Японские писатели – предтечи Новейшего времени - Нацумэ Сосэки
Говорят, в последнее время в кварталах красных фонарей стали очень популярны игрушечные купюры, почти не отличающиеся от настоящих. От кого я это слыхал…? A-а, да ведь от тебя! Ты же сам рассказывал о чудесных ящичках, о сладостях каси и о фруктах, сделанных из глины, об игрушечных змеях и о всяких разных игрушках со вкусом, чем женщин пугают и забавляют. Поэтому то, что он заказал купюры в таком количестве ни у кого не должно было вызвать подозрений.
И вот, он удачно крадёт настоящие деньги, тайком приносит их в типографию и смешивает с теми, что сам же заказал ранее. Таким образом, покуда за ними не прийдет заказчик, «ходящие под небом» (天下通用) купюры на 50 тысяч иен надёжно хранятся в типографии под видом игрушечных.
Или может, это лишь моё воображение? Но, в любом случае, такая возможность существует. В любом случае, надо было проверить. Я поискал «Квартал пяти домов» на карте и нашёл его в округе Канда. Однако, когда я собрался идти туда получать «игрушечные деньги», я осознал одну трудность: нельзя было оставлять никаких следов моего прихода. Если тот ужасный человек об этом узнает, то страшно даже представить — какую он выдумает для меня месть; я человек мягкий, меня от этой мысли мороз продрал по коже. В общем, надо было как-то изменить внешность, поэтому я и оделся так. На те десять иен я изменился с головы до ног, — неплохая была мысль, а?
И Мацумура продемонстрировал в улыбке хорошо сбитые передние зубы. Один из них, как я заметил уже до этого, сиял золотой коронкой; тут он с важным видом залез себе пальцами в рот, снял эту коронку и показал мне.
— Купил в ночном магазине. Обычная позолота. Просто надеваешь на зуб, и всё. Всего двадцать сэн стоит, а фикса очень бросается в глаза, и люди её запоминают. Если на следующий день меня примутся искать, то будут смотреть прежде всего на тех, у кого коронки на зубах. В общем, подготовившись таким образом, сегодня рано утром я пошёл в Квартал пяти домов. Меня беспокоило ещё одно: оплата этих игрушечных купюр. Чтобы их не перепродали, грабитель наверняка сделал предоплату, ну а если нет? Тогда за них попросят по крайней мере иен 20–30, а у меня, к несчастью, таких денег не было. Да ладно, как-нибудь вывернусь. К моей удаче, в типографии и слова о деньгах не сказали, а просто отдали мне заказ. И вот — ура! — мешок с 50 тысячами у меня за спиной… Осталось придумать — как их использовать. Есть какие мысли?
Мацумура говорил быстро; редко можно было видеть его таким возбуждённым. Я ещё раз поразился тому, какую же силу имеют большие деньги, такая сумма — 50 тысяч иен. Я вот этих неприятностей избежал, а Мацумура, описывая все перипетии, был очень радостен, — это стоило увидеть. Он радовался совершенно бесстыдно; было видно, что он хорошо поработал. Да, поработал, потрудился, и теперь у него на лице постоянно проступала нескрываемая радостная улыбка.
Он постоянно сбивался на хихиканье во время разговора, и как раз этот смех с сумасшедшинкой производил на меня самое большое впечатление. Ну, а что? Если бывали случаи, когда бедняки, выиграв вдруг кучу денег в лотерею, сходили с ума, то почему не мог Мацумура свихнуться от радости, получив вдруг 50 тысяч иен?
Я хотел, чтобы такая радость сохранялась как можно дольше. Ради него же самого.
Факт, впрочем, состоял в том, что я ничего не мог поделать: смех из меня просто рвался, как я его ни пытался остановить. «Нельзя смеяться», — ругал я себя, но внутрь меня как будто вселился маленький проказливый чертёнок и щекотал, не давая закрыть рот. И вот я хохотал во всё горло, как какой-то театральный актёр.
Мацумура был поражён и с удивлением смотрел, как я захожусь в смехе. Наконец, он резко сказал:
— Что с тобой?
Я смог, наконец, перестать смеяться и ответил:
— Да, воображение у тебя — что надо; хорошо ты распутал всё дело. Я, наверное, соглашусь, что твоя голова на несколько порядков умнее моей и достойна уважения. В общем, моя и рядом не стояла. Только вот, неужели ты считаешь, что действительность такая романтичная?
Мацумура ничего не говорил, но смотрел на меня со странным выражением.
— Другими словами, ты что, думаешь, что у этого «грабителя-джентльмена» действительно столько мозгов? С точки зрения литературы, против твоей воображаемой картины возражений нет. Только вот в мире правит не литература, а реализм. Раз уж пошёл разговор о литературе, хочу обратить твоё внимание на пару моментов. Ну, например: разве нельзя представить, что есть ещё какой-то способ прочтения этого кода? Ещё раз перевести то, что ты перевёл? Например, разве нельзя попробовать составлять фразы из комбинаций по восемь знаков?
Сказав это, я ткнул пальцем в сделанную Мацумура расшифровку: ゴケンチヨーシヨージキドーカラ才モチヤノサツヲウケ卜レヴケ卜リニンノナハダイコクヤシヨ一テン.
— ゴジャウダン; смотри, иероглифами будет, 『御冗談』 то есть «шутка»; это что значит, а? Случайность? Вряд ли кто-то так пошалил.
Мацумура не говоря ни слова встал и положил передо мной свёрток фуросики, в котором, как он был уверен, лежали деньги.
— А как тебе вот этот главный факт? 50 тысяч иен из литературных произведений не рождаются.
В его голосе слышалась решимость выходящего на бой дуэлянта; мне даже страшно стало. Чувствуя неловкость за свои слова, я сказал:
— Ладно, я как-то не так выразился, извини. Вообще-то, ты принёс игрушечные деньги — открой и посмотри.
Мацумура как-то замедленно, как будто ощупью в темноте, стал развязывать фуросики; глядя на это, мне стало его жалко. Внутри было четыре брикета, завёрнутые в газету. Он разорвал обёртку одного и посмотрел на содержимое.
— Да я на ходу открывал и своими глазами видел…
Слова как будто застряли у Мацумура в горле, и он полностью сдёрнул газетную обёртку.
Это были очень похожие подделки. С первого взгляда всё было как полагается у оригинала, но присмотревшись оказывалось, что вместо иероглифа «иена» (員) был крупно напечатал иероглиф «круглый» (專), так что получалось не «20 иен», «10 иен», а «20 круглых», «10 круглых».
Мацумура крутил их в руках, не веря своим глазам; улыбка с его лица полностью исчезла. Повисло глубокое молчание. Меня переполняло сожаление, и я рассказал о том, как подшутил над ним, но Мацумура, казалось, ничего не слышал, просидев весь день напролёт как онемевший.
На этом рассказ заканчивается, но чтобы удовлетворить любопытство читателя, я в двух словах объясню — как мне удалось так
