Кто прав? - Фёдор Фёдорович Тютчев
Вместо ответа Катеньев только крепко пожал ее руку. В эту минуту где-то очень-очень далеко бухнула пушка. Оба насторожились. Выстрел повторился еще и еще. В мертвой тишине ночи ухо едва-едва могло уловить неясные звуки.
— Канонада! — тихо шепнул Катеньев.— Слышишь орудийные залпы?
— Где это? — слегка вздрагивая, шепотом задала вопрос Надежда Ивановна.
— Трудно определить. Но только очень далеко. Наверно, идет бой. Что-то будет? Дал бы бог, чтобы наши одолели... Может быть, наши прогонят японцев и подойдут сюда?
— Может быть. Хотя доктор наш, когда я с ним прощалась, уверял, будто мы будем принуждены снова отступить.
— Что ваши доктора понимают в боевом деле! — с досадой произнес Катеньев,— А я так, напротив, убежден, что на этот раз наши побьют японцев, вот увидишь.
— Дай бог. Однако канонада все усиливается. Должно быть, дело разгорается не на шутку.
Действительно, выстрелы становились все явственнее. Не было сомнений, что это гремят залпы одновременно из массы орудий.
— Господи, сколько опять крови прольется, сколько будет новых несчастных калек, сирот и вдов... Какая ужасная вещь война!
— Как тебе сказать, с одной стороны посмотреть, действительно ужасная, а с другой — ничего... Напротив, даже в войне есть много своеобразной прелести... Не умею я этого объяснить, но чувствую... Ишь как жарнуло... Трррах. Это, очевидно, японские орудия. Наши стреляют еще дальше, а потому их меньше слышно.
— Да, это японские,— раздался вдруг подле них неожиданно знакомый голос, и из мрака ночи выдвинулась вперед темная фигура Петрова.— А вот и я, — добавил он весело.— Заждались?
— Да, признаться, поджидали. Ну, как ты, благополучно? — ласково спросил Катеньев, стараясь вглядеться в темноте в лицо Петрова.
— Слава богу... Вот два ружья принес, патронов сотни две и лозу[68] японского... хороший лоза, с седлом... Теперь вашему благородию и барыне, почитай, пешком и идти не придется. Лоза такая здоровенная, двоих повезет... Вот надо только местечко ему выбрать получше да привязать покрепче, чтобы не убег... Он, впрочем, смирный.
— Где же ты его достал? — полюбопытствовал Катеньев.
— У японца выпросил,—рассмеялся Петров.— Опосля расскажу, а теперь дозвольте спать лечь: здорово заморился... Всю прошлую ночь и весь день шел. На что лоза скотина, и тот притомился, под конец едва брел.
За спиной Петрова в ночном мраке мерещилось что-то большое, массивное. Подойдя ближе, Катеньев увидел великолепного, рослого мула, заседланного японским седлом.
— Хороший мул,— похвалил Катеньев, поглаживая животного по шее.— Ну что ж, давай привяжем, да надо ему хоть соломы принести... А и молодец же ты, Петров, право, молодец; сказать по чести, я таких молодцов, как ты, еще и не видывал.
— Э, ваше б-ие, такие ли молодцы бывают! — усмехнулся Петров.
XI
— Ну, так вот, ваше б-ие,— начал Петров,—ежели уже так интересно знать, слушайте.
Они сидели все трое в пещере Катеньева, куда Петров пришел после того, как хорошо выспался и подкрепился с дороги.
— Ушел я от вас и долго бродил в горах. Хотелось мне повстречать какого ни на есть японца, чтобы выпросить у него ружьишко, а только все незадача. По одному, даже по два встречать не доводилось. Все командами. Сколько раз близко-близко проходили. Лежу я или за камнями, или в кустах и высматриваю. Идут желторожие, лопочат между собой... Раз офицеров ихних видел. Едут двое на конях и о чем-то разговаривают. Кони добрые, рослые, а сами ровно облизьяны, вот китайцы носят — показывают. Зазудела у меня рука, уже нацелился даже... Лежал это я ловко так, над самой дорогой, за большущими камнями. Им меня снизу не видать, а мне как на ладони и целить ловко — лучше и не надо. Шагах в 15-20 стрелять бы мог; наверняка бы потрафил, сперва одного, а там другого... Наладился, еще бы минутку, и аминь... Глядь, а из-за поворота кавалеристов ихних штук сто тянется... Ну, вижу, не рука мне стрелять... Аж вздохнул даже, так обидно показалось отпущать их подобру-поздорову... Так проходил я без толку почти что три дня... Раз к самому лагерю их подобрался, полежал, посмотрел, как у них там ихняя жисть происходит; вижу, ни с какого бока ничего не поделаешь, и побрел дальше. Вот бреду я так горной тропкой, слышу, копыта постукивают. Шарахнулся я в сторону, залег, поджидаю. Гляжу, китаец идет и мула оседланного за собой тянет. Одет китаёз чисто, винтовка за плечами, револьвер сбоку, сам рослый, плечистый, молодой еще. Подпустил я его поближе да и выхожу. Спо-лохнулся тот было, за ружье хватается, а я ему и говорю: «Не беспокойся, я тебе зла не сделаю!» Услыхав это, китаец ружье оставил, видимо, за своего принял, спрашивает: «Откуда идешь?»
Я тут ему и начал брехать, что будто бы я иду наниматься к японцам в хунхузы8.
«Напрасно,— говорит,— идешь; они хунхузов сами не нанимают. Это русские, те сами нанимают; у них даже генерал такой есть, из хунхузов войско собирает, а японцы не дураки, они ведаются только с Тулисаном да Фу-ин-хо; те им хунхузов приводят и за каждого поручиться могут. Оттого у русских среди нанятых ими хунхузов половина японских шпионов, а у японцев таких ни одного на службе нет».
«Как же мне быть?» — спрашиваю.
«А так,—говорит,—ступай в Инкоо, там теперь Фу-ин-хо живет; ежели он тебя примет — ладно, а не примет, сам к японцам лучше и не суйся. Взять не возьмут, а повесить могут».
Говорит он это, а сам подозрительно на меня поглядывает. Вижу ясно, большое у него сомнение насчет меня. По-китайски говорю исправно, а обличие у меня не китайское. Ну, думаю, пора, пока не догадался о чем не следует! Подошел ближе. Заговариваю.
«А ты,—спрашиваю,—кто таков?»
«Я,—говорит,— переводчиком состою при японском одном генерале, а посылали меня к русским, посмотреть, где их ближайшие посты и в каких силах».
«Ну, что ж, — спрашиваю,— узнал?»
«Узнал,— отвечает.— У Шахэ стоят, впереди Бенсиху, казачьи полки, а дальше пехота. Сам видел. Тифангуань тамошний к генералу русскому с визитом ездил, а меня с собой слугою взял; такой ему приказ от японцев был. Приехал Тифангуань будто с жалобой на русских солдат, а на самом деле, чтобы дать возможность нужные мне сведения собрать».
Рассказывает он мне это, а сам глаз с меня не
