Десять поколений - Белла Арфуди
Несрин любила сына. По крайней мере, она старалась себе это повторять, когда смотрела в его мирное лицо. Тень от ресниц на его щеках подрагивала и казалась Несрин самым прекрасным, что она видела в этой жизни. Но бывали и темные дни, когда Несрин хотела, чтобы кто-то забрал у нее ребенка и спас ее от накрывающего отчаяния. В такие дни ее грудь ныла от кормления, покрываясь набухшими венами. Синие реки на молочной коже вздувались вместе с внутренним криком Несрин о помощи.
Пытаясь успокоить больше себя, чем ребенка, молодая мать затягивала колыбельную:
Спи, мое счастье, усни.
Пусть тебе приснятся дальние страны,
Чужие дворцы и султаны,
Места, где мы с тобой никогда не бывали.
Спи, мое счастье, усни.
Ребенок не засыпал и смотрел на мать крохотными карими глазами. Будто спрашивал, что за страны его ждут, о каких султанах поют. Слишком взрослый взгляд, как уже подметила Ава-ханум. Несрин тоже казалось, что ее ребенок – это взрослый человек в теле младенца, который хотел бы заговорить с ней, да не может. В такие моменты она боялась того, что он замечает волны накрывающего ее бессилия.
– Я люблю тебя, малыш. – Несрин продолжала укачивать ребенка, расхаживая кругами по комнате. – Мне лишь так хочется спать, если бы кто-то знал.
Младенец молча глядел на Несрин. Но сон его так и не касался.
Спи, мое счастье, усни.
Пусть тебе приснятся дальние страны,
Чужие дворцы и султаны,
Места, где мы с тобой никогда не бывали.
Спи, мое счастье, усни.
Несрин совершила очередной круг по комнате. Под ногами она чувствовала теплый ворс ковра. Его разноцветные узелки образовывали картину с дивными садами и поющими в них райскими птицами. Ковер – часть ее приданого. Завернутый в тугой рулон, он переселился в дом Авы-ханум вместе с ней, а теперь напоминал о жизни до брака.
Не было ли замужество ошибкой для нее? Может, она пошла против воли Ходэ, когда совершенно непонятным даже ей путем стала невесткой Авы-ханум? Может, Ходэ сделал ее такой невзрачной специально, чтобы лишить хотя бы маленького шанса выйти замуж и стать матерью? Может, он знал, как тяжело ей это будет даваться? Вероятно, ее неприметность была спасением от той жизни, в которой она оказалась.
Тяжелые мысли не покидали Несрин неделями с момента первой брачной ночи, когда Джангир перекатился с нее на свою сторону кровати и практически тут же уснул. Не почувствовавшая ничего Несрин толком даже и не поняла, что произошло. Стала ли она теперь женщиной? Будет ли у нее скоро ребенок? В голове было множество вопросов, которые она не решалась задать мужу.
Джангир всегда был добр к ней. Говорил тихим голосом, словно кроткая женщина, улыбался, если их взгляды случайно пересекались, дарил подарки. Сундук Несрин был полон тканей, из которых некогда было сшить платья. И все же она не чувствовала, что может поделиться с Джангиром своими мыслями. Ей казалось, что они будут ему обидны, ведь нельзя же просто сказать, что не чувствуешь себя счастливой. Выходило, что муж ее плох, раз жена так несчастлива.
Опасалась Несрин делиться своими мыслями и с матерью, гостившей у нее чуть ли не каждую вторую неделю. Та только и делала, что напоминала Несрин, какое счастье на нее снизошло:
– Какая же ты счастливица, Несрин! – Она ласково брала ладони дочери в свои и периодически сжимала их во время разговора. – Ты только посмотри, какая красота вокруг. Тебе повезло стать невесткой этого дома. Ходэ позаботился о том, чтобы ты никогда не познала нужду.
Несрин улыбалась в ответ.
– Счастливица, мама, это действительно так.
Внутри образовывался новый черный комок, желавший пустить наружу липкие черные щупальца. В голове звенело, комната вокруг казалась все более прозрачной, Несрин не выдавала себя:
– Да, сынок ест хорошо. Такой красивый, только спит маловато.
– Это всем детям свойственно, не бери в голову. Радуйся тому, что он здоровый и крепкий.
Несрин снова укачивала ребенка. Он опять не засыпал.
Спи, мое счастье, усни.
Пусть тебе приснятся дальние страны,
Чужие дворцы и султаны,
Места, где мы с тобой никогда не бывали.
Спи, мое счастье, усни.
Дверь комнаты со скрипом открылась. На пороге стоял Джангир. Стараясь не выдавать своего раздражения, он прошептал:
– Снова не спит?
Несрин, закусив губу, кивнула. Глаза ее налились слезами, но нельзя дать им пролиться. Не должен муж думать, что она никчемная жена и мать. Укачивать ребенка – ее единственная обязанность в этом доме, где уже лет десять стряпает и прибирает прислуга, и то она с ней не справляется.
– Дай его мне.
Несрин стала пунцовой. Ее мать ужаснулась бы, узнав, что дочь может отдать ребенка отцу для укачиваний. Несрин почувствовала, как ее подмышки взмокли, словно она стоит под стыдящими взглядами женщин всего города. Эти взгляды прожигают насквозь и словно кричат: «Что это за недоженщина!»
– Может, у меня получится.
Джангир, провозившийся когда-то со всеми своими братьями и сестрами, питал к детям особую привязанность. Ему было интересно наблюдать за тем, как крикливый морщинистый комок превращается в школьника или девушку, которая вот-вот выйдет замуж. Свой ребенок вызывал в нем острое чувство гордости. Словно он сделал что-то важное, подарив этому миру еще одного члена их славного рода.
Младенец смотрел на него так же пристально, как на мать.
– Может, он хочет есть? Ты давала ему грудь?
– Да, не берет уже.
– Ничего. – Джангир поцеловал сына в теплый лоб. – Тогда мы с ним просто погуляем по комнате. Расскажу ему про свой день. Пусть знает, чем занимается отец. Может, тоже станет юристом.
– Пусть Ходэ подарит ему светлую голову. – Несрин чувствовала, как напряжение ее отпускает. Кажется, мужу все равно, что ребенок до сих пор не уложен.
– И светлое, счастливое будущее. – Джангир еще раз поцеловал младенца. – Мы еще будем нянчить его детей.
Впервые после рождения сына Несрин удалось поспать дольше трех часов. Поймав себя на мысли, что муж точно не считает ее безрукой и неспособной матерью, она позволила себе свернуться клубочком и наконец выдохнуть.
Джангир гладил руку спящей
