В Ситников - О Боге, смерти и любви
Вниз на первый с пятого, бегом, стремглав. Не думая. Только раз-два-три. Раз-два-три - так я пробегаю лестничный пролет. Впервые слышу глухой отзвук эхо в подъезде. Так было каждый день, утром. Так и сейчас.
Выбежал из дома, не останавливаюсь. Через двор сиганул к Большой Пироговке. Там по Абрикосовскому вниз. К набережной. Знакомый, сладкий памятью путь. Когда уходил из дома, постоянно его повторял. Так и сейчас
Лишь у парапета дал себе отдышаться. Казалось, сердце выпрыгнет, но нет. Когда сел, хоть и были кровавые круги перед глазами, вскоре успокоился.
"К холму!" - и медленно поплелся к Бородинскому мосту.
"Стоп! На этот раз не пойду к холму," - поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь к мосту кольцевой железной дороги через Москву-реку. Немножко задержался над водой.
"Подумать только Москва была в начале века такой маленькой," - начал медленно подниматься на Воробьевы горы. - "Лучше мы вернемся, там разберемся... На-де-юсь..."
Продолжаю идти в сторону Университета. Мысль о том, что можно что-нибудь сделать только там, где все произошло, где произошел временной разрыв, надлом, провал, дыра или что-нибудь похожее, посетила меня внезапно. Ускоряю шаг и уже полностью отдаюсь раздумьям. Опять возвращаюсь к идее странного нашего времени, как бытия на вершинах напряжения другого бытия.
Все вокруг и внутри, как бомба, разорвал вопрос: "А нужно ли все возвращать? Нужно ли мне возвращаться?" - повис в воздухе. Правда, тут же отступил, поскольку мне вдруг захотелось смертельно пить. Жажда явно уже давно подступала ко мне, но ощутил ее внезапно. Во рту меня сковывала сухость пустыни. Ни слова, ни мысли. Только желание пить.
Впереди увидел магазинчик. Рывком вырываю себя из сухого бреда и врываюсь разбойником в него. Влага наполнила мое тело. Сначала горло, затем, желудок. Все. Теперь...
"Зачем возвращаться? Ты, помнишь, написал: я обречен бывать с собой, я вечен чувству solitudo?" - все возвращается на круги своя, и вопрос во мне проснулся вновь. - "Ведь по существу тебе не надо возвращаться. Ответь себе зачем? Что ты там найдешь? Ты сам хотел убежать?"
Это было похоже на шок. Номер два за сегодняшний день. Понимание того, что со мной происходит исполнение желаний. Восприятие происходящего через призму всего, что было скрыто в самой глубине моей души. Как бутон цветка перед рассветом, солнце всходит, смысл приходит, распускается.
"Вспомни, что тебя гнетет уже последний год? Листочек, который носишь всегда с собой и пишешь на нем самое сокровенное? Вспомнил? Камю, "Посторонний"? Человек совершенно низкий. Видящий и чувствующий все вне себя, но сам полная сволочь и низость. Новый человек - мое-Я. Каждая мысль его, каждое воспоминание - только плохое. Он понимает, что теперь ему не перед кем скрывать себя, за личиной "хорошего". Все здесь наружу, следовательно выход всей его натуры." - я усмехнулся так все близко.
"Смерть - не есть какая-то сакральная истина, лишь убийство, нет эмоций. Горе - нет эмоций, переживаний перед ним, перед совершенно сволочным поступком. Радость, светлые чувства - все то, что определяет первичные отношения между людьми, - также лишены глубины. Та самая раздвоенность. Я в роли двуликого Януса среди людей. Раздвоенность в человеческом мире, их реальности, здесь пропадает. Исчезает то, что надсмехалось надо мной. Наконец-то стану самим собой. Здесь. Среди остановленного времени."
"А понимал ли меня в сущности кто-либо? Быть может гениальный друг, который не находил малейшего желания со мной общаться? Или моя возлюбленная, которой посветил свою жизнь, и которая так этого и не поняла? Единственное, что мне оставалось, верить в книги. На самом деле они те же люди. Как там у Декарта: "La lecture de tous les bons livres est comme une conversation avec les plus honnetes gens des siecles passes..." Им можно посвящать время, их можно избегать. Ты находишься в постоянном общении с ними, они для тебя те новые люди, которые привлекают в твою жизнь новые реальности окружающего мира. Да, лишь эти огромные тома с буквами, аккуратно выстроенными в маленькие строчки, заполняли страницы моей жизни. Единственные верные друзья, которых так и не хватало всю жизнь."
Шаг за шагом я приближаюсь к смотровой.
"Это объяснение себе, кто ты есть. Грязь земная во мне. Медленно меня наполняет она, поглощает каждую мою мысль. Медленно мною начинает править головная боль."
"Тихо и спокойно все вокруг. Наконец-то один? Наконец-то?.. Я думал, что цель моя, судьба сделать Ингушу счастливой. Потом, года через два, разочаровался в себе. "Быть может, я ее не люблю? Может дело во мне? А вдруг не во мне?" - мысль моя, что-то мое. Каждое слово, каждый образ там, в реальности, - это как шаг по лезвию бритвы "Нева" из нержавеющей стали, в левом кармане моей сорочки. Я разорвался в себе. Понял, что и это меня уже не держит. Появление Анны. Разрешение доступа к моему сердцу? Если оно есть... Хе-хе... Set control to the heart to the sun. Я строю знаки, символы, окружаю себя связями. В несколько лет назад отказался от построения знаков, символов, слов, мыслей, идей, связей. Я один и именно в себе обретаю покой. Пережить себя, вот это обладает смыслом. Тело - это якорь. Душа же обладает крыльями."
Мечты. Я кувыркаюсь в них. Прыгаю с высоты своего "чистого разума" в глубины души и оказываюсь в их объятиях. Как нежные, мягкие облака, они окутывают меня. Порыв и, ныряя в никуда, отдаюсь какой-нибудь из них полностью. Как образ цветка перед мысленным взором Гете, наслаждаюсь несбыточным. Здесь я нахожу опору, жажду встречи с этой сладкой ирреальностью. Сейчас я велик, здесь все в моих руках, ведь это мои мечты. Мое сознание притупляется. Я-тело остаюсь среди мира предметов, Я-дух раскрывает свои крылья. Как будто последний махнул рукой на меня. Ухмыльнулся и просто, красиво и мягко улетел.
Со всех сил, со всех ног я, словно испугавшись, пытаюсь его догнать. Да, я догоняю. Всегда-всегда догоняю. Сам ухмыльнулся и даже не кинул взгляд на себя-тело.
Подхожу к краю сознания. Улыбаюсь...
Без мысли, без чувства, без нас всех, просто отталкиваюсь и лечу вниз, туда, где стал счастливым.
Так незаметно очутился на смотровой. Обожаю вид на Москву. Я урбанист. Город для меня наполнен смыслом, своей жизнью, тем, что меня привлекает и ведет за собой. Кортасара влек Париж, меня город внизу. Мир улочек, проспектов, открытый каждому.
От домов из камня поднимаю глаза к небу.
Часто представляю, когда наблюдаю за облаками, что предо мною горы. Здесь в Москве, на равнине, вдруг, внезапно, рождается другая Вселенная. И словно житель Женевы мечтаешь завтра, в воскресенье, отправиться путешествовать по скалам, горным водопадам, бурным речным потокам.
Мой взгляд остановился на рожденной криком стене, которая чуть было не убила меня.
- Странно, - голос прозвучал в пустоте окружающего, отбился от застывших людей бильярдным мячом. Я присмотрелся к тому невиданному, от чего убежал. О чем пока удавалось не думать, хотя сколько времени прошло не знал, потерял это чувство.
"Да это же..." - я не закончил мысленно произносимую фразу.
Передо мной, на той стене, раскрылась картина, которую я увидел через смотровую дырку у аудитории. Группа Ингушки. Даже ее можно было различить. Кадрами картина повторялась по всей поверхности стены, уходя вместе с ней в глубь и в высь.
Опять появился страх и услышал тот же грохот. Свист, шум, что-то приближалось, опять материализованный крик. Но где, я не видел откуда. Отошел от мраморного парапета, стал оглядываться по сторонам. Дрожь, которую ощутил на своей коже, переросла в трепетание земли под ногами. Увидел. Стена прошла сквозь первую и отрезала собою от меня город. Еще одна появилась позади, и от содроганий почвы меня кинуло на землю. Третья прошла опять в нескольких метрах от меня, тем самым зачеркнув путь, которым пришел на вершину Воробьевых гор.
Очнулся от того, что ощутил соленый привкус крови на губах. Голова ударилась о парапет, наверное, рассек себе висок. Напрягаю кисти. Все в порядке. Пододвигаю ноги. Одна отозвалась ноющей болью. Скорее всего подвернул, когда в падении пытался уцепиться за что-нибудь.
"Почему люди не падают? Почему эти стены не приносят разрушения всему вокруг? Только мне?"
Достаю платок и вытираю кровь с лица. Струйка тоненькая, но, все равно, не приятно. Поднимаю голову в сторону города... Передо мной лифт, полуоткрывшиеся дверцы кабинки лифта на стене. Кадр за кадром. Три стены пересеклись.
Собрался с силами. Нужно посмотреть, что же на той, последней стене.
Нет, не могу разглядеть.
"Черт бы меня побрал! Да это же все так, как... О боже!" - и я быстрым шагом направился к главному зданию Университета, гонимый невероятными цветами параллельно существующей мне стены.
"Прогулки по застывшему городу в секунде бесконечности. Мир передо мной, тот, что оставил, что вижу в отражениях, в стенах (но это не стены, это лучи, бесконечности), лишь пики проявления бесконечностей. Каждый виток времени в нашем проявлении, в мире людей, - это верхушка, шапка бесконечных бесконечностей," - захлебываюсь от потока мыслей и ощущения познания. - "И только за счет своей наивысшей концентрации мы не проваливаемся в мириады бесконечностей, хотя случается и... В общем то, что со мной. Только тогда в бытии среди застывшей жизни, моей реальности можно найти себя. Стены, которые оградили меня, - это я. Это то, что я осмыслил, то, что я подумал, то, о чем я постоянно думаю. В этом остановившемся мире я не подвергнут влиянию постоянно сменяющих друг друга различных по своей сути и содержанию бесконечностей. Ты один и ты един. Здесь только в моих руках судьба, только в моих желаниях моя суть, личность, если она есть. Самое ужасное, когда бесконечности начинают пересекаться. Они пересекаются и в моей бывшей реальности, но там это происходит единожды, и исчезает с наивысшей степенью необходимости, здесь это не так. Миры эти в своей сущности очень тонкие материи, они, раз пересекшись, оставляют след, то, что доставило мне несколько неприятностей. Они, эти бесконечные миры ежесекундного, ежемгновенного проявления исходят из единого источника, посылаемые с невероятной, непонятной последовательностью, понятия направления или устремления в нашем понимании здесь нет. Пространство этих подпространств суть ничто. Да, но я не могу так уверенно утверждать ни о чем здесь, хотя с появлением меня, без сомнения этот мир приобрел осмысленные очертания, поскольку мое появление предало ему смысл, некоторую объяснительную сущность."
