Максим Горький - Том 7. Мать. Рассказы, очерки 1906-1907
Чарли Мэн медленно поднял голову и серыми глазами взглянул в небо, такое высокое, обширное в этот ясный день. И опустил ружьё к ноге…
Подумал, спокойно рассматривая птицу…
Потом он положил ружьё на землю, взял в стороне ящик, подошёл к птице, ожидавшей минуту последней для неё борьбы, накрыл её ящиком и не спеша ушёл в дом.
Его жены и детей не было дома: они, как всегда летом, уезжали к деду, на озеро. Они, как это известно в деревне, не очень любят Чарли…
Минут через десять он вышел снова, рука его была перевязана грубо и наскоро полотенцем, которое уже успело пропитаться кровью, в другой руке он нёс тонкую и крепкую верёвку.
Сняв ящик с тела птицы, он опустился перед ней на колени и сказал угрюмо:
— Не будем ссориться…
Ослеплённая темнотой под ящиком, разбитая ударом о землю, птица лежала всё в той же, готовой к бою позе, но голова её теперь бессильно опустилась на землю, только один желтоватый круглый глаз смотрел в лицо Чарли…
И презирал его.
Чарли Мэну удалось накинуть на ногу птицы веревку и туго завязать её. Ястреб клекотал, точно кровь кипела у него в горле… Но он был слишком обессилен и унижен, чтобы драться.
Другой конец верёвки Мэн привязал к дереву, потом посмотрел на птицу, кивнул ей молча головой и, подняв с земли ружьё, ушёл в дом.
Ястреб повернул свой жёлтый, круглый глаз вслед ему…
Потом приподнял крылья. Но они бессильно опустились…
Тогда птица подобрала одно крыло и, сделав сильное движение всем телом, опрокинулась на бок… встала на ноги…
Опустила крылья, опираясь ими на землю и низко наклонив голову — точно Чарли Мэн на ходу, — прыгнула раз… два… свалилась на бок.
Заклекотала злобным клёкотом, негромко, хрипло, и снова села на землю, упираясь крыльями в пыль её. Так сидя, измятая, разбитая, она, опустив хищную голову, смотрела круглым глазом на верёвку, которая длинной, серой и тонкой змеёй тянулась от её ноги к дереву — изломанные перья дрожали мелкой дрожью.
Чарли Мэн стоял у окна и смотрел на ястреба серыми глазами…
Птица оправилась дня через три, она прыгала по двору, тяжело влача за собой измятое крыло и длинную верёвку, прыгала и смотрела на всё жёлтыми глазами — острым взглядом тонко отточенной, холодной злобы…
Каждый день Чарли Мэн бросал ей куски сырого мяса, но ястреб не дотрагивался до них при охотнике: когда кусок падал около его клюва, птица расправляла здоровое крыло и прыгала прочь от куска, никогда не глядя на него… После куски мяса незаметно исчезали…
Для детей деревни было большим удовольствием забавляться с ястребом Чарли Мэна. Они приходили к его дому каждый день весёлой ватагой, кричали на ястреба, хлопали руками и бросали камни в угрюмую птицу, стараясь попасть ей в этот жёлтый, строгий глаз, почему-то раздражавший их.
Если камень падал близко от ястреба, птица косилась на него, оставаясь неподвижной, если камень попадал ей в тело, она, вздрогнув, отскакивала прочь от удара. И всегда — молчала…
И всегда Чарли Мэн сидел на крыльце своего старого, маленького дома, встречая детей и молча следя за игрой с ястребом. Стесняя их веселье, он ничего не говорил им, но все чувствовали на себе его мёртвый, охлаждающий взгляд, и каждому он казался лишним здесь… Избегая ударов камнями, по траве перед домом прыгала большая угрюмая и злая птица, на крыльце сидел, положив скулы на ладони, длинный, худой человек и смотрел на ястреба, на детей, смотрел всё время, пока они играли с птицей, стараясь выбить метким ударом камня её злой глаз.
Чарли Мэн молчал… Но было хуже, когда он неохотно и медленно бросал детям несколько слов, одинаково скучных и, пожалуй, даже глупых:
— Вы, ребята, могли бы, если б захотели, бросить этой птице пару цыплят. Для неё, я думаю, цыплята будут приятнее камней и палок…
В другой раз, когда маленький Джонстон ловко ушиб ногу ястреба, Чарли Мэн поднялся и почему-то заявил детям:
— Я полагаю — с него довольно на сегодня… Вы могли бы уже идти домой, ребята…
— Когда вы убьёте дьявола, Мэн? — спрашивали его дети.
— Чтобы убить — не нужно много времени… — ответил он.
Всё это было скучно и охлаждало враждебный пыл детей, ненавидевших вредную птицу со всею силой и искренностью чистых сердец. И было странно, что с той поры, как Мэн привязал ястреба, он сам почти перестал выходить из дому.
Порою дети, раздражённые птицей, бросались на неё, тогда она быстро опрокидывалась на спину, вытягивала когти, открывала клюв и так ждала борьбы — вся взъерошенная и дрожащая, точно живой ком дикой злости…
В такой момент возбуждения Чарли Мэн вставал, вытягивался и, казалось, готовился к чему-то, что сразу отвлекало внимание детей от ястреба. Они смотрели на Чарли Мэна, он на них…
Им становилось холодно и жутко под взглядом серых глаз.
И тогда они уходили прочь от неприятной серой птицы и от чудака…
Однажды после такой сцены они ушли, а Чарли Мэн остался на крыльце. Положив, как всегда, свои скулы на ладони, он пристально смотрел на птицу, утомлённую прыжками, она прижалась вплоть к стволу дерева, около которого запуталась её верёвка, и голова её опустилась к земле, точно на ней невидимо лежало бремя долгой жизни или многих страданий.
Чарли Мэн смотрел на неё, пока стемнело, потом он встал и медленно подошёл к дереву. Птица вздрогнула, насторожилась, её перья злобно встали…
— Это… не то, дружище! — пробормотал Чарли Мэн, отрицательно кивая головой.
И он пошёл на птицу так, чтобы она, отступая перед ним, распутала верёвку. Сначала ястреб противился, взмахивая крыльями, но когда он понял, что каждый новый круг около дерева, удлиняя верёвку, отдаляет его от человека, он запрыгал по земле быстрее, ещё быстрее… И вдруг, взмахнув крыльями, поднялся, полетел, крикнул…
Верёвка дёрнула его назад, он почти упал снова на землю, косо махая крыльями. И, когда он сел на траве, его жёлтый, круглый глаз уставился в лицо Мзна, стоявшего в двух шагах.
Чарли Мэн осмотрел птицу, круто повернулся и не спеша ушёл в дом.
Он вышел оттуда сейчас же и вынес ружьё. Так же, не спеша, он подошёл к ястребу, приложил ружьё к плечу…
Туго натянув верёвку, птица сидела неподвижно, и круглый глаз её блестел во тьме, глядя на Чарли Мэна, в его каменное, как всегда, лицо. Голова ястреба была немного скошена направо. Мэн вдруг усмехнулся, опустил ружьё и сказал:
— Это — глупость, дружище… Не нужно это, я знаю…
Он качнул головой, и птица тоже как будто пошевелилась…
Мэн опустил ружьё на землю и вынул из кармана нож, потом осторожно взял верёвку и потянул её к себе. Ястреб вздрогнул, взмахнул крыльями, готовый опрокинуться на землю и защищаться…
— Не дури… — тихо сказал Чарли Мэн. — Довольно глупостей… довольно для обоих нас…
Он всё подвигал птицу ближе к себе, осторожно потягивая верёвку, — ястреб, не спуская с него взгляда, уступал силе и вытягивал клюв, медленно открывая его, готовый вырвать серый глаз человека.
Но Чарли Мэн коротким, быстрым ударом перерезал верёвку у самой ноги птицы и тотчас отскочил. Испуганная его движением, птица взмыла в воздух… Радостно, громко крикнула и снова, как бы не веря свободе, опустилась на землю…
Чарли Мэн, не глядя на неё, поднял ружьё и пошёл в дом…
Он слышал, как сзади него грузно хлопнули в воздухе крылья — раз, два и три… Потом во тьме раздался мягкий шум полёта большой, тяжёлой птицы…
Человек наклонил голову и, не оглядываясь, скрылся в доме…
…Наутро снова явились дети, но птицы не было, а Чарли Мэн, одетый на охоту, усердно смазывал ружьё.
— А где же одноглазый дьявол? — вскричали дети. Это не относилось к Чарли Мэну, и он молчал.
— Где ваша птица, мистер Мэн? — спросили дети, окружая охотника.
Он поднял своё красное лицо в небо и не спеша ответил:
— Улетела птица… Как это было необходимо для неё.
— Вы отпустили её? — изумлённо и разочарованно закричали дети. — Чтобы она опять таскала кур? Теперь, когда у всех цыплята?.. Ого-го, мистер Мэн!
— Я ей сказал, — странно двигая губами, заговорил Чарли Мэн, — я сказал ей, чтобы она не встречалась со мной ещё раз… Но о том, как надо вести себя по отношению к домашней птице… я, кажется, забыл сказать ей? Да, я позабыл…
…С той поры знаменитого охотника Чарли Мэна весь округ называет за глаза не иначе как — старым ослом…
Мои интервью
Король, который высоко держит свое знамя
…Слуга, вооружённый длинной саблей и украшенный множеством пёстрых орденов, провёл меня в кабинет его величества и встал у двери рядом со мной, не спуская глаз с моих рук.
Король отсутствовал, и я принялся внимательно осматривать лабораторию, в которой великий человек творил дела свои, удивлявшие весь мир. Кабинет его величества представлял собою комнату длиною футов в двести и шириною не менее ста футов.
