Кэти Тренд - Диплом островной школы
- Это же хорошо.
- Конечно, только ее дочь как-то не очень-то рада. То есть, конечно, рада, но и удивлена, и раздосадована. Она три часа меня допрашивала. о книгу дала, держи.
Я протянула ладони и на них лег увесистый полированный ящик, который легко открылся у меня в руках, и вот передо мной Книга Сэмрен в натуральную величину собственной персоной.
- У-у, - разочарованно вздохнул Фелес, - этого языка я не знаю.
- Hичего, я знаю, буду переводить.
- А переводить будешь дома?
Да, действительно, я уже собралась прямо сейчас засесть за перевод, позабыв об обеде и о временной разнице, так бы я потеряла кучу времени, я с сожалением закрыла книгу и положила ее в свой рюкзак.
ГЛАВА 14
Так и выходило, что мне пора отправляться, а мне казалось, что я чего-то не сделала, о чем-то забыла, а теперь уже поздно. Фелес опять ушел, а я осталась наедине с книгами и картинами и снова достала Книгу из рюкзака, завернулась в одеяло и попыталась читать, но увязла на первой же фразе о том, что "Вначале ничего не было - ни тьмы, ни света, ни жизни, ни смерти, ни тверди, ни воздуха..." и так далее до появления Автора, который сотворил себя сам; ничего не выходило - с картины смотрел изможденный ребенок, и я все время ловила его взгляд. Интересно, устраивают ли эльфы выставки в Городе? Такую картину нельзя держать дома, она не дает сосредоточиться ни на чем, кроме нее самой - единственное мрачное полотно жизнерадостного Фелеса, повесь ее в кабинете или гостиной, и не будет тебе покоя ни в работе, ни в трапезе; да и этот ребенок казался мне странно знакомым. Так я и сидела, не занимаясь ничем, пока не вернулся Фелес, второй раз за этот день со смущенным лицом.
- Что такое?
- Ой, я такой глупый! Я выяснил сразу две вещи, которые мне следовало узнать в первую очередь. Во-первых, это мое произведение, - он махнул рукой в сторону ребенка с яблоком, - это наш Исаак. Его потом вывезли из Города, а когда ему удалось вернуться, я его уже не узнал, да и он плохо помнил ту их войну. А во-вторых, оказывается, он с детства любит Анну, и, кажется, она его тоже... Что с ним было, когда я ему про нее рассказал! Тут-то его и потянуло на откровенности о их прошлом. Так что он пойдет с нами встречать ее из больницы.
- Как - с нами?
- Hу что же мы теперь, бросим ее?
- Подожди, а почему они не объяснились еще тогда? Как же так?
- А, какие-то глупые людские дела... Она думала, что он умер, родила детей от другого, потом было уже поздно, а теперь они уже стары и неспособны к обладанию друг другом. Э-а, ну почему, раз уж они живут так мало, им не прожить эту малость молодыми и здоровыми?
Я не знала, что ему ответить.
Остаток дня нам нечем было заполнить, и мы уселись к свету рисовить друг друга - Фелес и мне выдал бумагу и мягкий карандашик, но я могла думать только о своей книге, Фелес у меня получился плохо; я скомкала лист и задумалась, но на этот раз не о книге.
- Ты подаришь картину старику? - наконец спросила я напрямик.
- Hу, тогда мне придется все выложить о себе, - ответил Фелес, - я еще строю из себя человека.
Hу да, приблизительно так я и думала.
- А если рассказать? О тебе и о других? Может быть, он что-то помнит?
- Он помнит, что остался без родителей один в доме и думал, что вскоре тоже умрет, очень хотелось есть, и, чтобы отвлечься, он читал какую-то сказку, и тогда появился волшебник (он решил, что тот вышел из книжки) и дал ему яблоко и кусок хлеба.
- А на самом деле как было?
- Так и было. аши тогда ушли обратно в Клуиндон, и я ушел вместе с ними, а потом вернулся посмотреть, как тут дела. И нашел этого мальчика с книгой. Меня в тот момент не очень интересовали людские дела, но тут же совсем ребенок, и я отдал ему все, что было у меня в кармане и нарисовал его, а картину писал уже в Клуиндоне. А потом я и дома этого не нашел, и мальчика, я и имени его полного не узнал, Изя и все, да и забыл я как-то, что они так мало живут - кажется, это было только что, а он уже старик.
Я улыбнулась, ощутив вдруг, насколько я младше Фелеса - мои понятия давно-только что не очень отличались от человеческих. и шестьдесят лет назад для меня было все-таки "давно".
- А как ты его сейчас раскачал на откровенность?
- Да я его не качал - он мне рассказал эту историю как сказку, а я чуть было не заорал "Я, это я!". Может быть, стоит ему все рассказать?
Я была убеждена, что стоит. Люди моего мира - Лайда или Далара не видели ничего странного в существовании рядом с ними дреллайнов, и даже назвали их своим словом - эльфы - словом, которое как-то вытеснило самоназвание моего народа, а старик Герштямбер был рода своего не худшим представителем, уж во всяком случае, не глупейшим, о чем я Фелесу и сообщила - он развел руками и сказал:
- Боюсь только, что нашей дружбе с ним тогда придет конец...
И тут оказалось, что почти ночь, мы поужинали и улеглись спать, чего, конечно, осуществить не смогли - ведь это была наша последняя ночь вместе, мы выжали из нее все, что могли, и заснули только под утро, переплетя руки, ноги, и все, способное сплетаться - так мы хотели быть ближе друг к другу на прощание. Я проснулась в одиннадцать утра от стука Герштямбера и, выпутавшись из фелесовых объятий, открыла ему дверь, едва не забыв накинуть на себя халат.
- Вы еще спите? - укорил меня старик, - а нам уже пора ехать.
А я уже была не здесь, уже в пути домой, в мой мир, на языке эльфов-лайнов - Лайд, для всех прочих Далар, и я уже размышляла, где в этот раз будет выход, я уже представляла мое прощание с Фелесом и стариком; наша дорога в больницу из-за этого как-то не отпечаталась у меня в памяти, мы ехали в метро - это я запомнила - я утыкалась носом в плечо Фелеса скорее для его спокойствия, нежели для своего - метро он не любил, старика же мы усадили неподалеку, но сидеть он не мог, все время порывался вскочить и поговорить с нами, но передумывал, когда же мы выбрались на поверхность, я окончательно ушла в себя, предвкушая свое возвращение домой; однако, так или иначе, в больнице мы вскоре оказались, и Анну нам вскоре выдали, ожившую, посвежевшую, с сияющими глазами, а потом все было так, как мы ждали: наши старики протянули друг другу руки и не то чтобы вмиг помолодели, но оба как-то ожили и похорошели; и, разумеется, мы не удивились, когда Исаак повез свою подругу не к ней домой, а к себе. "Эх, будь они лет на двадцать помоложе!" - шепнул мне Фелес.
Все вернулись домой, мы поднялись на чердак, я снова достала из рюкзака свое сокровище и приласкала его. За окном шел снег, как шел он дома, когда я уходила сюда...
- Фелес, - позвала я, - что ты знаешь о времени?
- Hичего, - быстро ответил он, - оно как-то движется...
- Интересно, куда? Когда я уходила из Лайда, там была зима, и тут зима, когда в детстве я переходила туда-сюда, если здесь было лето, то и там лето, здесь весна - и там весна; но время Лайда быстрее здешнего, как же так?
- Солнце мое, - отвечал Фелес, - когда я понял, что ничего не понимаю, я прекратил об этом думать. Хотя предполагаю, что в Аригринсиноре теперь весна.
- Это хорошо...
Мы принялись за прощальный обед - как всегда, замечательный, и было еще не темно, когда мы отправились искать Выход: он нашелся между двух рек, сухом, но грязном подвале, здесь мы и расстались с Фелесом, поцеловавшись последний раз, и я пошла в темноту, в сторону моего мира, а он - наверх, домой. Постепенно пол становился чище, стены сужались, кирпичная кладка переходила ввв каменную, плоский потолок - в крутой свод, и там, под самой высокой точкой потолка, я нашла одиноко и трогательно стоящий на боку ящик из-под яблок, с прилипшей стружкой на дне и села на него. Я опять была одна.
ГЛАВА 15
Оставаясь одна, я часто размышляю о бессмертии и смерти и разнице между ними и могу размышлять об этом часами. Так и теперь я сидела на ящике и не дввигалась с места, как муха в янтаре, хотя, наверное, мне было пора, но что такое "пора" в этом подвале вне времени, да и что я вообще знаю о подвалах? Я только ими пользуюсь, как пользуюсь пространством со всеми его привычками и непривычками, чего нельзя сказать о времени: это оно пользуется мной. Вот уже сколько времени я просидела в Городе, прежде чем сообразила, что что-то не так. Или все-таки время подчиняется мне, как и пространство? Я ждала зиму - и нашла ее, теперь я ждала, что вернусь весной, и ведь так оно и будет... Я не решалась встать и убедиться в этом. В конце концов, меня никто не торопит: здесь, в подвале, времени быть не должно.
И все-таки, чего-то я не сделала в Городе - может быть, надо было еще раз зайти е Элесу и Тайсили, или наоборот - разыскать старых знакомых; или побыть наедине с Городом,а теперь, наверное, уже поздно - я уже вышла из этого места, я уже отрезанный ломоть; однако Лайд еще не принял меня, и меня охватило сладкое чувство абсолютной свободы. Теперь я могу поразмышлять, чего же я хочу от жизни - чем не тема для размышлений? Я с готовностью бросилась в нее, как вв воду, и остановилась - да я ничего не хочу от жизни, кроме самого процесса оной. Действительно, какой может быть цель жизни, которая при хорошем раскладе никогда не кончится, да и при плохом тоже, разве что продолжится она не в этом сущем мире, а в том непространстве, которое мертвым кажется светом, а живым - тьмой. Люди, кажется, тоже попадают туда при расставании с телом, а значит, между их смертностью и нашим бессмертием нет ощутимой разницы. Поди объясни это людям.
