Виктор Кин - По ту сторону
- А мне наплевать, - возражал он сонным голосом и поворачивался лицом вниз.
Тогда Матвеев поднял его и поставил к стене.
На дворе было холодно. Они не успели выехать за ворота, как уже замерзли совсем. Дул ветер, поднимая облака мелкого, сухого снега и путая гривы лошадей. Они выехали из деревни, миновали две скрипящие ветряные мельницы и поднялись на гору. Дальше шел лес. Здесь ветра не было, и они немного согрелись.
Рассвет окрасил все в мягкий, синеватый цвет. От деревьев падала густая тень, лесная чаща стала глубже и прозрачней. Кое-где по веткам взбирался дикий виноград, и его засохшие листья лежали красноватыми декоративными пятнами. По свежему снегу сани скользили бесшумно и ровно; это располагало к дремоте.
Матвеев закрыл глаза и слушал Безайса, который завел с Жукановым спор о том, что было бы, если бы ученые изобрели способ делать золото. Скупщик был упрямый человек.
- Ничего не было бы, - говорил он. - Их бы арестовали и посадили в кутузку, чтобы не придумывали. Один выдумает, другой еще чего-нибудь выдумает, - что же получится!
Потом он начал расспрашивать Безайса о Советской России. Безайс рассказывал охотно, и Матвеев слушал его с некоторым удивлением. Все фабрики работают, закрыты те, которые не нужны. Голод только в Поволжье, а в остальных местах благополучно. На железных дорогах образцовый порядок. Особенно налег он на электрификацию и детские дома, в которых, по его словам, дети пьют какао и одеваются, как ангелы. Он лгал уверенно, и Матвеев не понимал, зачем это ему нужно. Позже он спросил его об этом.
- Видишь ли, - ответил Безайс, - цели у меня не было никакой. Но мне было неприятно рассказывать про свою республику всякую дрянь. Он все равно человек не наш, и у него голова забита всякой чепухой, о трупах, которые у нас выдают по карточкам. Ему это не повредит.
Жуканов слушал и кивал головой. Когда Безайс кончил, он спросил:
- А почему у вас на гербе находятся серп и молот?
- Это значит, - ответил Безайс, - что рабочий класс управляет страной в союзе с крестьянством.
- Так, - сказал Жуканов с видимым удовольствием. - Рабочий с крестьянством? А знаете, чем кончится серп и молот?
- Чем?
- Напишите слова: "молот серп" и прочтите задом наперед. Получится: "престолом".
Безайс про себя по буквам прочел слова задом наперед. Действительно, получилось "престолом".
- Ну и что же из этого?
- То, что это неспроста. Почему так получается?
- Глупо.
- Нет, не глупо. Тут что-то есть.
Он видел в этом какой-то особый, тайный смысл. Он твердо стоял на своем, и его нельзя было убедить ничем. Для него это было важнее всех доказательств.
- Тут что-то есть, - повторял он многозначительно, и это бесило Матвеева.
Жуканов вымотал из него душу своими рассуждениями, и, когда Безайс начал спорить, Матвеев не выдержал.
- Замолчи, Безайс, - сказал он. - У меня резь в животе от ваших разговоров. Пускай они кончаются чем угодно.
Он решительно закрыл глаза. Чтобы заснуть, он старался представить себе, что сани едут в обратном направлении. Жуканов и Безайс, помолчав немного, начали говорить об образовании, но конца их разговора он не слышал. Несколько раз он просыпался, чтобы поправить сползавшую набок шапку. На мгновение он видел мелькающие деревья, слышал голоса и снова погружался, как в теплую воду, в сон. Ему приснилось что-то без начала и без конца - будто он плывет в лодке по реке, и его несет к плотине, где тяжело вертится громадное мельничное колесо. А что было дальше, он не помнил.
Он проснулся оттого, что сани остановились. Жуканов говорил с кем-то быстро, пониженным голосом. Сквозь полуоткрытые веки Матвеев видел, что рядом с санями стоит всадник в солдатской шинели и в папахе, глубоко надвинутой на голову.
Матвеев медленно, еще не совсем проснувшись, разглядывал фигуру всадника. Это был высокий, с татарским обветренным лицом человек. Из-за спины торчал короткий кавалерийский карабин. Он показывал куда-то плеткой и вглядывался, щуря слегка косые глаза. Матвеев сонно смотрел на него, ни о чем не думая. Ему хотелось спать, и он закрыл глаза. Когда он снова открыл их, всадник повернул лошадь, поднялся на стременах и взмахнул плеткой. В этот момент Матвеев отчетливо увидел то, чего он сначала не заметил, - на плече, там, где проходил ремень карабина, был синий с двумя полосками погон.
Матвеев сначала даже не удивился. Несколько минут он лежал, разглядывая спину удалявшегося всадника. Тот скрылся за поворотом дороги. Матвеев устало закрыл глаза и вдруг ясно представил синий, немного смятый погон, папаху и скуластое лицо. По телу Матвеева прошла мелкая колючая дрожь. Он медленно поднялся и повернулся к Безайсу.
Сани стояли на дороге. По обеим сторонам поднимался высокий темный лес. Безайс широко раскрытыми глазами смотрел в ту сторону, куда уехал всадник. Жуканов и Варя казались скорее удивленными, чем испуганными. Матвеев глядел на них, ничего не понимая.
- Что же это такое? - спросил он строго.
- Это казак, - ответил Безайс без всякого одушевления.
- Откуда он взялся?
- Он ехал по дороге. Подъехал к саням. Остановил нас и спросил, далеко ли деревня и как называется.
- Ну?
- Вот и все. А потом поехал дальше.
Матвеев почесал мизинцем глаз и задумался.
- Значит, - сказал он, - Хабаровск занят белыми.
Он снова задумался. Надо было что-то немедленно сделать, но ему ничего не приходило в голову.
- Ну? - спросил Безайс.
- Это чертовски неприятная история, - ответил Матвеев, бесцельно вытаскивая карандаш и вертя его в руках. - Честное слово, чертовски неприятная. Надо ехать дальше, - продолжал он. - Сейчас мы на положении мух, попавших в суп. Идти назад все равно нельзя, потому что придется переходить через фронт, а мы даже не знаем, где он находится. Надо ехать в Хабаровск и либо ждать там, когда придут наши, либо ехать дальше, в Приморье.
- Ехать нельзя, - сказал Безайс, - нельзя потому, что легче попасться. В фронтовой полосе не так-то легко разъезжать взад и вперед.
- Я все равно назад не поеду, - сказал вдруг Жуканов.
- Вот и хорошо, - сказал Безайс. - Мы тоже поедем дальше.
- Я и дальше не поеду.
Это было совсем неожиданно.
- Почему? - спросил Безайс.
- Потому что потому.
- То есть как?
- Да так. Я хозяин, лошади мои. Чего хочу, то и делаю.
Наступила тяжелая пауза.
- Эти лошади, - наставительно сказал Безайс, - не ваши, а торгового дома Чурина.
- Да уж и не ваши, будьте спокойны.
- А куда же вы поедете?
- Вернусь в ту деревню, к старику, у которого ночевали.
- А мы?
- А вы как хотите.
Они растерянно переглянулись.
- Очень это красиво с вашей стороны, - сказал Безайс. - Мы вам помогли, а вы нас бросаете. Это свинство.
Жуканов концом кнута поправил шапку.
- Конечно, свинство, - спокойно ответил он. - Только ведь и мне нет охоты шею подставлять. Жить каждому хочется. Вы молодые люди, вам это смешно, а я больной человек. Если меня арестуют, я умереть могу.
Безайс взволнованно снял и снова надел перчатку.
- Не умрете, - сказал он. - Поймите, что нам надо ехать.
- Всем надо, - возразил Жуканов рассудительно. - Странно. Если я из-за своего добродушия согласился вас везти, так вы уж хотите на меня верхом сесть.
- Оставьте, Жуканов!
- Сказал - нельзя.
Варя переводила взгляд с Безайса на Матвеева.
- Придется вам выйти, - сказал Жуканов. - Ничего не поделаешь. Всей душой был бы рад, да не могу.
Матвеев вылез из саней.
- Безайс, поди сюда, - сказал он. - Жуканов, подождите немного, минут пять.
- Пять минут - могу.
Они отошли на несколько шагов и остановились.
- Ну?
Безайс оглядел ровную, уходящую вперед дорогу и вздохнул.
- Чего же разговаривать? - сказал он пониженным голосом. - Мы влипли, старик.
- Влипли?
- Конечно. Все равно, вперед или назад. Пойдем?
- Мы не пойдем, а поедем, - решительно возразил Матвеев. - Нельзя идти по снегу в такой мороз. До Хабаровска еще тридцать верст. Когда мы там будем? Надо скорей кончать с этой дорогой. Я возьму его за шиворот и вытрясу из него душу, если он не поедет.
- А что делать с документами? Порвать?
- Рвать их нельзя, потому что, когда попадем к своим, как мы докажем, кто мы такие?
- Куда же их прятать?
- В ботинки. В сани, наконец.
Они вернулись к саням.
- Мы поедем дальше, - сказал Матвеев, глядя поверх Жуканова. - А вы можете ехать с нами или вернуться в деревню. Мы вас не держим.
Жуканов растерянно глядел на них.
- Товарищ Безайс, - сказал он, прижимая руки к груди. - И вы тоже, товарищ Матвеев. Не шутите со мной. Я больной человек. У меня от таких шуток душа переворачивается.
- Знаю, знаю, - оборвал его Безайс, садясь в сани. - Душа переворачивается, и в глазах бегают такие муравчики. Слышали.
Легко, почти без усилия, Матвеев взял Жуканова за борт пальто, оттолкнул в сторону и отобрал вожжи. Сани тронулись. Жуканов был ошеломлен и смотрел на Матвеева, соображая, что произошло.
