Донецкое море. История одной семьи - Валерия Троицкая
– Катя! – прикрикнула на нее мама. – Он должен сам отвечать за свои поступки! А мы за его выбор отвечать не должны.
– Я без него никуда не поеду, – замотала головой Катя. – Нет. Если он с нами – тогда да…
– Катя, да ты пойми, он с нами не поедет! А если и поедет, то его первым делом арестуют. И правильно сделают… – еле слышно добавила она.
– Без папы не поеду, – отрезала Катя.
Лариса пристально посмотрела на дочь, и в этом ее взгляде было и отторжение, и разочарование, и страшная усталость. Она надолго замолчала, словно набиралась сил, а потом – с несвойственным ей спокойствием – продолжила:
– Катя, ты в него характером. Ты не понимаешь, из-за своего глупого упрямства не понимаешь многих важных вещей. Мы оказались… в эпицентре бури. И нам отсюда надо выбираться. Я тебе только добра желаю. Пойми, все очень серьезно. Они полезли в политику, а их туда никто не звал. Может, твой отец вообразил, что он Олег Кошевой? Ну тогда он и конец свой должен знать. А они носятся по городу, думают, наверное, что это игра… Или что Россия им поможет. А закончится все плохо. Мне звонили родственники из Полтавы, мне звонили из Винницы, мне звонили мои подруги… Они все в шоке от того, что делает твой отец!
– А что он такое делает? – искренне недоумевала Катя. – Он просто не дает каким-то дебилам зайти в город!
– Они пошли против государства, – жестко проговорила мама. – За это их посадят. Ты представляешь, какое на тебе будет клеймо? Как на тебя будут смотреть подруги? Что о нас будут думать люди? Давай не будем спорить…
– Давай не будем! – согласно кивнула Катя. – Я остаюсь с папой.
– Ты едешь с нами! – сорвалась на крик мама.
– Нет! – твердо ответила Катя. – И силой ты меня не увезешь.
Они встретились глазами, и в этот момент – обычно такие непохожие – в профиль они были удивительно похожи друг на друга. Лариса нервно выдохнула, ударив ладонями по своим коленям, потом встала и молча, уже не глядя на дочь, вышла из комнаты.
Ночью Катя не спала, мешал непрекращающийся гул над городом. Круглые часы на стене отсчитывали секунды необычно громко и тревожно. Оказалось, что Ромка тоже не спит, а пристально смотрит на сестру.
– Ты чего? – испугалась она.
– Кать, что будет? – прошептал брат.
– Не знаю.
– Мама говорит, что будет война!
– Ну, будет война, победим, – беспечно ответила Катя и после этого быстро заснула.
Она не верила в войну. На потолке плясали тени, Ромка беспокойно сопел, но вскоре тоже погрузился в сон.
Тот День Победы запомнился Кате на всю жизнь. Папа уже не был таким возбужденным, таким по-детски радостным, как прежде. В нем появилась серьезность, собранность и спокойная, тихая сила. Он был таким, когда бабушка болела. И таким он Кате нравился куда больше – ему не шла шальная веселость, которая всегда была у дяди Славы. Папа встал рано утром, долго брился, приводил себя в порядок, а потом первым пошел на кухню и испек блины на всю семью.
– Рома с вами не пойдет! – вдруг резко заявила мама, когда они заканчивали завтракать.
– Ромка? – удивленно уставился на него отец.
Тот испуганно взглянул на отца, потом вопросительно посмотрел на мать.
– Он не пойдет! – твердо повторила она. – Там сейчас опасно. Там скопление народа.
Олег пожал плечами.
– А я с тобой! – сказала Катя.
– А я и не сомневался! – улыбнулся папа и стер сгущенку с ее носа.
Они с Катей молча оделись и вышли из квартиры.
Папа в тот день был удивительно красивым. В новой нежно-голубой рубашке, светлый, задумчивый, мягкий и солнечный – Катя смотрела на него и любовалась.
– Гвоздики забыли купить! – по дороге вспомнила она.
Да, они впервые шли без гвоздик. Но солнце светило радостно, всюду звучали военные песни, и люди ручейками текли к площади Ленина. А там уже было людское море. Оно волновалось, оно дышало, шумело, было теплым и сильным. Оно выливалось за пределы площади и заполняло соседние улицы. Катя отчего-то вспомнила, как они ездили в Севастополь, и она впервые в жизни плавала в море: она лежала на спине, море хотело унести ее куда-то, а папа не давал – он держал свою руку под ее головой, и солнце слепило девочке глаза.
В память врезались КамАЗы, на которых ехали одетые в разномастный камуфляж мужчины. Люди им что-то кричали, аплодировали, снимали их на телефоны, дарили им цветы. Вдруг рядом кто-то заплакал – какая-то женщина. В одном из грузовиков она увидела дядю Славу. Он был как всегда веселым, на вид еще более лихим, чем обычно, он по-хулигански свистел и радостно махал людям рукой. Какой-то старик вдруг схватил его за рукав, попытался поцеловать, и дядя Слава чуть не выпал из кузова. Все вокруг смеялись. Катя застенчиво подняла руку, чтобы тоже ему помахать, но дядя Слава ее не заметил.
Катя чувствовала, что в этой шумной многоликой толпе происходило непонятное ей чудо. И еще ей казалось, что это снимается кино. Мужчины в военной форме, бескрайнее людское море, встревоженное нежданной бедой, бесконечно высокое небо – почему-то вместе они напомнили ей кадры из старого черно-белого фильма, где журавли летели над Москвой, а красивая девушка, выпорхнув из автобуса, носилась в толпе и бежала навстречу танкам, пытаясь проститься с тем, кого она уже никогда не увидит.
– Папа, что будет? – встревоженно спросила Катя, когда они шли домой по светлому майскому городу.
– Все будет хорошо! – уверенно ответил он. – Через день референдум. Сначала мы отделимся от Украины, потом войдем в Россию.
– А они в город не зайдут?
– Нет, не зайдут! Попытаться могут. Да не на тех напали, правда? – ласково улыбался он дочке, и высокое солнце просвечивало насквозь его мягкие волосы, его светлую рубашку. – Но вам, ребенок, лучше на лето уехать. Здесь мама права, вам нужно где-то переждать это время.
– Мама хочет в Полтаву! – сразу сказала Катя.
– Она зря туда хочет! В Россию надо… Только вот с Леной беда случилась, – упавшим голосом проговорил папа, и в нем тут же словно выключили свет.
– Какая беда? – испугалась Катя.
– У Володи инсульт, – коротко ответил он. – Уже несколько дней в реанимации.
– А почему вы нам не сказали? – возмутилась Катя.
– Не хотели расстраивать, Катюша! Володя просто очень… испугался за нас. На Одессу посмотрел. К вечеру ему плохо стало. А так он уже собирался приехать, вас в Липецк забрать, – огорченно произнес
