Совсем как ты - Ник Хорнби
– О, еще и диджей? Потрясающе.
Черт.
– Я, вообще-то… В клубах и на частных вечеринках я работаю довольно редко… Пока что… Мне нужно отшлифовать свою оригинальную программу.
Здесь, по крайней мере, вранья не было. Точнее, было, но куда меньше, чем в бахвальстве про клубы и частные вечеринки.
– И что потом с ней делать?
– Исполнять публично. Обзаводиться фолловерами. Кто-нибудь из нужных людей непременно ее услышит и предложит контракт.
– Неужели в наши дни такое бывает?
– В общем, да.
– Что ж, удачи.
– Мы, наверное, еще увидимся, пока я не достиг особых высот.
Он читал ее мысли: нынче каждый рвется стать звездой. Ее сыновья наверняка метили в видеоблогеры с миллионами подписчиков; ее ученики наверняка рассчитывали засветиться в «Икс-факторе» или на «Острове любви». А тут еще один такой. Кичится своими способностями, кичится своими идеями. Но у него есть голова на плечах. И он давно для себя решил, что через пятнадцать лет, если все будет путем, откроет собственный спорткомплекс.
– Почему вы давно в магазин не заходили?
– Стыдилась. Думала, что прежде должна вас отблагодарить, причем не эсэмэской и не через прилавок.
– Откуда мальчишки знают про эту… эту… стычку?
– Им Пол рассказал.
– Вот оно что. А зачем?
– Не знаю. Точнее, знаю. На данном этапе для него очень важна честность. Ему назначили куратора, так что все идет заведенным порядком. Но что-то его подтачивает изнутри. Для детей этот случай не стал потрясением. Они и раньше видели, как отец творит всякие глупости.
– Вам, наверное, тяжело приходится.
– Думаю, ему куда тяжелее. Как глава семьи он не состоялся, с родительскими обязанностями не справился.
– А сейчас уже слишком поздно?
– Для восстановления брака – да. Для отцовских обязанностей – нет. Хотелось бы надеяться. Возможно, с возрастом сыновья пойдут на принцип. Но пока они не злобствуют. А у вас нет желания завести детей?
– Не знаю. Я, честно говоря, об этом не задумываюсь.
Пусть это глупо, но ему не хотелось говорить о том, чем он собирается или не собирается заниматься с другой женщиной. (Он был почти уверен, что дело упирается в другую женщину. Отношения с Люси как-то откладывались.) Он взглянул на телефон:
– Мне пора.
– Спасибо, что зашли.
– Ой да не за что. Мне было приятно. Лучший субботний обед в моей жизни. Слушайте, можно кое-что спросить?
– Конечно.
– Вы ведь знаете про референдум? Как вы собираетесь голосовать?
– Это слишком личный вопрос, молодой человек.
– Ой. Да. Простите.
– Шучу. Я за то, чтобы остаться в составе ЕС.
– А вам известен хотя бы один человек, который будет голосовать за выход?
– Мои родители. Но они читают «Дейли телеграф» и живут в Кенте.
– И этим все объясняется?
– Думаю, да.
– Ладно. Спасибо. У нас на работе как раз сегодня утром был такой разговор.
На миг у него мелькнула мысль рассказать ей об устремлениях людей своего круга: отца, некоторых посетителей спортзала, но хозяйка дома, похоже, уверовала, что дала единственно правильный ответ, просчитав настроения всего мира взрослых, и он решил закрыть эту тему.
Она проводила его до дверей и расцеловала в обе щеки. От нее исходил какой-то незнакомый аромат – ни от одной девчонки, с которой он целовался, так не пахло. Пожалуй, это были даже не духи – ему не шибануло в нос. Это был запах то ли крема, то ли мыла, тонкий и легкий, взрослый. Ее поцелуи, ее запах были под стать серому кардигану и бровям. Они лишили его покоя. По дороге в магазин у него начался небольшой озноб. Если он не найдет себе подругу, то рехнется окончательно. Самому себе он и так виделся идиотом. Нечего зацикливаться на бровях. И хвататься за Диккенса из-за какой-то кружки.
Он познакомился с Джез потому, что к этому не стремился, хотя в его жизни бывало много обратных ситуаций. Когда он в спортзале убирал бадминтонные сетки и устанавливал ворота для мини-футбола, к нему подошла какая-то девушка и поинтересовалась, есть ли у них женские команды.
– Подруга узнать просила, – сказала она.
– В данный момент нет, но мы над этим работаем, так и передай.
– Я и есть подруга, – сказала она.
– Чья?
– Ну, просто так говорится, понимаешь? «Подруга узнать просила». Типа «Не подскажешь ли, как подъехать к симпатяге-парню, который работает в спортзале и меня в упор не видит? Подруга узнать просила».
– Теряюсь.
На самом-то деле он не терялся.
– Ладно, тогда предположим, что в спортзале работает клевый парень.
– Хорошо.
– Ну так как мне к нему подкатить?
– Могу тебя отрекомендовать.
– А вдруг это ты и есть?
– Я?
– Господи. Ну конечно.
– А что за подружка – я ее знаю?
Он нарочно ее заводил и с равным удовольствием наблюдал, как она кокетничает и в то же время раздражается.
– Да это я, блин, подружка.
– То есть ты и сама подруга, и ее подружка?
– Да нету никакой другой – ни подруги, ни подружки. Есть только я. Это я та девушка, которая придумывает, как бы в спортзале потрепаться с симпатичным парнягой – с тобой.
– Мы и так треплемся битый час.
– Треплемся, да все не о том.
– А ты о чем хотела?
– О том, когда гулять пойдем.
Только сейчас Джозеф обратил на нее внимание. При прочих равных обычно все дело решают глаза, и не только потому, что глаза – украшение лица. Глаза – это, как ни крути, самое главное: по глазам сразу видно и умных, и добрых, и юморных, и голодных, причем во всех смыслах: и в прямом, и, что еще интересней, во всяких переносных, порочных. У Джез были обалденные глаза: большие, карие, живые. Но все прочие условия должны быть равными, и он, даже особо не вглядываясь, сделал вывод: равенства было полно.
– В четверг, – ответил он.
– Потому что у тебя есть девчонка и вы встречаетесь по выходным?
– Потому что я вкалываю на нескольких работах, в том числе и в пятницу вечером.
– Хороший ответ, это зачет.
Брови все ж таки выщипала, но в пределах разумного. Между прочим, он только сейчас это заметил, то есть в глаза не бросалось. Видимо, она больше стремилась акцентировать полное равенство, хотя не исключено, что такое впечатление создавалось естественным образом – за счет спортивной формы. Не зря же подкатила к нему до захода в раздевалку – определенно не пыталась ничего скрыть.
– А со своей девушкой я встречаюсь по средам и субботам.
Со смехом Джез ткнула его в плечо. Он решил, что это добрый знак.
– Меня, кстати, зовут Джез.
– Привет. Джозеф.
– Не Джо?
– Ни разу.
– Понятно.
Они вбили номера друг друга в телефоны, и Джез отправилась искать велотренажеры.
После своего внезапного бегства из гостей Люси не ожидала, что Майкл Марвуд когда-нибудь напомнит о себе, но тем не менее однажды вечером, когда она собиралась кормить сыновей ужином, он все же позвонил.
– О, привет.
Ей хватило присутствия духа, чтобы не растягивать второй слог. Протяжность гласного выдала бы ее энтузиазм и волнение, чего ей совершенно не хотелось.
