Мне всегда будет 44 - Ляйсан Юнусова
Мы с мужем еще не раз вместе любовались рассветами, говоря о разном. И, как оказалось, такие минуты задушевных разговоров сближают нас не меньше, чем совместные путешествия. Он рассказывал мне о том, что у него на душе, я слушала его, тихо наслаждалась ощущением нашей близости. Мы смотрели на проплывавшие над нами облака, смотрели на туманы, внезапно погрузившими улицу в молоко, смотрели на снегопады и дожди… Я вспоминаю стихи подруги:
Сегодня мир чуть-чуть сошел с ума,
И перепутав центры географий,
Прислал в мой город англицкий туман,
Нарисовав в нем, словно белый график,
Дома, деревья, утренний пейзаж —
Все то, что так порой неуловимо,
Как межсезонья призрачный пассаж —
Осенний день, застывшие машины…
«Вот Альфия сумела бы все описать поэтично и сильно», – думаю я, жалея еще и о том, что я не поэт. Она уже выпустила сборник стихов, а сейчас пишет прозу. Возможно, и стоит ей отдать потом мои дневники – а пока я буду собирать для нее фактуру, из которой она слепит что-то стоящее. Я продолжаю смотреть в окно, подмечая каждую деталь, каждого персонажа. И вот он появляется – удививший меня человек. Слепой мужчина, молодой и хорошо одетый, постукивая перед собой тростью, уверенно и целеустремленно переходит дорогу. Семейная пара, идущая ему навстречу, натыкается на него, и женщина, увидев, что он толкнул незрячего, делает мужу какое-то замечание. Тот оглядывается и, видимо, начинает извиняться за свою неловкость. А тот, продолжая столь же уверенно шагать, не останавливаясь, поднимает руку в прощающем жесте и идет дальше. Он сильнее и выше этого. У него своя жизнь, в которой у него есть свои неотложные дела. Мне становится стыдно за себя. Как я могла опустить руки и перестать к чему-то стремиться? У меня есть столько того, чего лишены другие! И я всматриваюсь в улицу, ища новых знаков от судьбы. Но в остальном, все как обычно. Вот едет велосипедист со своей неизменной собакой, каждый день сопровождающей его на прогулке. А вот бровастый мужчина европейского вида, неспешно проходящий мимо время от времени. Вот девушка то и дело роняет перчатки и суетливо их подбирает. У нее еще есть зонтик с рисунком Эйфелевой башни, видимо, привезенный из турпоездки.
Просто удивительно, как популярна в мире Эйфелева башня. Построенная к Всемирной выставке, эта металлическая конструкция неожиданно превратилась в символ города любви, художников и поэтов. И этот символ, в свою очередь, как будто стал для людей со всего мира олицетворением их мечты. Я тоже хочу попасть в этот воспетый писателями город. Но хочу попасть в него не в кресле, а на своих ногах. Хочу погулять на Монмартре, пройтись по Елисейским полям, походить по вернисажам и выставкам, увидеть остров Ситэ, побывать в Версале и Фонтенбло – всех тех местах, о которых я читала в книгах. Посмотреть на знаменитых своим шармом парижских женщин, на их манеры и наряды…
Я смотрю, как одеты мужчины и женщины за моим окном, и понимаю, что значит моды и что значить стиль. Мода – это когда все одеты одинаково – в одинакового покроя джинсы, куртки и шапки одного фасона, различаясь только цветом одежды. Так одеваются молодые. Женщины постарше стараются выделяться и подчеркивают свою индивидуальность непохожими на другие пальто и шляпами. Им, наверное, непросто находить одежду под свой стиль. Хотя с появлением шоп-туров россиянкам стало легче одеваться. – появился выбор одежды. На рынках полно привезенной из Турции предметов гардероба на любой вкус. А для тех, кто ищет подешевле, открылся вьетнамский рынок – говорят, там можно найти все: от дубленки до шлепанцев.
«В чем бы я сегодня пошла?» – думаю я, перебирая в уме свой гардероб. Пожалуй, в сапогах на каблуках, чтобы подчеркнуть осанку, и меховом манто с капюшоном, чтобы не замерзнуть…
Глава 13. До. Ноябрь-декабрь 1986
Сегодня Флора надевает каракулевую щубку – уже подморозило. Норку, ставшую показателем престижа, она так и не полюбила, хотя она и висит в шкафу, подаренная мужем. На дворе – время шальных денег и малиновых пиджаков с золотыми пуговицами. «Новые русские» делят страну и доллары, с боем вырывая друг у друга куски пожирнее. Великий постперестроечный передел страны и всех ее ресурсов. У мужа прибавляется работы. Он нервный и озабоченный. Флора же сохраняет спокойствие – ей нечего делить, не за кем и не за чем гоняться – у нее есть своя работа, свой мир цифр.
Стук-стук – вместо маминых счетов стучат клавиши клавиатур перемигивающихся компьютеров, на мониторах которых – таблицы и графики. Холдинг оснащен по последнему слову техники, и компьютеры в отделе появились чуть ли не первыми в администрации. Когда Флора заходит в свой отдел, все замирает и слышится только «Доброго дня, Флора Хасановна!», «Здравствуйте!», «Как съездили?». Девочки у нее внимательные, старательные и вдумчивые – без этих качеств здесь не задержишься. У ее кабинета уже стоят несколько посетителей – с утра пораньше они уже ждут ее вердикта или подписи на документах. Флоры не было неделю – очередная командировка для повышения своего профессионализма, а ей кажется, что прошел уже месяц: настолько насыщенной на новые знания и впечатления была неделя. И все же она с удовольствием вернулась к своей текущей жизни, к родным уже стенам, к своему дружному коллективу. «Хорошо, с пользой провела время», – отвечает она своим подчиненным и радушно кивает визитерам, вступая в свой кабинет. Начинается очередной рабочий день.
Звонок мамы отвлекает ее от работы. «Кайттынмы, кызым – вернулась, доченька?» – беспокойный вопрос заставляет ее устыдиться: надо было позвонить ей первым делом. «Времена уж больно беспокойные», – оправдывается Амина ханым, и дочь спешит ее успокоить: «Все хорошо, мама, я уже полдня как на работе. Дома порядок, дети благополучны, Альфред жив-здоров. Как сами?». «Мы тоже в порядке, по-тихому, по-стариковски. Отец просил тебе передать, чтобы ты пока никуда не ездила, а то сердце у нас слабое, а ты – наш свет в окошке, волнуемся сильно каждый раз». «С таким мужем мне бояться нечего», – отшучивается Флора. «И мужа береги, и детей, – настаивает мама. – А лучше отправь их нам, мы о них сами позаботимся.»
Муж, действительно, как будто стал ценить покой домашнего уюта еще больше, стараясь
