной избавились от вещей Нуко. Хосе Мигель немедленно добавил: гораздо хуже другое. Тогда он сразу поверит, что мальчика действительно нет в живых, но вобьет себе в голову, будто это мы сами и убили ребенка. Ты хочешь сказать, что мой отец совсем спятил? Нет, maitia, я не хочу этого сказать и не намекаю на это, а прямо утверждаю, что он спятил. Мариахе сердито поджала губы, готовясь поставить мужа на место, но нужных слов так и не нашла.
И тогда они решили, что будут вести себя с Никасио честно. То есть расскажут ему о своем плане – и пусть заберет к себе домой то, что ему захочется сохранить в память о Нуко. А со всем остальным поступят, как и договорились. Только ты сама должна поговорить с ним, согласна? Ты ведь все-таки его дочь.
На следующее утро Никасио появился у них в привычное время – со свежим батоном в руке, чтобы, как абсурдно это ни выглядело, проводить Нуко в школу в Сестао. Мариахе, с одной стороны, жалела отца, с другой – желая избежать бесполезных споров, вроде бы подыгрывала ему, однако не во всем, и поэтому сообщила об их решении убрать мебель и все прочее из детской комнаты, а то, что Никасио не заберет себе, будет отдано в благотворительную организацию или попадет в мусорный контейнер, если уже никуда не годится. Теперь ты все знаешь, так что зайди туда, выбери, что хочешь, и скажи, если понадобятся пакеты. А Хосе Мигель, как только вернется с завода, отвезет их к тебе.
Но Никасио очень быстро вернулся к дочери на кухню и сказал, что у него начинается приступ радикулита, поэтому он не может ни наклоняться, ни что-либо поднимать. Не подскажет ли она, где лежит форма «Атлетика», которую он сам же и подарил Нуко на последний день рождения. Они пошли в детскую, и Мариахе быстро достала из ящика комода маленькую бело-красную футболку, гетры и черные трусы, а также настоящую взрослую футболку, которую мальчик считал своим сокровищем, так как на ней расписался фломастером его идол Ману Сарабиа, хотя подпись и плохо читалась. Из другого ящика она достала бутсы, а из шкафа – одеяло с символикой клуба.
Вручая вещи отцу, она спросила, хватит этого или он взял бы что-то еще. Никасио ответил, что хочет получше осмотреть комнату, но теперь не в состоянии, как уже сказал ей. Поэтому попросил повременить с разбором еще несколько дней. Мариахе согласилась. А старик еще не раз побывал там, делая какие-то зарисовки и чертя планы.
И вот в один прекрасный день около полудня, когда Мариахе была дома одна, раздался звонок в дверь, и, открыв ее, Мариахе с удивлением увидела, что отец явился не один – его сопровождали три рабочих из фирмы, занимающейся переездами. Эти сеньоры помогут мне. И примерно за час, чуть меньше или чуть больше, они
