Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова
Мужчина вздохнул:
— Что теперь-то?
— Да уж… теперь-то что…
Отец молчал. И Ник, выговорившись, затих.
— Та девочка с рыжими волосами?
— Моя девушка. Вероника.
— Одноклассница?
— Нет. «Восьмой» окончила.
— Красивая.
— Угу.
— Как окончил год?
— На «отлично».
И вновь тишина. Машины изредка проезжают, с детской площадки у соседнего дома доносятся крики. А потом вновь воцаряется прозрачная тишина.
Сознание обжигает одна мысль: вот о чем должны говорить отец и сын! Должны говорить о школе, о девушке сына, о чем угодно, а не выслушивать объяснения отца после его бегства. Кому нужны эти оправдания?
— Никита, извини… я тебя ударил…, — вдруг сказал отец.
— Мне тоже тебе врезать хотелось, — сознался ребенок.
— Что ж не врезал?
— Отец всё же…, — нехотя проговорил Ник.
Мужчина хмыкнул, потрепал по голове.
— Отец…, — повторил он с усмешкой.
— Ульяна значит.
— Ну да. Красивое имя. Редкое.
— Редкое? — фыркнул Никита. — В каком веке редкое-то? У меня в бывшем классе было две, в нынешнем нет, но потому что все Ульяны, видать, гуманитарки. В «десятом А» их четверо — со всей школы слились в один класс! Самое популярное имя!
— Да? А в мое время Ульян не было совсем. Зато звучит, Ульяна Александровна.
— Звучит, — согласился Никита, потом глянул на часы, поднялся. — Мне пора.
Отец встал, одернул брюки, поправил ремень и пошел следом за сыном. У машины он остановился, и Ник тоже притормозил. Стало неловко. Можно было просто уйти, но что-то не давало покоя… И тут отец протянул руку.
— Ну, давай, сынок, — сказал он.
Никита вздохнул и вложил ладонь в сухие отцовы пальцы, сжал. Отец качнул рукой, а потом потянул легонько (будто проверял) на себя. Подросток вздохнул, но не шагнул к отцу. У того по лицу скользнула тень, но мужчина промолчал.
— Прости, сын, — только и сказал он, выпустив широкую ладонь сына.
Никита стоял и смотрел то куда-то в сторону, то на собственные кроссы. Смотреть на отца в открытую не получалось.
И тут у отца зазвонил телефон. Мужчина вытащил из кармана смартфон, сощурился, пытаясь разглядеть номер, потом спохватился нажал «вызов».
— Да! — рявкнул он в трубку. — Егоров. Слушаю! Что? Очнулась? Слава Богу… А Уля как? Дочка! А… ну ясно… Что привезти? Хорошо, хорошо. Понял. Да, давайте. Спасибо.
— Очнулась? — спросил Ник, но не столько из-за любопытства, а потому что понимал: в данном случае полагалось спросить.
Отец не ответил, только улыбнулся.
— Ну, я побежал!
— Ага. Давай, сын.
— Пока, пап.
Никита перебежал дорогу, влетел во двор гимназии, дальше нырнул в калитку спортивной школы и припустил.
Он не простил отца. Не забыл маминых слез. Но нужно признать: тот тоже не забыл о своем старшем сыне, и дело не в стоимости подарка и попытке отца откупиться. Он не откупался. Он приближал своего сына еще на один шаг к мечте. Отец помнил о Никиной мечте, а значит не отказывался от Никиты.
Глава 71. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Смелость — это не отсутствие страха,
а понимание того, что есть что-то
более важное, чем страх.
«Как стать принцессой» (The Princess Diaries)
Машина остановилась на Московском проспекте у кафе «Чайхана Байрам». Тимка вышел из машины, батя выскочил следом. Обежал авто, оглядел делового сына, поправил галстук. Тим подвигал шеей в узком вороте.
— Капец! Как ты в нем ходишь? — выдохнул ребенок с натугой. — Это ж мужской корсет. Дышать-то нечем.
— Терпи. Красота требует жертв. Погоди, — дядя Леша выдернул из кармана телефон, настроил камеру, встал рядом, обнял ребенка за плечи и отвел руку в сторону. — Улыбаемся и машем. Блин, Тимыч! Я ж фигурально! Улыбочку. Вот. Теперь хорошо.
— Ну? И что это было?
— А это называется доказательство. Я потом своим внучкам буду показывать и рассказывать о том, как папа старался завоевать их маму, — усмехнулся батя и спрятал телефон.
— У меня будет два сына, — заявил Тимка.
Батя заржал, не засмеялся, а именно заржал, как иноходец по команде седока.
— Не. У тебя будет полный дом девок! Две или даже три дочери.
— Да, конечно…
— Я ж тебе говорил — у Господа тоже есть чувство юмора. Батя — спасатель, а дома цветник! И все в мать.
— О! Ну тогда моя песенка спета.
— Так давай… того… вернемся. Пока не поздно, — а у самого рот от уха до уха.
— Харэ угорать, меня и так трясет!
Тут батя положил обе ладони на плечи парня, заглянул в глаза.
— То, что ты делаешь, это правильно. У тебя может ничего и не получится, но если выгорит, то счастливыми станут сразу несколько людей. Понимаешь?
Тимка еще раз переложил сумочку с планшетом в другую руку и кивнул. Он так не волновался даже во время выступления перед профессорами, а сейчас…
Кафе полностью оправдывало свое название: ковры, диваны, подушечки, деревянные реечные перегородки между залами с воздушными занавесками на них, мозаика, а из динамиков что-то восточное, так сходу и не определить: Ирак или Турция.
Человек, с которым была назначена встреча, сбросил фото, и парень всю дорогу до Питера говорил себе, что это и есть отец Леры: сходство было, как говорится, на лицо. Уваров, следуя за официантом, вошел в боковую залу и увидел этого мужчину, который встал, чтобы поприветствовать Тимку. Классические светлые брюки и серо-голубой лонгслив идеально сидели по фигуре. Темные волосы, коротко стриженные на затылке и удлиненные на макушке, чуть вились. Легкая небритость придавала мужчине несколько импозантный вид. Вживую он оказался интереснее, чем на фото.
— Иванов Николай, — протянул мужчина руку.
— Федорович? — еще раз уточнил Тимка.
Мужчина усмехнулся:
— Федорович.
— Уваров Тимофей, это я вам звонил.
— Присаживайтесь, пожалуйста. Вы молодо выглядите.
— Ну, не знаю, к худу или добру, но
