Пополам - Маша Трауб
Зато ее мать была теперь счастлива. Получив материальную возможность, она скупала продукты про запас, что-то без конца пекла, жарила. Закармливала зятя разносолами, выставляя тарелки на столе в три ряда. Она получала настоящее удовольствие – и плита хорошая, и духовка работает, и дрожжи совсем другие. Каждая мелочь вызывала у нее неподдельный восторг, чем она делилась с Георгием. Тот чувствовал себя мужиком, принесшим на ужин не только мамонта, но и кролика с семгой заодно. Аня видела, как он расцветает, когда мать перед ним лебезит, приносит, уносит, спрашивает, понравилось или нет, не пересолила ли. Аня представляла себя на месте матери – сможет она делать так же? Нет, никогда. Знала бы она тогда, как все обернется…
Тогда Аня поняла, что это конец. Ее личный. Она больше не может думать только о себе, а вынуждена думать о матери и сыне, которые зависят от нее, точнее от ее мужа. И они действительно попали к нему в зависимость. С потрохами. А к хорошему быстро привыкаешь. Аня смотрела на детскую – красивая кроватка, обои с самолетиками. Пеленальный столик, игрушки.
Нет, она не начала хитрить и обманывать, хотя другая, наверное, так бы и поступила. Притворялась. Аня не хотела, не могла себя заставить. Мечтала только об одном – попасть на прием в поликлинику, к Светлане Андреевне. Получалось, что доктор осталась единственным человеком, которому Аня могла признаться, что ей плохо. Невыносимо настолько, что хоть вешайся или выходи в окно. Что она хочет только лежать, никого не видеть и не слышать. Что даже Антоша не вызывает у нее приступа материнской любви и нежности. Она просто хочет остаться одна и чтобы от нее все наконец отвязались. Чтобы мама, муж, ребенок – разом исчезли, и она вновь оказалась на кровати в квартирке, которую снимала с подружками. Хотя бы на один долбаный день. Потому что в квартире, которую снял муж, ей было невыносимо засыпать и уж тем более просыпаться. Но поймет ли Светлана Андреевна?
Аня думала, как попасть к ней на прием. На ее счастье, государственная медицина оказалась сильнее частной. Однажды ей позвонила медсестра и спросила, почему они не пришли на плановую прививку.
– Нам ее сделали, – ответила Аня. – Частный врач.
– И что, я должна поверить на слово? – рявкнула медсестра. – Принесите справку о вакцинации. И ребенка на осмотр. Грудничковые дни – вторник, четверг.
Опять же удача – этот разговор услышала или подслушала мать. И позже подтвердила зятю: да, звонили из поликлиники, требовали официального осмотра и справки. Частный врач, конечно, хорошо, но для детского сада и школы нужны справки из государственной поликлиники. Иначе никак. Так что лучше Ане с Антоном сходить.
Детей было много. Антошка капризничал и плакал. Аня измучилась, пока дождалась очереди. Наташи рядом не было. Обычно они ходили на осмотры вместе. Так и ожидание проходило легче.
– Успеет врач принять? – спросила Аня медсестру. Прием уже заканчивался, а перед ней еще три человека.
– Не знаю, ждите, – ответила медсестра.
Антоша наконец задремал, устав от попыток высосать хоть каплю молока из материнской груди. Аня сидела в комнате, выделенной для кормящих матерей, и плакала.
– Хотите я покормлю? У меня много, – предложила ей девушка, сидящая напротив. – Уже сил никаких нет. Молока хоть залейся. Как у коровы. Давайте, мне все равно сцеживаться в раковину, иначе разорвет. Так хоть молоко не пропадет.
– Я не могу, неудобно как-то, – промямлила Аня.
– Чего неудобного-то? Раньше были кормилицы, молочные братья и сестры. Сейчас-то что изменилось? – не поняла девушка.
Антошка как назло отлепился от пустой материнской груди и закричал от злобы, обиды, но главное, от голода.
– Ох, не могу это слышать. Давайте. – Девушка положила свою дочь, судя по розовому одеяльцу и всему остальному, тоже розовому, в переноску и приложила Антона к груди. Тот жадно подхватил сосок и замолк, чуть ли не чавкая от удовольствия.
– Как же хорошо… и сцеживаться не надо, – сказала девушка с таким облегчением, даже счастьем на лице, которого Аня не могла понять. Ей кормление, кроме боли, ничего не приносило. Она страдала, по-настоящему. Грудь горела, соски кровили, руки, держащие сына, становились свинцовыми, будто от непосильной ноши. А эта девушка, по виду – ее ровесница, получала наслаждение. Как такое может быть?
– Вам не больно? – уточнила Аня.
– Так надо было грудь готовить. Мочалкой тереть, пока беременная была, – ответила девушка. – Хорошо сосет, молодец мальчишка.
Аня расплакалась.
– Да ты чего? Ну подумаешь! Не ревнуй только. Это ж так… Он же маленький, ему все равно, чью титьку сосать. Он меня и не вспомнит, – забеспокоилась девушка. – А чего голодом-то его морить? Почему на смеси не переведешь?
– Частный врач сказала, что до года надо грудью, – призналась Аня.
– Ну а что она должна была сказать за деньги? Ей же надо их отрабатывать, – рассмеялась девушка. – Меня мама вообще манкой кормила с рождения. Не было у нее молока. Как пришло, так и ушло. А я в бабушку пошла – та и своих четверых детей выкормила и чужих не сосчитать. Она всегда говорила – зачем выливать, если кому-то надо. Вот твоему надо. И мне хорошо. А если в груди пусто, так зачем ребенка мучить? Это ж нормально. У кого-то – хоть залейся, а кто-то по капле выдавливает. Все разные. Дите-то тут при чем? Нету молока, так корми смесью.
Аня видела, как насытившийся Антоша отвалился от груди и уснул. Девушка упаковала грудь в лифчик и легонько покачала Антона. Тот отрыгнул, не просыпаясь.
– Все, забирай. – Девушка передала Ане ребенка.
– Спасибо, – сказала Аня и разрыдалась. Девушка ее успокаивала, гладила по голове, говорила, что все наладится, просто не надо нервничать и переживать. Если можешь кормить – корми, не можешь – так зачем страдать?
Она, так же как и врач из поликлиники Светлана Андреевна, говорила с позиции матери. Мать решает, как будет хорошо ей. А если ей, то и ребенку.
– Грудь болит очень, – призналась девушке Аня.
– Так, может, застой или мастит? Муж-то помогает? – спросила та.
– Как это? – не поняла Аня.
– У меня такой мастит был, что криком кричала. Муж помог. Рассосал, – ответила девушка.
– Это как? – все еще не понимала Аня.
– Да как ребенок и рассосал, – удивилась Аниному вопросу девушка. – А что еще оставалось делать? Ты мужа попроси, пусть тебе грудь рассосет. Тогда и полегчает.
Аня попыталась представить, как просит Георгия рассосать грудь. Он бы ее сразу
