Дан Маркович - Последний дом
Гену хватились к осени, по квартирным делам - "где твой сосед, где сосед?.." Если все так кончилось у него, то пусть без крика и скандалов обойдется. Я плечами пожал. Не видел с незапамятных времен, говорю.
Не искали, никто не плакал, не добивался... Считается, без вести пропал.
А мы вспоминаем его, каждый год, этим летним днем. Скоро снова помянем. Я бутылочку припас, выпью в окружении своих. За Гену, за всех, кого нет с нами... И за того парнишку, в Праге... Нет, не забыл, не забыл...
Нас мало осталось, но есть еще друзья у меня. Посидим, поплачем... я им колбаски, зверюгам... И самому достанется.
............................................................
Случайно или не случайно у него получилось, неважно теперь. Незачем чужим копаться, тем более, никто не пострадал. Несколько деревьев повалило, на краю оврага, но они не жильцы были, червивые донельзя. А воронку я закопал, и здесь растет трава. Она хорошо растет. А потом кусты посадил.
Он эту штуку в большой хозяйственной сумке нес. Откуда знаю?.. Про сумку потом узнал. Гулял в овраге...
*** Почти полгода прошло после взрыва.
Осени конец, иду вдоль оврага на юг. Листья еще живы были. Пока не прольется ледяной дождь, они трепыхаются под ногами, каждый сам по себе. Мне их жаль топтать, но делать нечего, не умею по воздуху передвигаться.
Шорох по оврагу разносится от края и до края. Иду, и каждый лист стараюсь разглядеть. Клен, береза да осина, главные здесь. Но я не для листьев тогда пришел, меня белочки волновали, которые бросили меня. Ждал, что вернутся, часто ходил, проверял. Сначала надеешься, потом просто ходишь, смотришь... Терпеливая привычка ждать добра, я бы так сказал.
Иду, и вижу - на голой осиновой ветке странный предмет качается... Коричневый, сморщенный кусочек, и цветастый лоскут при нем. Здесь все меня касается, ничего не пропущу. Но пока листья висели на своих местах, заметить трудновато было.
Подошел, вижу - палец висит, на нем обрывок материи намотан. Лямка от сумки, я ее сразу узнал. Особого цвета - дикого зеленого, с мелкими красными цветочками. Подпаленная, грязная, но, без сомнения, она. А палец невозможно узнать, но чей еще палец может здесь находиться, как вы думаете?..
И мне стало плохо, как никогда не было. Пустота под ложечкой космическая, и сердце туда проваливается. А то, что удерживает его на месте... расползается и рвется, рвется... И это так больно... Я и не подозревал, что такая боль на свете имеется. И обжигался, и пальцы резал... били меня под дых, по почкам, в печень, по губам... ток пропускали, судороги эти... и все несравнимо, несравнимо...
Думаю, потому что внутренняя, эта боль, своя...
Кое-как доплелся до дома, прислонился к стене... Ругался с ним, смеялись, снова спорили... пили... Даже не друзья - свои люди. Свой человек больше, чем друг. А он мне палец оставил, это как?.. Когда его в пыль разнесло, я не так переживал - был Гена, и не стало. Грустно, но, в сущности, обычное дело, раньше - позже... А палец мне сильно настроение подкосил, да что настроение... чувствую, пропадаю... Одно дело - в пыль, а другое, почти живой палец, черный, сморщенный, но с ногтем и все такое... это что?..
Впервые в жизни понял, подступает конец.
Без боли и страха уйти мечтал, а тут и боль, и страх, огромные как Генкин взрыв... И не слова это, давно привычные, а само дело к горлу подступает. Все мы треплемся, что готовы, а на деле ничего подобного, неизвестно на что надеемся. Сегодня ты, а завтра... снова другой?.. Плевое отношение к главному событию. Ну, может, не главному в жизни, но важному. Не очень привычному, надо признать, но необходимому всем...
И никакой подготовки, никакой!..
Очень быстро темнеет, до десяти не сосчитать... Я и до двух не сумел, мысли не поворачиваются, рот и лицо судорогой свело. Вижу все через пыль блестящую, это в глазах мерцает. Мерцает и темнеет... Обычно такое не случается в наших краях, не на экваторе живем, у нас медленно темнеет. Значит, не мир темнеет, это я оставляю вас, бросаюсь в черную дыру, про которую Генка так долго талдычил.
Я-то надеялся, придет конец, успею - обязательно улыбнусь, махну весело рукой, чтобы не очень мои друзья горевали...
Никакого движения не могу... Чтобы так сплоховать... Не ожидал от себя.
И сквозь пыль блестящую, мелкие звезды на сумеречном небе... Вижу - от полянки, от мусорных баков Зоська ко мне устремилась. Весело бежит, хвост задрала...
Последний раз видел свою Зосю.
И все, исчезли небо и земля.
Врачи сказали, серьезный приступ, сердце проявилось. Я думал, его нет у меня. Знал, конечно, о наличии, но когда здоров, кажется, сделан из единого куска, никаких частей. Сердце... Совсем ни чему, не хочу о нем знать. Пусть себе тайно бьется, пока не остановится. Кроме головы, у меня все в ажуре было. А голове хоть бы что от Генкиного пальца!.. Врач говорит, мозг нервов не имеет. Центр боли, страха и всякой глупости - и, оказывается, нервов для боли в нем не предусмотрено. Его хоть ножом режь, не почувствует. Недаром, наверное, так устроено, иначе давно бы сморщился, усох от боли, мозг..
Пришел в себя среди простыней, чистый как покойник лежу...
Провалялся в больнице три недели. А когда вернулся, всех своих нашел, даже паука в туалете. Отощали, конечно, но живы. Для зверя это не срок еще, чтобы помирать.
Только Зоськи не было.
Искал, искал... на ногах еще плохо держусь... Нашел, наконец, знающих ребят, рассказали мне, как все было.
*** В доме, что через старую дорогу, жил парень лет двенадцати, он Зоську встретил у нас в подвале и убил железным прутом. А у нее котята незадолго до этого родились, я знал, должны были родиться. Весь подвал обошел, только тряпочку обнаружил, их место. Зоська аккуратная была. Дома обычно котят рожала, а сейчас меня все нет и нет... Мамонтов сказал, видел сверху - долго их таскала, то домой, то в подвал... Бегала с котенком в зубах, он сначала думал - крысу поймала, а потом разглядел, рыженький, такие крысы не бывают. Видно, решила-таки, что в подвале надежней, меня ведь не было. Он ничем не помог ей, снова ответственности убоялся?.. Я от людей устал.
Меня убила сама картина - она ищет, надеется, боится... а меня нет и нет. Я ее предал, с ума сойти...
Парень этот... потом таскал ее, мертвую, за хвостик вокруг дома, пока не отняли. Не закопали, не хоронили - трупы найденных зверей сжигают. И Зоська разошлась над нами легчайшим дымом. Она хоть дымом, но останется у нас, особенно, если котята...
Но мысли пусты, бессильны, никому еще в беде не помогли.
И я искал этих сирот... Везде.
Не нашел.
А этот кретин... Я думал, убью. Встретил, припер к стенке, кровь прилила к рукам. А он хохочет, кривляется, все время чешется в разных местах...
Он на всю жизнь уже наказан.
А, может, счастливый человек?..
Я посмотрел - и отпустил его, повернулся, ушел, хотя руки тяжелые были. Это не я больной, кругом сумасшедший дом. Бедная моя земля.
Про Феликса спокойно вспоминаю, он умер как воин, до этого много лет с честью жил. А про Зосю не могу, не могу... В полном отчаянии умереть, в подвале... Меня нет, жилья родного не стало, оно пустое, чуждое... котят спасти пытается... Потом этот ужас, боль, смерть... Хоть бы сразу...
Нет мне больше покоя, и не будет. Хочу в черную дыру, чтобы не быть собой, не знать ни боли, ни страха...
Так я долго думал, всю зиму. Ту зиму навсегда запомнил. Природа остервенела, ветер без жалости лицо сечет, обжигает, а снега нет. Три дома, степь да степь кругом... Злоба такая против меня, от ветра, от неба, тусклого, тяжелого... от замороженной степи, безмолвной... от вихрей этих бешеных...
Черная дыра отверзлась... Открылась для меня лично, ведь я за все здесь отвечаю.
До середины января черно и голо, вымерзало, вымирало все на моей земле.
Дятел замерз, лежит под деревом твердым комочком. Я поднял его, что же так дружище... Это он неутомимо и весело стучал, друг Феликса и всех моих... Крохотный, а мужество в нем какое... так долбить!.. Наверное, устал. Зачем только птицы прилетают к нам?
Выкопал ему ямку, два часа скреб мерзлоту, долбил как он... Положил.
Ходил на утес, на могилу к Феликсу и Васе, деревья там согнулись, еле живы.
Иду, преодолевая злобу ветра, и говорю, уже не зная кому:
- Ну, что ты... что ты... За что?...
Значит, есть за что...
Что мне охранять теперь, сторожить... зачем я здесь?..
Уверен был, не переживу...
.....................................................
Ну, вот, хотел вам о жизни рассказать, а получилось - одни смерти...
Как случилось, так и получилось.
Но не кончилась жизнь. Говорят, она мудрей нас. Мы узкой колеей идем, а она... как то поле, что выжило у меня на земле, заживило раны, и снова на нем растет трава...
Прошли месяцы, потеплело, просветлело вокруг, я пришел в себя.
И мне повезло.
*** Шел как-то мимо дома, что рядом с общежитием... чужая территория, враждебная... Уже собирался перебраться к себе через старую дорогу, как вижу - перед окнами у них сидит тощий котенок, черный, уткнулся носом в землю. Так сидят больные звери. Бабка у подъезда говорит, он давно в подвале у них, дикий, дома не знает. Иногда подкармливаю, говорит. Недавно из окна выпал, случайно. Три этажа всего, но упал неважно, болеет.