Буквари и антиквары - Нелли Воскобойник
Не хотите ли один раз поинтересоваться моим сном и здоровьем?
Я написала Вам две недели назад о своих огорчениях. Четырнадцать писем я распечатываю дрожащими пальцами – ни в одном нет вопроса, что за огорчения меня постигли. Вы эгоистичны и равнодушны. Вам нет дела до меня. Вы лениво принимаете мою дружбу, привязанность, заботу, восхищение, оправдание, поддержку, готовность в любое мгновение утешать и развлекать. И не даете взамен ровно ничего.
Вы можете возразить, что ничего этого не просили и что это только докучает Вам. Я вполне готова к такому ответу. И даже не затрудняйте себя. Молчание будет мне понятно, как и слова.
Если наши отношения имеют для Вас какую-нибудь ценность, постарайтесь их наладить. Если нет – сегодня я к этому готова».
Мистер Макдермотт улыбнулся, аккуратно сложил письмо и сунул в карман сюртука.
– Что пишет миссис Стерн? – поинтересовалась жена, уже просмотревшая свои письма.
– Муж ее дочери Маргарет назначен послом во Францию. И конечно – благодаря обаянию и такту своей жены. У предыдущего нашего посла жена была редкостная дура. Это даже пару раз привело к дипломатическим дрязгам.
– Да, Маргарет – очаровательная женщина, – подтвердила миссис Макдермотт. – Вообще Стерны прекрасно воспитали своих детей. Я слышала, Джеймс уже полковник. И его дочь прочат за герцога Норфолка.
– В письме сказано, что помолвка ожидается на днях.
И, не повышая голоса, он обратился к слуге:
– Мишель, мне нужно в кабинет.
Лакей взялся за ручки кресла и плавно покатил его по длинному коридору, устланному ковром.
Усевшись удобно к огромному письменному столу, мистер Макдермотт открыл бювар, неторопливо достал из него лист с золотым обрезом, обмакнул перо в чернильницу и, не задумываясь, написал скверным почерком поэта: «Дорогая миссис Стерн, мне снились скверные сны. Душные ночи этим летом…»
Второе письмо
Дорогая миссис Стерн, мне снились скверные сны. Душные ночи этим летом. Когда я дурно сплю, то становлюсь еще более мрачен, чем обычно, и моей бедной жене приходится сносить мое молчание, отгороженность, а то и придирки, всю несправедливость которых я сам понимаю не хуже других.
Стихи неохотно посещают меня в последнее время. Быть может, оттого, что голова моя наполнена гулом и в ней осталось совсем мало места для вещей необязательных, выходящих за рамки необходимых слов и привычных однообразных мыслей. Мне, однако же, хватает досуга, чтобы читать все новые стихи, выходящие в журналах. Вы знаете, что я сносно владею французским, так что и новые журналы, выходящие в Париже, мне присылают наравне с лондонскими. И поэтические книги, появляющиеся реже свежих номеров журналов, издатели присылают мне на дом, то ли ожидая моей реакции, пусть даже и устной, которая немедленно становится известной литературному миру, то ли просто из желания напомнить о себе.
Вы иногда пеняете мне за то, что я по большей части бываю недоволен собой. Однако есть одна деталь, которая, как клочок синевы на небосклоне, затянутом тучами, оставляет надежду бог весть на что… Когда стихи мне нравятся, я не ощущаю (пока еще не ощущаю) неприятного чувства. Зависть – надежный признак утраченного дарования – еще не посещает меня. Хорошая строфа, все равно моя или чужая, привносит в душу если не радость, то отблеск радости, воспоминание о ней.
Моя поэма еле двигается вперед. Мистер Браун, которому я мимолетно обещал, что он станет первым ее публикатором, старается попадаться мне на глаза как можно чаще. Куда бы я ни пошел – он уже там и почтительно осведомляется о моем здоровье. Он, конечно, не спрашивает напрямую, но я все равно сержусь этой назойливости.
Подагра постепенно отпускает меня. Боли еще есть, но они достаточно умеренные, так что я иногда и встаю с кресла, хотя визитов еще не наношу. Доктора лишили меня вина, и обед превратился в скучную повинность.
Дорогая миссис Стерн! Ваше последнее письмо, полученное мной утренней почтой, вероятно, было написано под влиянием нервического расстройства. Я думаю, Маргарет огорчила Вас. Она очаровательная, умная и в высшей степени светская дама, но у дочерей с матерями размолвки случаются гораздо чаще, чем об этом принято писать в романах. Вы скептически качаете головой и намерены сказать, что дело не в Маргарет, а во мне. Ну что же, давайте объяснимся.
Вы написали, что я равнодушен и эгоистичен. С этим трудно поспорить. Не будь я сконцентрирован на событиях, которые происходят в моей душе, вряд ли у Вас был бы повод отправить мне то первое памятное письмо, где Вы так умно, тонко и восторженно разобрали по строчкам один из моих сонетов. Годы идут, и мне все труднее расслышать стихи, в молодости звучавшие в полный голос. Теперь это еле слышный шепот, почти заглушаемый шумом реки или моря, вечно наполняющим мой утомленный мозг.
Вас огорчает мое невнимание. Я не засыпаю Вас расспросами о здоровье, рекомендациями обратиться к тому или иному врачу, советами съездить на воды в Бат и просьбами рассказать о характере и поведении ваших болонок. Это так. Меня не интересуют Ваши собачки. И, признаться, я даже не помню, болонки они или левретки.
Но, дорогая миссис Стерн! Мне невыносима даже мысль о том, что с Вами случится что-нибудь дурное. Одна только мимолетная фантазия, что письмо от Вас не пришло в срок оттого, что Вы физически не можете его написать – серьезно больны или умерли, – ошпаривает меня, как кипятком, и я потом должен некоторое время умирять сердцебиение и восстанавливать сбившееся дыхание. Вы и Ваши письма глубоко вплетены в ткань моего бытия. Угодно ли Вам назвать эти отношения симпатией? привязанностью? дружбой? любовью? Английский язык очень богат.
Несмотря на мой тяжелый характер, у меня есть друзья, были любовницы, и, представьте, я до сих пор с нежностью отношусь к миссис Макдермотт. Но Вас, миссис Стерн, у меня не было прежде и не будет в другой раз. Вы – единственная. И это то одно, что я могу сказать Вам в утешение.
Примите уверения в моем искреннем почтении.
Ваш равнодушный и эгоистичный
Джордж Макдермотт, эсквайр
Третье письмо
Дорогой мистер Макдермотт!
Признаться, я с трепетом ждала Вашего ответа. Раскаивалась, что была слишком решительна и резка. Не находила себе места, представляя, что Вы выполните мою необдуманную просьбу и прекратите переписку. Тогда моя жизнь, лишенная ее главного движителя, поблекнет и перейдет в безнадежную, ничего не чающую старость.
Опасалась я и иного. Что письмо придет, но
