Мистер Вечный Канун. Город Полуночи - Владимир Торин

— Томми… — Клара осторожно прикоснулась к острому когтю пугала, застывшему прямо у ее лица. — Томми, разве не ясно?

— Но что он сделал?

— Я… я не знаю.

Клара поглядела на блестящие останки Лукинга. «Если бы чуть раньше… совсем чуть-чуть…»

Слезы снова потекли из ее глаз, срываясь на окровавленный пол и смешиваясь с зеркальными осколками, в каждом из которых сейчас отражалась бывшая городская сумасшедшая Ворона, растрепанная, израненная и опустошенная.

Виктор не мог поверить, что все уже позади. Боялся поверить. Слишком глубоко в нем успело прорасти семя обреченности. И все же… Пугала стояли и не шевелились. Как будто их только вытащили из коробок и собрали… Идеальная растопка для камина…

Виктор помог Саше подняться. Обнял ее. Саша вцепилась в него и заплакала.

— Как? — спросила она, сквозь слезы испуганно глядя на застывших пугал. — Как же так вышло?

Мари Петровски открыла глаза, поглядела на мужа, с трудом улыбнулась запекшимися губами и негромко произнесла:

— Магия, и ничего проще.

Почувствовав, как что-то из него выбирается и ползет наружу по внутренностям, он распахнул глаза и закашлялся… Как оказалось, выбиралась всего лишь морская вода, горькая, соленая и странным образом вязкая.

Гарри Кэндл промок насквозь: волосы влипли в лицо, костюм был тяжел и с него текло. Гарри сидел в старой деревянной лодке, раскачивающейся на волнах посреди черного безбрежного моря. Прямо над головой висели клубящиеся чернильные тучи. И в данном случае это не было образным сравнением — тучи буквально висели над головой: встанешь во весь рост и тут же уйдешь в это «небо» по плечи.

Гарри непроизвольно поднял руку и провел ею по «подкладке» туч. Пальцы тут же намокли и укутались в мерцающую дымку, словно он надел перчатку.

Где-то слева ударила молния. Лодку тряхнуло, и Гарри вцепился в край борта.

— Но как? — пробормотал он, ничего не понимая. — Я ведь должен быть…

— Мертв? — раздался голос за спиной. — Ты все сделал правильно, мой дорогой мистер Кроу!

Гарри, вздрогнув, обернулся.

На носу лодчонки сидела она. В своем алом платье и остроконечной шляпе. Прекрасная, как и всегда. Он не верил своим глазам. Тут же вспомнилось обезображенное тело, лежащее на кровати в гостевой комнате.

— Но ты…

— Гарри! — с улыбкой сказала Скарлетт Тэтч.

— Я думал…

Она покачала головой:

— Нет.

— Я видел твое тело… Ты умерла.

Скарлетт Тэтч рассмеялась.

— Неужели ты думал, мой дорогой мистер Кроу, что я позволю какой-то там смерти разлучить нас?

Гарри глянул на нее с сомнением и уточнил:

— И все же?

— Ах! Ты убиваешь всю романтику! Я всего лишь использовала астрального двойника. Скормила его твоей жене, как и мысль, что она сможет руководить ковеном.

— Но если ты здесь… Это значит…

Скарлетт кивнула.

— Я отдала ковен. Я выбрала тебя.

— Скарлетт…

Она приблизилась, и он заглянул в ее глаза — глубокие, древние и в то же время юные. Как море, которое окружало их. Как их чувство друг к другу…

Но тут вдруг, за одно лишь мгновение до того, как губ коснулись губы, Скарлетт резко отдернулась и, схватившись за сердце, застонала. Ее лицо исказилось.

Гарри встревоженно бросился к ней.

— Скар!

Она вскинула руку, останавливая его, и он замер, испуганно глядя на то, как на ее прекрасном лице начинают появляться кровоточащие и все углубляющиеся раны, словно кто-то невидимый откусывал от ее щек, носа, подбородка и губ кусок за куском.

Гарри Кэндл моргнул, и вдруг наваждение исчезло.

— Все закончилось, — тяжело дыша, сказала Скарлетт. — На этот раз.

— Что это было?

Она поморщилась.

— Мой астральный двойник мертв. Для ведьмы это просто так не проходит. Приступы становятся все чаще…

Гарри схватил Скарлетт за руку, крепко сжал ее в своих ладонях.

— Как тебе помочь?

Скарлетт покачала головой.

— Ты здесь — со мной. Это самое важное. Не думай о моей боли, мой дорогой мистер Кроу. Думай о том, что мы вместе.

Гарри снова огляделся. Он ожидал увидеть где-то вдалеке… стену Крик-Холла, или дома на холме Ковентли, или…

Кругом не было видно не то что домов, но даже берега или скал. Лодка плыла в самом сердце открытого моря. И с каждой минутой волны поднимались все выше, пронзительный ветер дул все сильнее… начинался не просто шторм. Впереди Гарри Кэндла и Скарлетт Тэтч ждала настоящая буря.

— Красота, правда? — спросила Скарлетт задорно.

— Где мы? В зазеркалье?

— Я не знаю. В зазеркалье. Или в моей картине со штормовым морем. Или еще где-то… Это не важно.

Гарри нахмурился. Он считал, что это очень важно. Что это самое важное из всего, что есть.

— Как мы отсюда выберемся? Как, Скарлетт?

— Гарри…

— Я не вижу берега. Здесь вообще существуют берега?

— Гарри…

Он поглядел на нее, и вдруг тревога исчезла, как по щелчку, словно блеск в глазах Скарлетт прогнал ее всю и вышвырнул за борт.

— Однажды мы найдем выход отсюда, — сказала она. — Вместе.

— Но как? Что с нами будет до тех пор?

На губах Скарлетт вновь появилась улыбка. Она провела указательным пальчиком по контуру его лица, а затем прошептала:

— Будет вот это, — и не прибавив ни слова, впилась в его губы поцелуем.

Лодочку качнуло, поднялась волна, и в низком черном небе ударила молния.

Начиналась буря…

Эпилог

Темно-красный поезд пробирался через ночные вересковые пустоши. Локомотив кашлял дымом и, очевидно, был сильно простужен. Он трясся всем своим металлическим телом, с натугой волоча тендер и еще тринадцать вагонов. Свет горел лишь в редких окнах, да и в тех едва теплился.

В одном из купе последнего вагона скрипело, прогуливаясь по бумаге, перо чернильной ручки. Молодой человек в зеленом костюме записывал в рабочую тетрадь мысли и воспоминания последних дней. Он склонился над столиком и боролся со сном из последних сил, стараясь ничего не упустить и не забыть. Хотя последнее вряд ли могло произойти: казалось, жуткие воспоминания вплавились в его память и останутся с ним до самой смерти.

Монотонность дороги и мерный перестук колес брали свое. Рука теряла твердость, чернильные строки начинали сливаться в витиеватые фиолетовые волны, а веки смыкались, но стоило вагону дернуться, как молодой человек тут же вздрагивал и просыпался. Он вспоминал, о чем писал, заново собирался с мыслями и в очередной раз опускал перо в чернильницу.

На его плече крепко спала хрупкая русоволосая девушка в тоненьком бордовом пальтишке. Она постоянно мерзла и прижималась во сне к молодому человеку, пытаясь согреться, но ей это не