Удивительные истории о любви - Андрей Гуртовенко
– Так что с местом?
Рина глубоко вздохнула и потерла нос. В Чаше все настолько привыкли друг к другу, что понимали с полуслова. Ей впервые приходилось так мучительно подбирать слова.
– На шаттле было около двухсот человек. Я точно не знаю. Посадка была аварийной, и лететь он больше не мог. Даже если бы и смог, сам понимаешь, без навигации…
Голос усмехнулся.
– Знакома с навигацией?
– Я не совсем тупая! – обиделась Рина. – У нас был учитель, Дон. Это он нарисовал карту лабиринта. Он единственный, кто смог вернуться из него. Правда, потом он пропал, а карта осталась. Тим и капитан ему тогда не поверили, а теперь я иду с этой картой. Смешно, да? Меня Тим заставил. Сказал, что это хоть какой-то шанс. А вообще мы всегда помогали взрослым, так и учились. Я с детства крутилась в госпитале с Тимом. Так что я даже могу делать операции. Недавно сама палец пришила Мике, и он прижился.
– Ты молодец, – серьезно произнес Голос и добавил: – Я не хотел тебя обидеть. Мир?
– Мир, – ответила Рина, хотя ей все еще было немного обидно. Но жизнь в Чаше приучила ее прощать обиды быстро. – В общем, мы и не думали улетать. Но вулкан проснулся, и нам пришлось. Тянули жребий. В двух челноках – пятьдесят восемь мест. Те, кто слабые, как Ник без ноги или слепой Уве, жребий не тянули.
– Что за жребий?
– Челнока два, а пилот один – капитан. Дик, его сын, ни разу не летал. Те, кто летел с Диком… сам понимаешь. Неизвестно, долетели ли. Да и остальные… Приборы же не работают из-за магнитного поля. Но Дик сам взлетел, представляешь? – с гордостью поделилась Рина.
– Круто, – произнес Голос, впрочем, без энтузиазма, и тут же спросил: – А что насчет тебя?
– А я отдала место Лине. Она ждет ребенка, и ей плохо все время. Капитан решил ее не брать. Взять только тех, от кого польза.
– Почему же он оставил врача?
– Тим… он не согласился с тем, что летят только сильные. И остался. Он вот такой…
– Почему он позволил остаться тебе?
– Он не позволял. Я с ним попрощалась, потом отдала одежду Лине. Там такая суматоха была. Я показалась Тиму, только когда челноки улетели.
Голос тяжело вздохнул и что-то пробормотал. Рина не решилась переспросить. От воспоминаний о Чаше в носу защипало, и она поспешно спросила:
– Мне идти еще километров пятнадцать, да?
– Двенадцать, – после паузы откликнулся Голос. – Если быть точным, двенадцать километров и сто два метра.
– Да откуда у тебя такая точность? – воскликнула Рина.
– Подними голову и помаши ручкой, – откликнулся Голос.
– Ты видишь Чашу? Можешь посмотреть, как Тим? – попросила Рина.
– Чашу не вижу. Я подключился к тебе сразу, как засек. Все, что позади тебя, для меня белое пятно.
– Большое?
– Около ста двадцати километров.
– Выходит, и горы не видишь? Я надеялась, что с высоты видно, насколько близко лава поднялась по жерлу.
Некоторое время Голос молчал, Рина слышала лишь его негромкое дыхание.
– Меня Рина зовут, – пробормотала она зачем-то.
– Привет, Рина, – тут же отозвался Голос и не представился в ответ. Рина снова невольно обиделась.
Идти стало труднее. Дорога незаметно, но неумолимо поднималась в гору.
– У нас это называют лабиринтом, – через двадцать минут тишины произнесла запыхавшаяся Рина, – а дорога прямая!
– Ты так говоришь, будто я виноват в вашем ошибочном представлении.
– Виноват, – все еще не отойдя от обиды, буркнула она. – Не могли вы в своем сытом Забрежье изобрести приборы, которые боролись бы с аномалиями?
Голос осторожно произнес:
– Это не так просто, Рина. Z-8 не любит чужаков.
Она старается уничтожить нас и пока побеждает.
Но мы справимся.
Справятся они! Какой толк от этого Тиму?
В наушнике снова раздался скрип, и Рина закусила губу. Ей вдруг стало невыносимо стыдно за то, что она накинулась на человека, пытающегося ей помочь. Впрочем, если быть до конца честной, дело было в протезах.
– Прости. Ты не виноват, – проговорила она.
– Забудь, – тут же откликнулся Голос, и на заднем фоне что-то зашипело.
– Что у тебя шипит?
– Энергетик.
– А почему шипит?
Голос несколько секунд озадаченно молчал, а потом спросил:
– Ты не видела металлических банок?
– Видела, конечно! – возмутилась Рина.
– В которых напитки под давлением?
– Таких нет, – нехотя призналась она. – Нам не на чем было их изготавливать, знаешь ли.
– Понятно. Доберешься до Забрежья – угощу.
Он говорил так, будто у нее был шанс дойти до Забрежья и, кажется, не сердился. Рина вдруг поймала себя на мысли, что очень не хочет, чтобы он на нее сердился.
– Ты бывал в лабиринте? – спросила она, чтобы как-то поддержать разговор.
– В молодости.
– А сейчас у тебя не молодость? – рассмеялась она.
– Сейчас тоже молодость, но в ущелье я больше не хожу.
Рина прикусила язык, осознав, что едва не спросила почему. Куда уж ему теперь ходить?
– Давно у тебя… ну, протезы?
Голос некоторое время молчал, и Рину накрыла очередная волна стыда. Ну, кто ее за язык тянул?
– У меня стул скрипит, подкрутить нужно.
Сперва Рина не сообразила, что это значит, а когда до нее дошло, она медленно спросила:
– Так у тебя нет протезов?
– Не-а. Я пошутил.
– Ты идиот? – почти спокойно спросила она, разом забыв о неловкости.
– Слушай, ты была такая напряженная, что я решил разрядить обстановку. Ну, признайся, что, услышав про протезы, ты позабыла часть своих горестей, а заодно прониклась ко мне сочувствием.
– Вот теперь я точно доберусь до Забрежья и придушу тебя! – прошипела она, понимая, что впервые в жизни задыхается от ярости.
Голос весело расхохотался.
– Придурок! – крикнула Рина, задрав голову. Больше за весь этот день она не произнесла ни слова. Голос тоже молчал. Она слышала, как у него скрипит чертов стул, шипит очередной энергетик (и как еще сердце выдерживает?), иногда он кашлял и чем-то шуршал. Рина демонстративно молчала. Она была слишком зла.
Устраиваясь на ночлег, она поймала себя на мысли, что большую часть пути вовсе не думала ни о Тиме, ни о тварях. Вместо этого бесилась из-за дурацкой шутки и упрямо шла вперед без остановок. За это и поплатилась. Разувшись и оглядев ступню, Рина поняла, что натерла левую ногу. Наскоро обработав мозоль, она впихнула в себя лепешку и небольшой кусок вяленого мяса, запила водой и наконец легла, размышляя о том, что завт ра вряд ли сможет встать, а уж тем более идти. – Эй,– сердито позвала она, – сколько мне еще идти?
– Шесть
