Великий Годден - Мег Розофф
Он никогда не отвечал «да». И разве кто-то способен вынести такое число отказов?
«Нет, спасибо», – говорил он. Или просто: «Не-а», или вообще молчал и лишь иногда отрицательно качал головой, словно страдал аллергией на контакты с людьми, аллергией на нас.
Мэтти считала его социально неуклюжим, не способным общаться, слишком надменным и к тому же фриком, и было жаль, что он оказался в комплекте с Китом. Мама и Хоуп говорили, что он просто застенчив. А папа вел себя как типичный мужчина – не замечал того, что происходит у него под носом.
– Хьюго? – спрашивал он. – Да он хороший парень.
О-ох.
Отношение братьев друг к другу беспокоило меня. Мы четверо могли сражаться как дикие звери, но только за нечто обычное – за какие-то вещи, за еду, за внимание. А Хьюго и Кит, казалось, искренне не любят друг друга, хотя Кит превращал это в шутку. Хьюго же этого не делал. Если Кит входил в комнату, Хьюго вставал и уходил.
Когда Хьюго оказывался поблизости, я наблюдала за ним, но мало что видела. Иногда он ходил к морю. Иногда был в доме. Иногда читал. Иногда просто лежал на спине на песке. Большую часть времени мы его не видели, словно он надевал плащ-невидимку, и ему было совсем нетрудно затеряться в окрестностях. Он был не так интересен мне, чтобы часами размышлять, где он или чем занимался весь день.
Я пыталась нарисовать спящего в траве Гомеза, выбрав его потому, что он был единственным живым существом, способным оставаться неподвижным на протяжении какого-то времени. Я работала уже давно и так сильно сосредоточилась на своем занятии, что не заметила, что в десяти футах от меня кто-то сидит.
Он прочистил горло, и я посмотрела на него.
– Ну? – сказал Хьюго.
– Ну что? – Все-таки он был чертовски странным.
– Ты как-то странно заботишься о своей сестре.
– Ты это о чем?
– Да о том, что ты сближаешься с моим братом.
– Я с ним не сближаюсь.
Он посмотрел на меня и фыркнул.
Мне не хотелось продолжать этот спор.
– Мы с ним друзья.
– Друзья? – Он как-то безрадостно хохотнул. – Кит ни с кем не дружит. Он занимается сексом.
– Только не со мной.
Хьюго слегка пожал плечами.
– Ты совсем меня не знаешь.
– Верно. – Он покачал головой. – В этом нет необходимости.
Что это? Соперничество между братьями? Хьюго ревнует его… ко всем и вся? Я не винила его. Я бы на его месте тоже ревновала.
– А что, кстати говоря, ты тут делаешь?
– Рисую тебя, рисующую Гомеза, – ответил он, и я заметила, что в руках у него маленький альбом и ручка. И я подумала: «Ну какой идиот рисует ручкой?»
– Дай посмотреть. – Я протянула руку и очень удивилась, когда он, ни секунды не сомневаясь, подошел ко мне и протянул альбом. Набросок оказался грубым и эксцентричным, но в то же время забавным и точным.
– А я и не знала, что ты умеешь рисовать. – Чем дольше я смотрела на этот набросок, тем больше он мне нравился. И это почему-то немного сердило меня. – Я рисую не так хорошо, как ты.
Он снова пожал плечами:
– Ты рисуешь по-своему.
Я пролистала альбом. В нем были портреты всех нас – моментально узнаваемые, они заставляли тебя смеяться и в то же время смущали. Кроме того, здесь были пейзажи с неожиданными деталями: летящая черепаха, какой-то неприличный динозавр.
– О. – Я чувствовала себя уязвленной, и у меня вызвало раздражение, что он не озаботился обнаружить свой талант раньше. Вот она я, собираюсь устроить из рисования шоу и поговариваю о поступлении в художественную школу, и тут он показывает мне альбом с такими рисунками. Сделанными ручкой.
– Это так характерно для тебя, – сказала я.
Он, казалось, был искренне удивлен:
– Что?
– Ты не говорил нам, что умеешь рисовать.
Он уставился на меня:
– Так вы не спрашивали.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Нет. – Он какое-то время изучал свои руки, и я с удивлением увидела, что они у него дрожат. Я не могла понять, что выражает его лицо, и это было неудивительно, поскольку я никогда не могла понять, что оно выражает.
– Я чем-то обидел тебя? – наконец спросил он. – Со всеми остальными ты ведешь себя нормально.
– Обидел меня? Ну, вообще-то, да. Обидел. Тебе здесь не нравится. Ты ни с кем не разговариваешь. Ты подсматриваешь за нами…
– Подсматриваю?!
– Да, подсматриваешь. Такое впечатление, что ты бы с большим удовольствием оказался в камере смертников, чем у нас. Тебе не нравится даже Хоуп или Мэл. А мы всего лишь хотим хорошо провести лето. А ты похож на чертова змея в Эдемском саду.
Он смотрел на меня с возмущением.
– Это я-то змея? Превосходно. Держу пари, тебе бы очень хотелось, чтобы я больше походил на своего брата.
– Я этого не говорила.
– Надо же, как ты вежлива со мной. – Голос у него стал ледяным. Он встал, забрал у меня альбом и быстро ушел прочь. Я же в раздражении притоптывала ногой. В жизни не встречала людей, способных так быстро привести меня в бешенство.
Я пошла за ним.
– Кстати говоря, почему ты все здесь так ненавидишь? И ты ненавидел нас еще до того, как твой брат замутил с Мэтти.
Он, похоже, был шокирован.
– Я ничего не имею против Мэтти. Она хорошая.
Какое-то мгновение мне казалось, что он сейчас расплачется. Мы оба дрожали от распирающих нас эмоций. Ни он, ни я не знали, что сказать.
– Послушай, – наконец проговорила я. – Давай просто забудем о нашем разговоре.
Он покачал головой.
– Приходи иногда рисовать со мной.
– Именно это я и сделал сегодня.
Ради всего святого.
– Приходи еще.
– Не знаю. – Он уставился в землю.
Мы стояли и молчали, Хьюго покраснел и старался скрыть выступившие на глазах слезы.
– Пойдем погуляем.
Он засомневался.
– Пошли, – настаивала я, но он не сдвинулся с места, и тогда я взяла его за руку.
Он сильно вздрогнул:
– Не хватай меня!
– Прости, Хьюго. Я не знала, что ты ненавидишь, когда к тебе прикасаются.
– Не когда прикасаются! – Он почти кричал. – Я ненавижу, когда меня хватают!
Хорошо. Прекрасно. Да ты, Хьюго, просто-напросто прогулка по минному полю.
Мы молча дошли до болота. Стояла такая тишина, что было слышно, как у нас над головами пролетают птицы. Полмили. Миля. Напряжение между нами исчезло, и остались только мягкий плеск моря, возгласы птиц и далекий гул голосов.
– Тебе нравится здесь?
Это было хорошее место, окаймленное камышом и облаками. Над нами пролетела крачка. Я села, и Хьюго сделал то же самое, на некотором расстоянии от меня. Над морем удалялись от нас грозовые тучи.
Какое-то время мы рисовали.
А потом я услышала:
– Пст!
Он поднял вверх небольшой набросок, всего несколько линий, и я, прищурившись, увидела, что он нарисовал меня, сидящую в камышах. Из моего чернильного сердца торчала длинная стрела, и она была
