Русская невестка - Левон Восканович Адян

— Не отключили, — вмешался Мушег, показав на свисавший с крыши конец электрического провода. — Градом перерубило.

— Что же делать? Мясо-то испортится…

— Не испортится, — сказал Мушег, — сейчас соорудим холодильник. Гриша, принеси-ка лопату!

Гришик вынес из сарая лопату. Мушег сгреб градины в один холмик под навесом, вырыл яму.

— Вот вам холодильник. Давайте сюда мясо, только сперва заверните в целлофан.

Женщины стали тихо убирать со стола. С минуту постояв в нерешительности, Елена тоже протянула руку и взяла пару тарелок. Но тут ей показалось, что тетка Ануш говорит что-то недоброе. Она не понимала слов, произносимых старухой, поэтому смотрела на нее со смешанным чувством детского любопытства и какого-то смутного полумистического страха. В этот же момент Марьям, с металлическим стуком бросив на стол собранные ножи и вилки, прикрикнула на сестру:

— Ануш! Замолчи! Слышишь?!

— Да, да, да! — Ануш в неожиданной ярости перешла на противный, надтреснутый старческий визг, продолжая трясти сухими руками. — Лучше бы не было того дня, когда ее нога ступила в этот дом!..

— Тетя, что ты говоришь?! Стыдно, старая женщина! — рванулась к ней Арфик, опрокинув стул. Но ее опередил Мисак. Болтая пустым рукавом пиджака, он подскочил к Ануш.

— Замолчи, старая ведьма, — сказал он, — не делай из мухи слона. Сначала найди причину, чтобы осуждать. Слышишь меня, сейчас же замолчи! — Багровея от ярости, он пошел на нее, но его остановил Мушег.

— Ты что, отец? В твои-то годы… С ума, что ли, все посходили?

— А ты разве не слышишь, какие слова она тут говорит?

— Ну пусть себе говорит, от ее слов ни у кого не убудет. А ты, тетя, взяла бы себя в руки. Стыдно! Ну, случилась беда, никто не виноват. Мы сейчас все взвинчены, но надо же уметь себя сдерживать!

Елена, бледная как полотно, в ужасе озиралась по сторонам, ничего не понимая.

— Пойдем, Лена! — Гришик схватил ее за руку и потянул за собой. — Идем, ну! Домой идем!

Елена не сдвинулась с места.

— Да в чем дело, Гришик, объясни хоть ты.

— Идем! — твердо сказал мальчик. — Домой идем!

— Да, Лена, тебе лучше пойти наверх, — сказала Арфик. — Из-за этого проклятого града все стали психами. Немного побудь у себя, потом выйдешь, когда все успокоится.

— Я уйду, Арфик, я сейчас уйду, раз вы говорите. Но хоть объясните, в чем дело, я ведь ничего не поняла!

К ним подошел Мушег.

— Арфик, ты займись старухой, уведи ее в дом, а я с Еленой побуду. — Он взял Елену под руку и увел ее наверх.

С другого боку, как бы охраняя ее от возможных неожиданностей, шел Гришик, то и дело воинственно оборачиваясь назад да приговаривая:

— Сумасечий она.

— Так что же она кричала? — спросила Елена, когда поднялись на верхнюю веранду. — Я заметила, что она бросала на меня злые взгляды. Она на меня за что-то сердится? Вы говорите, не скрывайте.

— Да, Елена, на тебя… — сказал Мушег, смущенно отводя взгляд. — Ты не слушай ее, она старая женщина с… как это у вас говорят?.. С предрассудками. Говорит, что у тебя нога тяжелая, поэтому пошел этот проклятый град. Не обращай внимания.

Потрясенная Елена уставилась на него:

— Я? Виновата, что пошел град?..

— Глупости все это, темнота, не надо обращать внимания, Лена.

— Она сумасечий женщин! — выкрикнул в сердцах Гришик, вытирая кулачками слезинки с глаз.

Елена только теперь поняла, что старуха так неистово проклинала ее…

— Та-ак… — проговорил Арсен, выслушав рассказ отца. — Докатились, значит, дальше вроде некуда…

— Да ты слишком не переживай. Дурной, коварный человек способен мир и покой семьи превратить во вражду и смуту… Сам знаешь, женщина — она и есть женщина, языком мелет, а мозгами пораскинуть… да где их взять, мозги-то? Вот как, значит, получается, сынок.

Некоторое время они молча курили, попыхивая в темноте огоньками сигарет.

— Хотел бы я знать, — задумчиво произнес Арсен, — кто был виноват несколько лет тому назад… Помнишь, какой был град? Добрую треть наших виноградников тогда будто корова языком слизала. Помнишь, отец? Еще комиссия к нам приезжала из области, акт составила и списала эти виноградники, помнишь?

Старик сокрушенно вздохнул.

— Помню, конечно, разве такое забудешь?…

Арсен встал.

— Ну вот и хорошо, что помнишь. А где мать?

— Спят они. Сестра дала лекарство…

— Понятно, я пойду спать, мотался весь день по виноградникам, устал, как бездомная… Ты, отец, при случае скажи матери и тетке скажи — если еще хоть раз, только один раз повторится эта дикость, я возьму Елену, уеду отсюда и ноги нашей в этом доме не будет. Так им и скажи.

Отец, медленно подняв голову, с глубокой скорбью долго смотрел на сына.

Поднимаясь по деревянным ступенькам, Арсен почувствовал, как его всего трясет. Он бесшумно, чтобы не разбудить Елену, отворил дверь и, не зажигая света, стал раздеваться.

— Зажги свет, я не сплю, — отозвалась она.

— Да не стоит, уже спать пора. — Он лег рядом с ней, привычно провел ладонью по ее лицу.

Елена поняла. Улыбнулась в темноте.

— Я не плакала.

— Ты у меня молодчина.

— Тебе айрик рассказал?

— Да.

— Зачем? Ну, старая женщина, сказала безобидную глупость…

— Это не безобидная глупость, и она может повториться, если не предотвратить.

— Ты очень устал, родной. — Она потянулась и поцеловала его в щеку. — Ты очень устал, тебе надо выспаться.

— Очень. Ты тоже устала.

Елена тихо засмеялась.

— На мне пахать можно, я многожильная!

Но глаза у нее тоже слипались.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Вода гулко булькала на дне большого медного кувшина. По мере того как кувшин наполнялся, гул становился все тоньше и тоньше и наконец превратился в тихое журчание. Елена машинально протянула руку, чтобы закрыть кран, но вспомнила, что никакого крана нет. Через щели каменных глыб, прячущих истоки родника, бежали три струи кристально чистой воды, стекая в выдолбленное углубление в большом дереве. Этот выдолбленный дуб назывался «нов» и был похож на лодку. Вода, переливаясь через край этого нова, весело журчала между камнями, сливаясь с бесшумной из-за мелководья речушкой, разделяющей село на нижнюю и верхнюю части.

Сюда сходился на водопой сельский скот, вечерами возвращаясь с пастбищ.

В десяти шагах две женщины, подоткнув юбки, полоскали в речке полосатые домотканые ковры, бойкими, визгливыми голосами о чем-то переговариваясь с бригадиром Рубеном Григоряном.

Несколько минут назад, подъезжая на мотоцикле к речке, он приветственно, как старой знакомой, помахал Елене рукой. Ей нравился этот немногословный, всегда учтивый, всегда спокойный богатырь. Как-то Арсен сказал про Рубена: «Он настоящий мужик, на него можно положиться». Рубен