Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова
— Спасибо, дружище! Спасибо.
Когда уже показался бизнес-центр, Иванов попросил остановить у цветочного магазина, выскочил из машины. Батя проводил его глазами, потом глянул на сына, сидящего рядом.
— И всё-таки ты был прав, Тим.
— Подожди, пап. Это только половина представления. Считай, сейчас антракт. Всё станет ясно, когда он встретится с женщиной.
— Слушай, а ты стал взрослым.
— Ой, ну спасибо!
— Блин! Тимыч! Я ж не угораю, я ж серьезно! Вот это всё ты делаешь для кого, а? Для себя, что ли? Ты делаешь это ради любимой! Ради дамы своего сердца. Знаешь, наш мир катится в тартарары, потому что мужчины перестали завоевывать женщин. Даже в природе самка более невзрачная, а самец… он самец! Он должен ее покорить! Должен доказать, что только с ним она совьет счастливое гнездышко. И это правильно!
— Да? Ну тогда Лерка права. Рыцарство заразно, как и завоевание. И оба судя по всему передаются воздушно-капельным путем.
— Почему это?
— Потому что, Алексей Сергеевич, мы с вами кровными узами не связаны, а значит и генетически. Но так как я всё же нахватался от вас рыцарских замашек, значит это передается иным путем.
— А мама тебе говорила: «Сынок, мой руки с мылом»!
— Хорошо, что я не самый послушный сын.
Батя улыбнулся, сжал Тимкино плечо.
— Идет, — кивнул Тим за окно.
Иванов не шел, а летел с букетом роз в охапку.
— Ну что, господа! Второе действие начинается! Поехали! — воскликнул батя.
— Вперед, Алексей Сергеевич Гагарин! Или Фролов Юрий Алексеевич? Вам как больше нравится? — засмеялся сын.
— Ой, шутник! «Comedy Club» без тебя загнется! Ой, загнется, — усмехнулся отец и завел двигатель.
Едва они отъехали, Тимка позвонил Ксении Николаевне. Та, к счастью, была в офисе, но совсем не понимала, что такое должен отдать ей парень, что это до дома не потерпит.
— Ну, понимаете… Мы с Лерой немного повздорили… Дома она может нас увидеть, а я не хотел бы… Мы с отцом в Питере, сейчас будем проезжать мимо вашего офиса, может выйдете на секунду?
— Конечно, Тимофей! Как у вас лицо? Лерка либо молчит, либо рычит… Вообще не понимаю ребенка. Вчера буркнула, что у вас уже всё зажило…
— Зажило, как на собаке. Не переживайте. Ну тогда я вас жду, можете спускаться, мы паркуемся.
— Бегу.
Тимка затылком чувствовал дыхание Николая. Тот даже не дышал, пока Тим говорил с Ксенией Николаевной, прислушивался. Наконец, машина остановилась, и отец с сыном дружно повернулись к пассажиру, который заметно волновался. Он из руки в руку перекладывал букет нежных розовых роз, похожих на рассветную дымку.
— А если она… Если…, — залепетал мужчина.
— Нет никакого «если», — перебил ребенок. — Есть вы и она. Кстати, вон она, я ее вижу.
Мужчина на мгновение прильнул к окну, а потом открыл дверь.
В нескольких метрах от главного входа в бизнес-центр стояла красивая девушка в длинной юбке-плиссе серебристого оттенка и черном топе на тонких бретельках. Из-за шпильки она казалась выше и еще стройнее, изящней. Длинные волосы собраны у висков и сколоты сзади, оставив распущенные локоны свободно завиваться. В руках она сжимала телефон и оглядывалась по сторонам. И не сразу увидела мужчину, идущего к ней с цветами. А он шел, и сердце больно билось о ребра. Он шел и не сводил с нее темных, как гречишный мед, глаз. И вдруг она увидела его, замерла. Застыла, только руку поднесла к глазам наподобие козырька, так как стояла против солнца, и то беспощадно палило в глаза, ослепляя и рождая миражи. Такие реальные миражи. Будто… будто…
Сердце в груди толкнуло ее навстречу этому миражу. Она сделала пару шагов и вновь замерла, боясь и не веря. А он шел, он продолжал идти, словно между ними была ни наземная парковка, а вся Дворцовая площадь!
— Ксюша! — вдруг крикнул он.
И у нее от этого голоса на глаза выступили слезы, но она их смахнула, боясь, что так мираж исчезнет, растворится в городском смоге бензиновых выхлопов и табачного дыма. Еще бы мгновение… хоть чуть-чуть! И он, будто услышал, вдруг сорвался к ней. Подлетел, едва не сбив с ног, сжал в объятиях. Дурацкие шпильки… Ксения едва устояла, хотя сейчас не чувствовала под ногами землю, словно парила.
— Ксюша… моя Ксюша… — повторял его голос. Это был его голос, который сейчас очаровывал еще больше, чем пятнадцать лет назад, который опьянял и дурманил.
Николай оторвал ее от себя, заглянул в испуганно-удивленные глаза, а она, вцепившись в широкие запястья, смотрела на него сквозь радугу слез, потому что в этот момент кончилось всё: силы, воля, терпение… И он, он вновь был рядом.
— Это ты? Это правда ты? — спросила она, а голос дрожал.
Мужчина хотел ее обнять, но ему мешали цветы, и он просто сунул их в руки любимой, а сам провел ладонями по прекрасному, совсем не изменившемуся лицу, вытер слезы большими пальцами, а руки были теплые-теплые, коснулся пару раз губ, но вымолвить не мог и слова. Сейчас, в эту самую секунду сбывалась его самая отчаянная мечта! Невозможная и невероятная! Самая главная.
— Я. Я. И люблю, как прежде. Хотя нет. Сильнее! Гораздо сильнее! Потому что люблю вас обеих. И тебя, и… дочь.
Ксюша хотела спросить, должна была спросить, откуда он знает о дочери, но не смогла. Обняла его за шею и прижалась. Потом… всё это будет потом… А сейчас…
— Как в кино, — ожил Алексей.
— Хэппи энд! — поддакнул сын.
— Домой?
— Угу.
Отец повернул ключ в замке зажигания, стал выбираться парковки.
— Пап, — позвал Тимка. Мужчина глянул на сына. — Спасибо.
Алексей усмехнулся, похлопал ребенка по плечу.
— Оно того стоило, сын. И потом не забывай, улики, — проговорил он заговорщически и показал на телефон. Тим улыбнулся.
Вымотанный ребенок уснул, едва они выехали на Московское шоссе. Остановившись на светофоре, Алексей чуть опустил спинку пассажирского кресла. Парень вздохнул, но не проснулся.
А вечером Лере придет
