Иван Тургенев - Том 5. Рудин. Повести и рассказы 1853-1857
Неожиданная поддержка была получена и от Некрасова, который 26 сентября ст. ст. 1853 г. писал Тургеневу: «В проезд мой через Москву слышал я от В. Ботк<ина> и Н. Кетч<ера> ругательства твоему роману… меня удивил выбор судей с твоей стороны: как Б<откин>, так и К<етчер> очень мало понимают в этом деле. Если ты рассчитывал, что они дадут прочесть твой роман кому-нибудь имеющему поболее вкусу, то очень ошибся: никто, кроме них, его не читал, и решение над ним в Москве состоялось по приговору этих двух лиц < …> Это, конечно, неважность для тебя, но еще вопрос, правы ли эти господа, и я прошу тебя не как журналист, а как твой приятель — пришли мне этот роман для прочтения. Я не хочу этим сказать, что у меня больше вкусу, но мне любопытно прочесть этот роман, и, если хочешь, я потом напишу тебе о нем свое правдивое мнение. Само собой разумеется, что я не имею тут никаких журнальных соображений» (Некрасов, т. X, с. 194–195).
Просьбу Некрасова Тургенев в то время исполнить не смог. 16 (28) октября 1853 г. он писал И. И. Панаеву и Некрасову: «Я сам потом досадовал на себя, зачем я не распорядился так, чтобы первую часть моего романа вам сообщили; теперь же это невозможно — рукопись только что вернулась ко мне, и я намерен приняться за переделку…». Действительно, рукопись романа Тургенев только что получил обратно от Н. X. Кетчера. В письме к Анненкову от 15 (27) октября 1853 г. он сообщал об этом и добавлял: «Кетчер ее всю испестрил заметками — спасибо ему за это — примем к сведению». Прошло около месяца, но Тургенев, по-видимому, не приступал еще к переработке романа. 14 (26) ноября 1853 г. он писал С. Т. Аксакову: «Я в Орел повезу < …> свой роман, который я во многом переделаю. Я немного охладел к нему — однако чувствую, что надо его кончить и развить те характеры и мысли, которые только еще обозначены в первой части». А о том, что побывавший проездом в Спасском И. С. Аксаков «поощрил» Тургенева продолжать работу над романом, писатель уведомлял Анненкова несколькими днями позже, 20 ноября (2 декабря) 1853 г. Охлаждение Тургенева к роману «Два поколения» оказалось, однако, весьма продолжительным. Лишь в 1855 году он вновь решил обратиться к «Двум поколениям». 2 (14) июня 1855 г. Тургенев сообщал С. Т. Аксакову, что хочет приняться за свой роман и «переделать его с основанья». Но в те же дни он начал новую «большую повесть», т. е. «Рудина», и 20 августа (1 сентября) 1855 г. извещал А. В. Дружинина: «Я свой роман пока оставляю под спудом — в нем мне многое не нравится — надо всё это переделать».
Некрасов, к этому времени, по-видимому, уже ознакомившийся с рукописью произведения, желал напечатать «Два поколения» в «Современнике». 12 (24) августа 1855 г. он спрашивал Тургенева: «…а роман-то твой? Ты, кажется, о нем не думаешь, а я решительно утверждаю, что первые его четыре главы превосходны и носят на себе характер той благородной деятельности, от которой, к прискорбию, так далеко отошла русская литература» (Некрасов, т. X, с. 232). Не подлежит сомнению, что Некрасов имеет здесь в виду принадлежность романа «Два поколения» к «натуральной школе», т. е. к гоголевскому направлению.
И позднее редакторы «Современника» не оставляли надежд на появление первого романа Тургенева в их журнале. Об этом убедительно свидетельствует письмо Чернышевского к Тургеневу от 7 (19) января 1857 г. Сообщая о тяжелом положении журнала из-за того, что Григорович, Островский и Л. Н. Толстой не выполнили своих обещаний, Чернышевский «умолял» Тургенева прислать роман «Два поколения» и тем «спасти» журнал «от крайнего затруднения» (Чернышевский, т. XIV, с. 331). Однако ни в «Современнике», ни в «Отечественных записках» (из писем Тургенева к А. А. Краевскому, относящихся к 1855 году, известно, что писатель предлагал «Два поколения» в этот журнал) роман этот так и не появился. Он не был завершен Тургеневым — вследствие не только критических замечаний его друзей, но и собственной неудовлетворенности. Есть основания предполагать, что Тургенев впоследствии уничтожил рукопись романа. Об этом имеются его собственные, хотя и противоречивые, свидетельства. Так, 17 февраля (1 марта) 1857 г. писатель сообщал В. П. Боткину: «Третьего дня я не сжег (потому что боялся впасть в подражание Гоголю), но изорвал и бросил в watercloset все мои начинания, планы и т. д….». «Сожженным» назван роман «Два поколения» и в письме к П. П. Васильеву от 14 (26) июля 1870 г. Впрочем, по-видимому, рукопись «Двух поколений» если и была сожжена Тургеневым, то во всяком случае не полностью. Об этом свидетельствует не только отрывок «Собственная господская контора», опубликованный Тургеневым в 1859 г., но и один из современников писателя — И. Павловский. Со слов самого автора он рассказывает в своих воспоминаниях о том, что описание сада из уничтоженного романа (см. главу 3 части 1 плана) Тургенев впоследствии включил в «Новь» (Pavlovsky l. Souvenirs sur Tourguéneff. Paris, 1887, p. 171).
Как бы то ни было, в пору создания первого романа Тургенев понимал, что ему не удалось написать проблемное произведение, отвечающее на вопросы современности; его роман оказался посвященным лишь изображению быта и любовно-психологических переживаний. Возможно, писатель сознавал, что даже название, данное роману, никак не оправдано, ибо проблема двух поколений по существу отсутствует: ни Дмитрий Петрович, ни Елизавета Михайловна никакой общественной проблемы в себе не воплощают. Высказано также предположение, что в «Двух поколениях» не оказалась преодоленной «старая манера», типичная для «Записок охотника». Не было ни развития характеров, ни развития действия, т. е. не осуществился переход Тургенева к «новой манере», к чему он так стремился после выхода в свет своей первой книги (см.: Габель М. О. Роман И. С. Тургенева «Два поколения». — В кн.: Второй межвузовский тургеневский сборник. Уч. зап. Курского гос. пед. ин-та, т. 51. Орел, 1968, с. 87 — 101). Наконец, Тургенев мог предполагать, что роман «Два поколения» будет трудно провести через цензуру. Но если его первая попытка создать произведение большого жанра — роман — не привела к положительным результатам, всё же она сыграла определенную роль в становлении художественного метода Тургенева-романиста, явившись, наряду с работой над повестями, ступенью на пути к созданию «Рудина» и последующих романов.
M-r Dessert, 60 лет (Ф.)… — В 1869 г. имя этого персонажа, упомянутого также в плане комедии «Компаньонка» (см. наст. изд., т. 2, с. 524), было перенесено в повесть «Странная история» (см. рассказ г-на X о «старичке французе» Дессере, его «бывшем гувернере»). В перечне действующих лиц неосуществленного рассказа «Учителя и гувернеры», относящегося, видимо, к 1881 г., также упомянут «Дессёр старик».
Метр-Жан — он же и Свергибус… — См. наст. изд., т. 2, с. 697.
<Воспоминания о Н.В. Станкевиче>
Впервые опубликовано Л. Н. Майковым по беловому автографу, извлеченному из бумаг П. В. Анненкова: ВЕ, 1899, № 1, c. 10–16. Перепечатано: Рус Пропилеи, т. III. M., 1916, с. 133–138. Вошло в издание: Т, Сочинения, т. XII, с. 242–248.
Печатается по тому же беловому автографу — ИРЛИ, ф. 93 (собрание П. Я. Дашкова), оп. 3, № 1262.
Написано, по-видимому, в Спасском летом 1856 г., между 7 (19) мая и 11 (23) июля. На это указывает, с одной стороны, упоминание о романе «Рудин», опубликованном в январской и февральской книжках «Современника» 1856 г., а с другой — то, что в воспоминаниях отмечаются черты сходства между Станкевичем и Л. Н. Толстым; с последним Тургенев, после недолгого знакомства в Петербурге в ноябре-декабре 1855 г., сблизился именно в эти летние месяцы 1856 г. Более точные данные отсутствуют.
Воспоминания о Станкевиче были написаны Тургеневым, вероятно, по просьбе П. В. Анненкова как подсобный материал для его статьи «Н. В. Станкевич. Биографический очерк» (Рус Вести, 1857, № 2, кн. 1, с. 441–490, кн. 2, с. 695–738; № 4, кн. 1, с. 357–398); в том же году вышло отдельное издание, с добавлением писем Станкевича: «Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П. В. Анненковым», М., 1857.
Анненков, не знавший лично Станкевича, при составлении его биографии пользовался его перепиской и рассказами его друзей. Но ему не хватало, по-видимому, живых бытовых деталей, характеризующих Станкевича и его окружение, впечатлений от его внешности, манеры держаться, говорить и т. д. Всё это мог дать ему Тургенев, близко общавшийся со Станкевичем в последние месяцы его жизни; потому-то написанные им воспоминания носят такой личный, интимный характер. Анненков заимствовал из написанного Тургеневым ряд отдельных черточек и крупных или мелких фрагментов, выделяя их — не всегда, однако — кавычками и авторскими ремарками, без упоминания имени Тургенева. Так, описание внешности Станкевича, взятое из записки Тургенева дословно, дано в кавычках с авторскими вводными словами: «Одному из его знакомых мы обязаны следующим описанием наружности Станкевича» (Станкевич, Переписка, с. 233); эпизод у развалины по дороге из Альбано в Рим дан в такой форме: «…одному из товарищей его вздумалось закричать громким голосом: Divus Caius Julius Caesar» (там же, с. 166); описание остроумнейшей беседы Е. П. Фроловой с гостем-французом введено со словами: «Один из молодых русских, так радушно принятых ею в Берлине, рассказывал нам сцену, которой был очевидцем» (там же, с. 210–211); рассказ о том, как Станкевич читал стихи Пушкина, подымаясь по лестнице, поясняется замечанием: «Приятель, сопровождавший его, следовал за ним и видел…» (там же, с. 228). Характеристики отношений между Фроловой и Беттиной Арним, Фарнгагеном и Беттиной (там же, с. 210), упоминание об отрицательном отношении Станкевича к Жорж Санд (с. 226) даны без ссылки на источник, но эти данные явно заимствованы Анненковым из воспоминаний Тургенева.
