Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец
Царь Борис подпер рукою голову, облокотившись на стол, и задумался. Монах также молчал и внимательно наблюдал царя.
– - Не правда ли, отче Григорий, что сон ужасный? -- сказал царь, не переменяя своего положения.
– - Ужасен и, если позволишь сказать, не предвещает доброго,-- отвечал монах.
– - Говори, говори все, что ты думаешь,-- сказал царь,-- не бойся ничего: думай вслух передо мною.
– - Государь! великое бедствие угрожает роду твоему и более всех -- тебе!
– - А России? -- спросил государь, прервав слова монаха.
– - России! -- сказал монах и задумался.-- Россия,-- продолжал он медленно,-- также претерпит бедствие, но она нетленна и. как адамант в огне, очистится в смутах. Господь Бог не попустит, чтоб заглохла последняя гряда, на которую пересажено с востока животворное древо православия; он не разгонит последнего стада избранных агнцев, и не даст их на съедение лютым волкам.-- Монах остановился и, помолчав, примолвил: -- Но он может переменить вертоградаря, может вверить избранное стадо другому пастырю…
– - Что ты говоришь? -- воскликнул царь Борис громким и грозным голосом,-- что ты смеешь произнесть в моем присутствии!
– - Ты позволил мне думать вслух, государь! -- отвечал монах.-- Я так думаю, соображая все обстоятельства твоего сна.
– - Переменить вертоградаря, переменить пастыря! -- воскликнул Борис.-- Зловещий вран! не думаешь ли ты, что у меня можно исторгнуть скипетр? что меня можно лишить венца Мономахова? Нет, нет, никто не дерзнет прикоснуться к ним -- пока я жив!
– - Государь! я вовсе не думаю о тебе; не пророчествую, но толкую сон по твоему велению. Все мы слепы и немощны пред Богом. Писание гласит: "Не хвалися в утрии, не веси бо, что родит находяй день" (17). Жизнь царя в руке Господней, как последнего из рабов его,-- отвечал монах хладнокровно. По мере беспокойства Бориса монах ободрялся и становился смелее.
– - Престол российский отдан Богом посредством воли народной роду моему и поколению,-- сказал государь уныло тихим голосом.
– - Всякий человек из земли создан и в землю обратится,-- отвечал монах.-- Прах и тлен слава мира сего. "Всем время, и время всякой вещи под небесем. Время раждатися и время умирати: время садити и время исторгати сажденное" (18).
– - Я хочу, чтоб ты толковал мне значение каждого видения, а не делал своих заключений преждевременно,-- сказал государь гневно, но тихо.-- Что значит солнце, лишенное теплоты своей?
– - Солнце -- Царь естества,-- отвечал монах.-- Различные породы животных от человека до неприметного глазу насекомого, все растения от кедра ливанского до мелкой плесени, все ископаемые от алмаза до простой глины живут, прозябают или образуются в недрах земли теплотою солнца, душою вселенной. Нет теплоты -- нет души, нет жизни! Государь! ты видел во сне старца, который истолковал тебе страшное видение. Этот старец -- судьба твоя!
– - Боже мой!-- воскликнул Борис,-- меня ли можно упрекать в холодности, в нелюбви к моему народу? Не я ли посвятил все дни мои попечению о благе России: отказался от всех земных радостей для тяжких трудов государственного управления? Все мои помышления клонятся к славе, к благоденствию России… Можно ли ко мне относить слова старца, виденного мною во сне? Подумай хорошенько, отче Григорий! Верно, роковые слова старца и самое видение имеют превратный смысел?
– - "Мерила льстивыя мерзость пред Господем: вес же праведный приятен Ему",-- сказано в притче Соломоновой (19),-- отвечал монах.-- Ты мне повелел говорить правду; не хочу лицемерить. Слушай и мужайся: "От плодов правды снесть благий" (20).
– - Говори, говори, Бог с тобою! -- воскликнул Борис, закрыв лицо руками.
– - Не делами гласными, но любовью измеряет Господь сердце. Скажу тебе быль. В храм монастыря Афонского приходили ежегодно с дарами два грека. Один из них был богат и в милости у правителя области. Он предал неверным соседа своего, оклеветав его в злоумышлении пред престолом султана, и получил за сие знатную часть достояния погибшего безвинно единоверца. В златотканых одеждах, с гордостью входил предатель во храм, и слуги его, одетые богато, приносили драгоценные дары к удивлению всего народа, который, не зная ни источника богатства кичливого грека, ни цели его приношений, хвалил и прославлял его. Другой грек, в бедном одеянии, приносил на своих плечах в храм только десятую часть того, что ему оставалось лишнего от трудов его, а девять частей раздавал втайне бедным. На Страстной неделе, когда богатый грек, раздав пред храмом щедрую милостыню и украсив алтарь золотом и багряницею, гордо озираясь, приступил к святому причащению и отворотился от бедного грека, приносящего скудную свою десятину, архимандрит, в полном облачении, с святыми дарами в руках, произнес слова апостольские: "Ничто же бо покровенно есть, еже не открыется, и тайно, еже не уразумеется" (21). Потом, благословив убогого грека и причастив святых даров, обратился к богатому и сказал: "Очисти душу свою смирением и покаянием: кровь, невинно пролитая, вопиет к небу об отмщении. Богатство твое -- гнилость, дары и милостыня -- добыча ада, и не обратятся к небу, как жертва Каинова: "Убойтеся имущаго власть по убиении воврещи в дебрь огненную" (22). Господь смотрит на сердце, а не на руки, и судит по желанию, а не по исполнению. "Аще убо вы зли суще умеете даяния благо даяти чадам вашим" (23). Гордый даятель со стыдом вышел из храма, ибо он искал славы земныя, а не спасения души и покоя внутреннего.
– - К чему клонится речь твоя и на кого ты метишь своею притчей? -- сказал царь грозно.
– - Судья твой -- Бог, а не я, государь! -- сказал монах, низко поклонясь. "Сердце царево в руце Божией". Он один ведает тайные твои дела и помышления, он один награждает и наказует царей. Я к тому рассказал быль, чтоб показать тебе, что кажущееся великим на земле, иногда бывает малым пред Богом. Мир видит дела твои, чтит тебя и превозносит. Благо тебе, если всякое дело проистекает из чистого источника. Не о тебе думал я, государь, рассказывая быль, но обо всех сынах земли, от мала до велика, от царя до нищего.
– - Довольно, Бог с тобой! -- сказал Борис.-- Ты молод, но язык твой льстив и ум коварен.-- Он вынул из столового ящика горсть ефимков и подал монаху.-- Возьми это и ступай с Богом восвояси.
– - Я доволен твоею милостью, государь, и не возьму денег,-- отвечал монах.
– - Возьми на украшение храма твоей обители,-- сказал Борис и, завернув деньги в шелковый платок, отдал монаху.-- Ступай за мною! -- примолвил царь, отпер противуположные двери, вывел монаха в другую комнату и позвал служителя, которому велел проводить его на улицу.
– ----
Лишь только царь Борис Федорович возвратился в свою комнату, вошла туда царица с царевичем Феодором и дочерью Ксениею. Не могло утаиться от ближних беспокойство, смущение царя Бориса. Лицо его было бледно, глаза мутны, дыхание тяжело.
– - Ты нездоров, государь,-- сказала царица,-- не лучше ли посоветоваться с лекарем?
– - На мою болезнь нет лекарства,-- отвечал Борис,-- но это пройдет. Что день, то гнев, неудовольствие, досада! Ты знаешь, что мне невозможно обойтись без этого. Самые близкие ко мне люди не исполняют моих приказаний.-- Царевна потупила взоры при сих словах родителя и покраснела. Борис продолжал, обращаясь к царице: -- Твоя Марья Даниловна делает беспрестанно глупости: созывает в мои палаты разных бродяг; то не хочет лечиться, то лечится по-своему; внушает дочери моей ненависть к иностранцам. Я думаю выбрать из боярынь или княгинь какую-нибудь умную женщину… Мне наскучила эта старуха.-- Борис опустил голову и замолчал.
– - Помилуй, государь! -- сказала царица,-- ты убьешь бедную Марью, если удалишь ее от нашей дочери, которую она взлелеяла и вскормила на своих руках. Марья -- вторая мать Ксении, они так любят друг друга! Неужели ты захочешь расстроить счастье твоего семейства? Марья принадлежит к семье нашей.-- Царевна не могла удержать слез при мысли, что ей должно расстаться с доброю нянею, и горько заплакала.
– - Успокойтесь, успокойтесь! -- сказал Борис, тронувшись.-- Пусть будет по-вашему, я только думаю так… но не хочу нарушать вашего счастья, если вы почитаете это счастьем. Боже всевидящий! чем я жертвовал, на что отваживался, что претерпел для вашего счастья, дети мои! Мне ли нарушать его? Обнимите меня! -- Юный Феодор и Ксения бросились в объятия родителя. Глаза Бориса омочились слезами. Он замолчал и погрузился в думу.
– - Мы пришли звать тебя на вечернюю молитву,-- сказала царица.-- Священник ждет в образной.
– - Молитесь, молитесь, дети мои!-- воскликнул Борис.-- Ваш родитель имеет нужду в заступлении чистых душ.-- Борис опомнился и продолжал: -- Как царь я должен карать й миловать. Быть может, в числе обвиняемых и осуждаемых есть невинные, за которых я должен буду отвечать.
– - Отвечать будут те, которые смущают тебя злыми изветами, которые скрывают правду пред твоим царским престолом, а не ты, творящий суд и правду по видимому и слышимому,-- сказала царица.
