Квартира - Даша Почекуева
Этим утром, приходя на работу, он знать не знал, что скоро получит квартиру, но теперь уже поверил, позволил нетерпению захватить себя — и вот все кончилось, даже не начавшись.
— Вы только не торопитесь с выводами, — сказала Танечка. Она бросила взгляд на висящие на стене часы и спохватилась: — Ох, что-то я засиделась. Бежать пора, а то в гастроном не успею.
Фролов зачем-то подождал, когда она выключит свет и закроет кабинет. Вместе с Танечкой по инерции дошел до проходной. Каблуки звонко стучали по бетонному полу.
— Послушайте, — снова начала она. — Вы не расстраивайтесь. Может, при проверке кого-нибудь из списка вычеркнут.
Фролов с трудом сбросил оцепенение.
— Вы думаете?
— Владимир Павлович, да ведь вам всего три места не хватает. Три человека из двухсот шестнадцати вычеркнут — и все, квартира ваша. Я уверена, так оно и будет.
С этими словами Таня успокоительно похлопала его по предплечью.
— Я попробую достать списки, а вы не унывайте, договорились? Все, я побежала. Александру Геннадьевичу передавайте привет.
По пути домой Фролов впал в прострацию. У общежития он чуть не сбил с ног дворника. Дворник уронил метлу, ругнулся и, кряхтя, наклонился за ней. Фролов как раз извинялся, когда из подъезда выскочил Ваня.
— А, пап, это ты. Я гулять с ребятами.
Вид у него был невеселый.
— А чего такой понурый?
— Там это, — Ваня махнул рукой и поморщился, — бабушка пришла.
У Фролова вырвался тяжкий вздох. Поднимаясь по лестнице, он мрачно размышлял, что при Тамаре Лаврентьевне ни за что не расскажет о бедах с квартирой. Теща никогда не упускала случая уколоть Фролова; она блестяще справлялась с этой задачей и без повода, а уж с поводом развернулась бы по-царски.
Справедливости ради, она ничего не имела против него лично. Тамара Лаврентьевна нападала не только на Фролова, а почти на всех хоть сколько-нибудь знакомых людей. Выбирая жизненную миссию, она пришла к выводу, что ее долг — задавать окружающим золотой стандарт поведения в обществе. Однажды она поставила планку, как следует жить, и с тех пор неустанно всем на нее указывала.
С точки зрения Фролова, любить Тамару Лаврентьевну было так же трудно, как испытывать теплые чувства ко льву, который грызет твою ногу. Еще на подходе к двери Фролов услышал ее хорошо поставленный голос:
— …вы разбаловали ребенка, Лена. Нет, не спорь, я говорю: разбаловали, значит, так и есть.
Фролов скользнул в комнату, сел на стул на пятачке у двери и не спеша разулся. Ему хотелось оттянуть момент, когда придется поздороваться.
— Убежал неизвестно куда и даже не извинился, — продолжала теща. — Хотя видит, что в гостях бабушка… Это дверь хлопнула?
Фролов беззвучно выругался себе под нос. Лена выглянула из-за ширмы.
— А, Вова, это ты.
— Вова пришел? — крикнула теща. — Зови скорее к столу.
Фролов поставил ботинки под стул и нехотя зашел в комнату. Тамара Лаврентьевна сидела за столом, внушительная, как кобра, и перемешивала сахар в фарфоровой чашечке. Чашка была из парадного сервиза, к ней еще прилагалось тонкое блюдце с вензелями. Рядом в вазочке золотисто поблескивали обертки от конфет «Кара-Кум».
— Что-то ты поздно, — неодобрительно сказала Тамара Лаврентьевна, окинув Фролова взглядом.
— А… да. На работе задержали.
— Это хорошо, если за переработки вам доплачивают. Деньги никогда не лишние… Да, Лена? Вам бы деньги не помешали… Что-то Вова похудел и бледный какой-то. Вова, ты хорошо спишь?
Как всегда, при встрече с тещей у Фролова отключилось сознание. Он сел за стол и только после паузы понял, что теща обращалась к нему, а он забыл ответить.
— Э-э-э… Да. Спасибо, все в порядке. Что у нас на ужин?
Лена подала ему тарелку с варениками. Вареники были плотные, блестящие от масла, с большими ушками по краям.
— Видимо, дело в питании, — заключила Тамара Лаврентьевна, наблюдая за тем, как Фролов ест. — Вова, ты как из голодного края. Лена наверняка тебя не кормит.
Если бы за каждый упрек Тамара Лаврентьевна получала по копейке, она бы давно уже разбогатела, купила себе новую дочь и зятя и окунулась бы в пучину отчаяния, окруженная идеальными людьми, к которым не придерешься.
— Мам, ну что ты, — сказала Лена. — Мы отлично питаемся.
— А я что? Я добра желаю. Посмотрела в ваш холодильник — разве так едят? Какие-то консервы, булки, картошка. Вареники эти.
— Ване нравятся вареники. И я их люблю.
— При чем тут люблю — не люблю? Есть такое слово — надо. Семье надо питаться полноценно, а не забивать живот тестом и картошкой. Нужно варить супы, тушить рагу…
— Я ведь с утра до вечера работаю, — произнесла Лена, оправдываясь. Тон у нее был беспомощный. Фролова пронзило чувство где-то между жалостью и омерзением.
— Да это смех, а не работа. И, Лен, я ведь давно говорю: пора взяться за хозяйство. Ты бы хоть на курсы какие сходила, может, научишься чему. По вечерам в нашем ДК есть отличные курсы для домохозяек.
— Лучше расскажи, как дела у папы.
Тамара Лаврентьевна отмахнулась.
— Он целыми днями на даче.
— А что на даче?
— Да какая разница? Чинит забор, наверное. Или крышу латает, я уже и не помню. — В тоне Тамары Лаврентьевны появилась нотка раздражения. Она не любила, когда ее уличали в безразличии к мужу. — Ты же его знаешь — из него лишнего слова не вытянешь. Вот и ты такая же. В семье поговорить не с кем.
Вареники в тарелке кончились, и теперь Фролов с трудом находил причину оставаться за столом.
— Выйду, — сказал он и потянулся за сигаретами.
— Все еще куришь? Наш сосед, Иван Палыч, помните, старичок с болонкой?.. Умер от рака легких. Два месяца мучился, под конец уже с постели не вставал. Похоронили в прошлую пятницу.
Фролов встал из-за стола. Лена посмотрела на него с тайной мольбой. Этот взгляд означал: пожалуйста, не оставляй меня с ней.
— Удивляюсь я вам, — горестно сказала Тамара Лаврентьевна. — Молодые