Элвис жив - Николай Михайлович Романецкий
Набережная и вовсе мало изменилась. Тот же галечный пляж между тротуаром и водой. То же солнце на небе. То же море – хотя и не сияющее, зеленое, пронзительное, каким оно бывает летом. Нет, серое, с белыми барашками. Но видывали мы его в своей жизни и таким. И в таком виде оно нам нравилось больше, поскольку позволяло кататься на его холодном горбу.
Максим припарковал машину к тротуару и выбрался из салона.
В лицо ему ударил сильный ветер. Настойчиво и неумолимо.
Похоже, блудному сыну тут не рады. Будто требуют сначала замолить грехи. По крайней мере, море определенно чего-то требует.
Возможно, обещанный шторм просто задерживается и все-таки к вечеру навалится на город.
Далеко впереди была видна ажурная металлическая конструкция на высоких опорах, которой во времена детства не было.
Если память не изменяет, там в берег врезается длинный и довольно узкий залив, а по другую его сторону располагается поселок Прибрежное. Еще при советской власти существовал проект – перекинуть через залив мост, чтобы изрядно сократить путь от Южноморска до этого поселка. Прямая срезка всегда короче объездного пути.
Видимо, теперь этот проект наконец реализовали.
Максим спустился по ступенькам бетонной лестницы на пляж, прошелся по гальке. Ноги ее узнали – даже сквозь подошвы кроссовок.
Пляж был пуст. Только метрах в двухстах по направлению к новому мосту, едва различимая, виднелась фигура человека в белом костюме, сидящего у кромки воды на раскладном дачном стульчике. Лица его отсюда было не разглядеть.
Поначалу Максиму показалось, что человек ему знаком, но, пройдя по гальке еще метров сто, он понял, что ошибся. Видимо, какой-то отпускник дышит свежим воздухом.
Максим приблизился к линии прибоя. В лицо продолжал дуть ветер – море не узнавало бывшего серфера.
Поддавшись секундному порыву, бывший серфер шагнул в воду – прямо так, не снимая ни одежды, ни обуви – и двинулся вперед, пока вода не достигла колен. Набрал полные пригоршни и с удовольствием умылся.
Я же свой! Ты помнишь меня?
Ветер не стихал.
Впрочем, еще бы ему стихнуть в преддверии надвигающегося шторма. Так не бывает!
Максим вдруг сообразил, с чего ему нужно начать свидание с родным городом. Точнее, конечно, не с городом. Но все равно – свидание… Начать надо именно с Нашего Места, не откладывая! Любой другой поступок – позже.
Он повернулся к морю спиной, вышел на берег. Присел на ступеньку лестницы и вылил из кроссовок воду. Серферу, даже бывшему, сырость одежды и обуви – не помеха. Будем считать, что отдали хоть какую-то дань памяти.
Главное, он теперь знает, что нужно сделать в первую очередь. То ли море подсказало, то ли сам догадался…
И, может, на Нашем Месте он тоже догадается. Или оно подскажет.
* * *
Магазин, где продавали дачный инвентарь, нашелся быстро. Покупателей в нем не было совершенно – не тот сезон.
Максим обзавелся необходимой посудой и комплектом из складного столика и двух стульев, погрузил приобретенное в багажник «альфы ромео».
Возможно, завтра он устроит реальное свидание, на котором будут уже двое, но сегодня надо непременно провести репетицию. Таким путем наверняка удастся разобраться, что же творится в душе.
Второй необходимый магазин также не пришлось искать долго. Такого добра в наше время – на каждом углу. За что боролись, на то и напоролись.
Положить в металлическую корзинку две бутылки шампанского, коробку конфет и апельсины и вовсе заняло пару минут. Покупатели и молоденькая блондинистая кассирша с любопытством разглядывали его мокрые джинсы. Когда он оказался возле кассового аппарата, блондинка вдруг широко улыбнулась, и в этой улыбке не было ничего от приветливости, дежурно адресованной каждому клиенту.
– Дядя Максим, здрасте, – сказала блондинка. – Вы не помните меня? Я – Тоня.
Максим внимательно глянул на нее, но в памяти ничего не отозвалось. Мало ли было в его жизни таких вот улыбающихся Тонь!.. Пришлось изобразить на физиономии честную приветливость вежливого человека, которая хотя бы отчасти смахивала на узнавание.
– Тонечка Крылова, не помните? – продолжала кассирша. – Дочка Вадика Крылова. Вы с моим папой дружили. Вспомнили?
– Да, да! Конечно, – охотно закивал Максим, хотя названная девицей фамилия ему ничего не говорила. Но не признаваться же в проблеме с памятью. – Как время-то летит! Просто не узнать!
Кассирша заулыбалась еще шире:
– А вы в Москве живете, да?.. Ну как там столичная жизнь?
– Превосходно. В основном… – Максим поставил корзинку на стойку перед кассой. И зачем-то добавил: – Проходит без меня.
Тонечка принялась пробивать покупки, перекладывая их в другую корзинку. Руки ее так и летали. А глаза светились радостью.
– Папа говорил, вы с популярными звездами работаете! Какой же вы счастливый, дядя Максим! А вы Пугачеву видели?
«Да, я счастливый, – подумал Максим. – До полной невозможности».
– Видел, конечно… Как тебя.
– Ой, а правда, что у нее лицо не совсем свое?
Вот они, извечные провинциальные сплетни. Небось, и про него нечто подобное рассказывают. К примеру, что он давно носит на лысине парик…
– Свое, свое, – сказал он с надлежащей уверенностью. И решил сменить тему: – Ну а папа твой, Славик. С которым я дружил… Как у него дела? Все такой же… – он с трудом подобрал слово, – …веселый?
Улыбка на личике Тони застыла, а потом медленно угасла, сменяясь откровенным разочарованием.
– Папу зовут Вадик… У вас банковская карта?
– Да, карта. Извини, пожалуйста!
Максим быстро расплатился, переложил покупки в пакет с рекламой южноморских здравниц и, не поднимая глаз на окружающих, ринулся к выходу из магазина.
Ему было нестерпимо стыдно.
Слава богу, хоть краска лицо не залила!
* * *
Солнце светило и в горах.
«Альфа ромео», взрыкивая двигателем на наиболее крутых участках, уверенно взбиралась по серпантину, с каждой минутой приближая Максима к Нашему Месту. Он уверенно вписывал машину в многочисленные повороты горной дороги. Ни попутных, ни встречных машин не наблюдалось, поскольку впереди был тупик – дорога упиралась в альпинистскую базу, куда посторонних не пускали, и последние по ней попросту не катались.
Максим уже почти забыл о собственном позорном бегстве из продуктового магазина. Потому что помнить об этом – попросту портить настроение. А оно совершенно ни к чему.
В душе жили предвкушение и – опять почему-то – надежда. Сейчас он – опять же почему-то – верил, что поездка к Нашему Месту непременно изменит ближайшее будущее. И завтра совсем будет непохоже на сегодня. Серое, неуверенное ожидание неведомо чего навсегда уйдет.
