снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин
Механошин слегка растрогался, похоже, оглядел комнату.
— Я ведь твою бабушку помню, — ностальгически вздохнул он. — Да, помню…
Я тогда еще в коммунхозе работал, а она ко мне приходила. Ругалась. Я, говорит, труженик тыла, всю войну снаряды заряжала, здоровье потратила, а мне воду не могут провести?
Механошин подул на руку. Похоже, он хорошо о стену приложил — ладонь опухла.
На стук заглянул Роман, мне показалось, пьяный. Сколько можно?!
— Мы с ней часто встречались, — сказал Механошин. — На улице обычно или в парке… Сядем, разговариваем по-человечески…
— Каждый человек в чем-то личинка, — заметил Роман. — Личинка души…
— Витя, вот скажи мне, только честно… — Механошин перешел на шепот. — Вот ты хорошо знаком с Алексеем Степановичем…
— Они лучшие друзья, — сказал Роман.
Механошин кивнул.
— Мы немного знакомы, — уточнил я.
— Скажи, Витя, а вот, например… вы вчера обсуждали мобильную связь…
— Зарыбление, — перебил я.
— Что?
— Мы с Алексеем Степановичем обсуждали как раз это. Он выразил определенное недовольство количеством рыбы в Ингире.
— Правильно! — обрадовался Механошин. — Я про это куда только не писал! Ничего не осталось! В реке одни сикалявки, а раньше судаков по пять килограммов брали! А щуки?! Ночью пойдешь с фонарем, а они мордой в берег как крокодилы упираются…
Механошин показал размер щук, поморщился от боли.
— Да, — сказал я. — Биологическое разнообразие Алексея Степановича весьма беспокоит.
— Само собой. Знаете, Виктор, я об этом много думал… исключительно… исключительно…
Механошин замолчал, кажется, ему стало нехорошо. Роман ухмыльнулся.
— Исключительно в разрезе общего блага… — с трудом произнес Механошин.
Механошин икнул и некоторое время давился, краснея и надувая горло. Если заблюет стену, ситуация станет исключительно сатирической, подумал я. Кто все это будет убирать? Снаткина точно не станет, придется мне. Я приехал сюда писать книгу про адмирала Чичагина, но буду подтирать блевотину мэра Механошина. Символично.
— Общее благо — это то, к чему мы будем стремиться всегда, — справившись с позывами, сообщил Механошин. — А про зарыбление… я много раз писал, — сообщил Механошин. — Надо лучше работать… А тех, кто против, мы… всех возьмем на обязательный учет! Ад…
Механошин икнул, слово сбилось.
— Адм… — попробовал он снова, но снова же икнул.
Механошин опустился на табуретку.
— Адмирал Чичагин, — я пришел на помощь. — Адмирал Чичагин сам, как известно, был сторонником биологического разнообразия…
— Административный учет, — закончил Механошин. — Каждого!
Механошин собрал пальцы в крепкую щепоть, так что никаких сомнений не оставалось — от учета увернуться не получится.
— И Пересвет, между прочим, тоже, — сказал Механошин.
Я не понял, а Механошин пояснил:
— Пересвет — он же так и ездил.
Механошин сделал жест, словно поддергивая поводья коня.
— Точно! — сказал Роман.
— Как? — не понял я.
— У него на плаще была рыба вышита — старинный символ христианства.
Механошин немного напугал меня неожиданной культурной осведомленностью.
— А у нас рыбы нет ни хрена, вот так и живем, — заключил он.
Я подумал, что в этом есть определенный смысл. Правда, непонятно, как с этим связан Пересвет.
— При чем здесь Пересвет?
Механошин не ответил, с трудом поднялся с табуретки и тут же сел обратно, как после долгого перелета.
— Вообще-то я хотел шушуна, — неожиданно сказал он.
— Что?
— Шушуна думал. Это вроде лешего, как в Кологриве. Вы знаете Кологрив? Городишко в три раза меньше нашего, а у них там всякого… полным-полно. Снежный человек, художник Честняков, Ладыженский… опять же художник, гуси еще прилетают. Кое-какой турист едет, все в бюджет копейка. А у нас ничего: ни реки, ни художников, одна чага…
Еще адмирал. Хотя, наверное, адмиралом сейчас никого не привлечь, мало ли их в России? Ну, был адмирал, побеждал кого-то там, обычное дело. Вот если бы он был родоначальником… Ну хоть чего-нибудь.
— Подговорил одного ханыгу, велел сказать, что на него шушун напал, а он и нажрался… Не получилось ничего, вот и посоветовали лучше другого взять… адмирала то есть…
Адмирал Чичагин любил природу. Способствовал сохранению редких видов.
— А потом мне Пересвета посоветовали. Что вроде как Пересвет — герой и покровитель земель, что это очень хорошо, можно духовный туризм поднимать, привлекать паломников…
Можно сказать, первый эколог. Только вот всем плевать на адмирала. Может, мне не плевать было, но они его отобрали, теперь плевать.
— Пересвет — покровитель лазера, — неуверенно сказал я.
Сон не может быть таким продолжительным.
— Да-да, я знаю, — сказал Механошин. — У него ведь копье было… А что, если возобновить производство линз? В Чагинске во время войны производили линзы для прицелов.
— Этот вариант рассматривается, но потребуются дополнительные вложения, — сказал я. — Кстати, насчет духовного туризма… Из епархии поступило предложение восстановить в Чагинске монастырь и организовать паломнический маршрут.
В комнате Романа что-то грохнуло.
— Монастырь? — растерянно переспросил Механошин.
— Да. Такой… компактный…
— Я сейчас вернусь, — сказал Роман. — Проверю…
Роман вышел.
— Но у нас никогда не было монастыря… У нас церкви-то нормальной не было…
— Последние исследования утверждают, что монастырь все-таки был, — возразил я. — Его в междуречье Нельши и Ингиря основал святой Мак… Макар…
— Кто основал?
— Макар-столпник, — повторил я. — Сначала он сам поселился в уединенных кручах, потом к нему присоединились ученики. И скоро вырос монастырь. Правда, просуществовал он недолго, примерно до восстания Болотникова, но зато его насельники были известны особой повышенной святостью.
Механошин растерялся, видимо, задумался про монастырь.
— Монастырь это… заманчиво, — сказал наконец Механошин. — Я про это и сам часто думал, хорошая идея, городу нужен духовный стержень… Некоторая опора…
— Идея здравая, — согласился я. — Но вам надо серьезно все взвесить, Александр Федорович, прикинуть, посоветоваться. Надо выбрать.
— Что выбрать?
Механошин огляделся в явных поисках.
— Тематику духовного маршрута. Шушун-сафари или Макаровский тропарь, сасквоч или монастырь. Впрочем, полагаю, что можно совмещать.
— Совмещать? — Механошин растерянно потер лоб. Ему явно хотелось выпить еще. Да и мне. Когда дождь, всегда хочется. И когда солнце. Невозможно выбирать.
— Это несложно, — сказал я. — Шушун испокон веков держал в страхе и отчаянии крестьянский люд мерьской земли, портил скот, мешал орать в поле, травил посевы. До тех пор, пока на берегу Ингиря не появился святой Захар… Он взял деревянную балду и отправился в лес…
Механошин слушал. Пожалуй, я несколько перегибал, но мэр этого не чувствовал.
— Захара не было три дня, и крестьяне опасались, что шушун его приспособил, однако на четвертый день подвижник вышел из чащи. Он молчал ровно месяц, потом заговорил…
— Захар? — переспросил Механошин. — Вроде же… Макар?
— Конечно, Макар. Он, кстати, много потом чего рассказал интересного…
А отголоски этого противостояния слышны и теперь. Шушун попритих, но порой еще балует в овсах и на пожнях, монахи его гоняют, совершают молебны и
