Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин
И здесь, опять же оттолкнув подьячего, через порог шагнула Фетинья, склонилась в низком поклоне. Воевода, оторвавшись от губернаторова письма, недовольно спросил:
- Чего надобно, жёнка? Сказывай! Видно, не зря без зову пришла.
- Не гневайся, воевода-батюшка! – с улыбкой выпрямилась Фетинья. – Пришла я к тебе не по своему бабьему делу, по делу государеву.
Воевода тревожно вскинул брови... сейчас вот крикнет «слово и дело», и, может, ей же самой, красе эдакой, придётся ломать кости.
Бабёнка-то больно баска и, кажись, умна. Лицо вон какое смелое!
Она не крикнула. Выждав малое время, повела разговор о том, о чём и сам воевода только что думал:
– Деверь мой, Володей Отлас, новые землицы государю отыскивает. Сама видела, когда собирался он из Анадыря в захребетную часть.
– Ну? – загораясь нетерпением, торопил воевода. – Говори далее.
– Далее коротко. Там подъясашные люди. Ясак дают государю. Коя толика в закромах остаётся... Я бы для казны скупать её стала... И для мены тож. И кость слоновую, и рухлядь... То всем выгодно. И народы те к нам шатнутся. Поймут: не воевать – торговать хотим с ними...
– Пошто мужик твой не пришёл – ты?
- Ногами скорбен, – глазом не сморгнув, соврала Фетинья. – А я баба бывалая. В Анадырь ходила и далее.
– Далее – куда? – пытливо взглянул на неё воевода.
– А в окружности. Всё исходили там с мужиком моим.
– Так, – призадумался воевода. – Как мыслишь себе это?
- Наберу товаров, пуще всего поделок железных – топоров, ножей, котлов и протчего... Бусы любят те людишки, ленты, колечки, безделицы всякие... Я им – безделицы да железо, они мне – рухлядь и кость... Кою часть казне, а кою – для закупки новых товаров.
– То разумно... Товары как доставлять будешь?
– Зимой – нартами, летом – на кочах.
– Ты так богата?
– Не бедствую. Мужик до хворости кабак держал, перевоз тоже. И торговал помалу. За годы скопилось...
– На кочах-то как же? Куда?
– То наиглавнейшее, воевода-свет! – загорячилась Фетинья, забывшись, приложила руки к груди.
«Хороша! Хороша! – залюбовался ею воевода.
– На первый случай два коча мне надобны. Один в Мангазею пошлю, для большой мены, другой – вокруг Ледяного Носа – к Камчатке.
– Вокруг Носа? Тот путь неведом и зело опасен, – покачал головой воевода.
– Семи смертям не бывать. Одна, как ни прячься, всё едино настигнет, – беспечно махнула рукой Фетинья. – Путь же вокруг Ледяного Носа давно русским ведом. Тем путём хаживал казак Семён Дежнёв. Ты сына его мне в услужение дай. Лихой, разумный казачина! Нёс службу в разных острогах: на Уде, на Олекме, в Анадыре был... Пошлю его с одним кочем вокруг Ледяного Носа. Сама – с другим – побегу в Мангазею.
– Не забоишься?
– Мне ли, батюшка-воевода, бояться? Огонь и воду прошла...
– Добро! – довольно кивнул воевода. – Велю отписать на то бумагу.
Отпустив её, долго думал об удивительной этой бабе. Смела, умна, зело приглядна. Одна из всех угадала воеводскую тугу. И не только угадала, подсказала выход. Вот и ответ достойный. Более всего воевода боялся бесчестья. Был горд и в государевой службе ретив. Ах как вовремя подоспела эта жёнка!
Крикнув подьячего, велел составить необходимую для Фетиньи отписку, потом послал за Любимом.
Казак посыльный отыскал его в кабаке.
– Мне будешь служить, Любимушко, – посмеиваясь, сказала Фетинья. – Не совестно тебе подле бабьего боку греться, когда дружок закадычный по студёным краям мотается? – И рассказала ему, о чём беседовала с воеводой.
– То ладно! – ожил Любим и довольно потёр руки. – Я и впрямь засиделся... тяжелеть стал.
– Милка-то жалуется, поди? – подколола Фетинья. – У их мужики легки, ветром продуты.
– Ништо! И я полегчаю, когда тятькиным путём на коче пройду.
– Про коч, Любимушко, вот что скажу... Подыскивайте с Исаем людей умелых. Чтоб крепше крепкого был коч. По ледяному морю пойдёшь...
– А ты?
– И я тож, – расхохоталась Фетинья. – Токо в ину сторону.
29Олень мчался, словно знал, что женщина с ребёнком спешат. Может, от беды убегал, и позади оставался копытный след.
Велика, безгранична для пешего тундра. Она и для оленного не мала, коль человек на олене здесь внове. Стешка же впервые в этих краях, но она словно наделена была небывалой силой прозрения: правила оленя к жилью коряцкому, где совсем недавно побывал Отлас.
«Может, сёдня... может, щас его увижу!» – думала Стешка и, забываясь, сильно тискала ребёнка.
Иванко вскрикивал:
