Блаженный Августин - Константин Томилов

об одном, что неужели меня Юрка бросил, оставил одного? А он, и как он успел, домой, как сообразил, что пока тревогу будет поднимать, может быть уже и поздно. Схватил ружьё отцовское, зарядил чем под руку попалось и сюда. Как сейчас помню, Юрка, лицо белое-белое как снег, ружьё на вытянутых руках держит и прямо в рожу этого татарина, мой писюн доедающего. Мент, следователь, который потом хронометраж событий делал, всё голову ломал, говорил что по времени, никак не получается, не мог мол Юрка так быстро домой за ружьём сбегать, всё допытывался, может мы с ним уже по грибы пошли, еле отстал…, уже после того, как две соседки подтвердили, что видели, одна как мы ни с чем, без ружья в лес шли, а вторая, что Юрка за ружьём прибегал. Рожу, этому уроду, от выстрела, в мясо разворотило, ослеп полностью, так слепого и судили, и по приговору суда расстреляли, несмотря на то, что врачи его вроде как психом признали. Может сработал тот факт, что он был из этих, вроде как врагов народа, не знаю. Юрка тоже пострадал, ему, при отдаче, прикладом передние зубы выбило, с тем пор и «сверкает» вставными «фиксами»…, ну, а мне больше всех «досталось»…, и урод никому не нужный, и на учёте у психов постоянно, боятся как бы я тоже, после всего ЭТОГО, «с катушек не слетел». Но, я вроде б ничего, только иногда, по ночам бывает приснится этот урод, как он сидит с расстрелянной рожей и вопит: «не того схватил, не того!»…, вот, так-то, друг мой сердечный, Андрюшка, теперь ты всё знаешь и понимаешь, что я ради тебя, как и ради Юрки, и ради Надюши…, ну сам понимаешь.

Тяжело и вместе с тем облегчённо вздохнув, обнимая всем телом прильнувшего к нему, плачущего мальчика, иронично хмыкнул:

– Наши бабы местные, дуры, придумали позднее версию почему тот татарин с ума сошёл. Типа ему, как ветеринару приходилось со свиньями дело иметь, и лечить их, и кабанов кастрировать, и поросятам прививки делать, а они мол, татары, свиней терпеть не могут, поэтому от таких «невыносимых» условий для его мусульманского душевного устройства он с ума и сошёл. А то, что этот мерзавец в исламе «ни уха, ни рыла», что он водку стаканами глушил и салом закусывал, это для них пустой звук…, дуры дурацкие…, здрасьте, с лёгким паром, – гостеприимно кивая заходящим в хату, что-то недовольно бормочущим бабушкам.

– Оставьте пацана в покое! – бушевал за неплотно закрытой дверью кабинета директора школы, голос дяди Вовы, – чего вы к нему прицепились?! Чего вам от него надо?! Ему и так уже досталось! Каково без матери в таком возрасте остаться?

– Владимир… – послышался за дверью неуверенный голос директорши.

– Не трогайте пацана! Я СКАЗАЛ!!!

– Анна Петровна, можно я сама с ним поговорю? – прервал дикое «громыхание» усталый голос завуча.

– Поговорите, Лариса Николаевна, конечно поговорите, потому что, только Вы и сможете, с этим ненормальным, нормально поговорить.

За дверью ненадолго всё стихло. Потом из кабинета вышла седая полная женщина, посмотрела на затылок испуганно рассматривающего носки своих ботинок Андрюшу и вздохнув поковыляла по коридору в сторону учительской.

– Володя, – снова послышался за дверью ласковый женский голос, – ну чего ты так «кипятишься»? Ну сам посуди: когда в прошлом учебном году Андрея перевели из московской школы к нам, мы сначала и внимания не обратили. Все учителя так радовались на него. А то?! Одни пятёрки. По всем предметам. И потом, когда, дело его пришло в конце года, никто особого внимания не обратил, что там он с тройки на двойку, подумали, что может там программа намного сложнее была, какая-то особая, требования повышенные, раз у него родители на высоких должностях…, да и вообще, может из-за Надиной болезни он так с учёбой подзапустил. А сейчас, он, с самого начала учебного года…, даже и не знаю…, в-общем, он уже, за два месяца, всю программу учебного года…

– Я с ним летом занимался! – опять взрыкнул дядя Вова.

– Знаю! Знаю! Занимался. И молодец, – спокойно осадила его Лариса Николаевна, – тут ещё видишь ли что…, у них, позавчера, одного урока не было, Андрюша сначала вместе с мальчишками на улице погулял, а потом в класс вернулся. А там, один из старшеклассников, учебник по анатомии забыл…, в-общем, когда я зашла в кабинет, он сидит и прямо с упоением читает. Спрашиваю, тебе интересно, отвечает, что, очень, а всё ли понимаешь, отвечает, да…

– И что? И что из этого, – сразу каким-то осипшим и испуганным голосом перебил дядя Вова, – он просто хочет доктором стать, что в этом плохого, что вы сразу на него? Лара, прошу тебя, не трогайте его…, пожалуйста!

– Володя, я об этом пока что никому, только Анне Петровне. Но она…, ну ты сам знаешь. Она ведь и тебя когда-то…

– Да помню я, чего сто раз напоминать? И вообще, может Андрюха, так же как и я, ближе к старшим классам исправится, в норму войдёт?

– Вовка, ты только мне то не «заливай», – горько-иронично рассмеялась за дверью так и не вышедшая замуж и не родившая детей женщина, – я ж с тобой с первого до последнего класса за одной партой. В какую ты норму в старших классах пришёл? Притворяться и придуриваться научился?

– Всё то ты знаешь, – обиженно засопел в ответ дядя Вова.

– В-общем так, Володя, давай свози его в район, сам знаешь куда, пусть Андрея обследуют и если надо поставят на учёт…

– Ннне пппоставят, оон нннормальный…

– Ну-ну-ну, тихо, тихо, успокойся, – залепетал, как над маленьким ребёнком, голос Ларисы Николаевны, – не поставят и не поставят, и слава богу, а ты съезди, Володя, съезди пожалуйста. Сам же понимаешь, так всем спокойнее будет.

– Ладно, хорошо, как скажешь, – каким-то хриплым, полузадушенным голосом согласился Андрюшин дядя.

– Ты сам то как, Володенька? – с неизъяснимо болезненной грустью прозвучал вопрос.

– Лара…, пожалуйста…, не начинай…, пожалуйста…

Дверь кабинета резко распахнулась, полусогнутый, сосредоточенно рассматривающий пол дядя Вова, не глядя схватил за руку сидящего на стуле Андрюшу, рывком поднял и потащил на выход.

Еле поспевая за быстро шагающим по пришкольному лесочку дядей, Андрей, зачем то, оглянулся и замер.

– Чего ты? – запнулся, чуть не уронив буксируемого за собой мальчишку, тридцатипятилетний, несостоявшийся мужик.

– Дядя Вова, там в окне! – с раскрытым от удивления ртом и выпученными глазами ткнул пальцем Андрей в сторону школы.

– Что там в окне? – сосредоточенно-испугано переспросил дядя Вова, – что ты там, Андрюша, мог увидеть? Далеко же. И окна все тёмные,