Вера Крыжановская - В царстве тьмы
— Князь принял мое приглашение пожить у нас несколько месяцев. Он мой сотрудник и нам придется еще поработать вместе, а так как, на мое счастье, он холост, т. е. никто не ждет его с нетерпением, то я и забрал его. У тебя найдется помещение для моего друга? — весело продолжал барон, пока князь раскланивался с хозяйкой.
Князю Елецкому было лет тридцать. Он был высок ростом и худощав. Правильное лицо его подернулось бронзовым загаром, большие темно-синие непроницаемые глаза глядели строго, а на красиво очерченном рте из-под темных усов проглядывала складка могучей воли.
— Конечно найдется. Подле библиотеки две комнаты и кабинет, который можно обратить в уборную. Надеюсь, Алексею Андриановичу понравится там, — ответила баронесса, любезно улыбаясь. — Но вы, должно быть, голодны, господа? Садитесь за стол, я прикажу подать вам что-нибудь посытнее.
Теперь князь перезнакомился со всеми присутствующими и взгляд его скользнул по лицу доктора, а потом серьезно и испытующе остановился на бледном, взволнованном личике Мэри. Какое-то загадочное выражение скользнуло по его лицу, когда он здоровался с молодой девушкой и садился за стол. Вошла Анастасия Андреевна и разговор сделался общим. Барон был весел, без умолку рассказывал о своем путешествии и привезенных сокровищах, князь же, наоборот, молчал и лишь лаконично отвечал на обращенные к нему вопросы.
Только все встали из-за стола, как лакей доложил, что из Ревеля прибыл фургон с багажом путешественников. Барон приказал внести только два сундука с необходимыми вещами в комнаты его и князя, а прочие ящики осторожно поставить в комнату первого этажа, подле прихожей. Затем все разошлись, так как приезжие были утомлены, а прислуга занялась перенесением и установкой множества всевозможных размеров ящиков.
Пробило полночь, люди собирались достать из фургона последний ящик, как вдруг со двора ворвался бурный порыв ветра, с треском распахнул несколько окон и в воздухе закружились валявшиеся на полу клочки бумаги и соломы. Прислуга изумленно переглянулась, так как снаружи все было совершенно спокойно, а ясное небо усеяно звездами. Откуда же мог взяться внезапный порыв? Но в следующую минуту ветер возобновился; со свистом и воем, точно в бурю, пронесся поток холодного воздуха по прихожей, а с лестницы послышался странный шум, будто из мешка высыпали камни и те катились по ступенькам, устланным, между прочим, ковром. Вслед за тем с лестницы скатилась кубарем смертельно бледная и перепуганная горничная.
— Господи, Боже мой! С нами Крестная Сила! — пробормотала она, крестясь. — Что это творится такое? Была я в галерее, окна закрывала, как вдруг ветром вырвало из моих рук обе половинки и меня чуть не опрокинуло. В это время я услыхала грохот, ровно камнями бросали в дверь князя, а ветер стонал и ревел на разные голоса, ну точно вот режут ребенка. И так стало страшно, что я убежала.
— Мы слышали то же самое… И вправду подумаешь, что сам Сатана приехал с ящиками этими, — прибавил один из лакеев.
Проворно внесли они последний ящик, заперли дверь и ушли в людскую.
Пока это происходило, если бы кто-то мог заглянуть в комнату князя, был бы очень удивлен. Около стола стоял бледный и озабоченный Алексей Андрианович. Из открытого чемодана он вынул крест на металлической ножке, в центре которого была вделана маленькая лампада из голубого хрусталя. Князь зажег ее, как и вставленные в три конца восковые свечи: свеча наверху была белая, а по бокам одна голубая, а другая красная.
У подножья креста была металлическая чашечка и в ней курилось смолистое вещество, разливавшее сильный запах ладана, роз и сандала. Когда раздался шум бросаемых в его дверь мнимых камней, он взял кропило и крестообразно окропил все четыре комнаты сильной ароматической эссенцией. Затем, надев на шею голубую ленту с золотой звездой, посередине которой была глава Спасителя, князь помолился и лег в постель. А в коридоре еще продолжался необыкновенный шум, слышалось глухое ворчание, царапание и мяукание, но постепенно звуки стали затихать в отдалении и, наконец, совершенно смолкли.
Доктор ушел к себе мрачно озабоченным: душу его волновали многие противоречивые чувства. С одной стороны, стыд, угрызения совести и страх за будущее, а с другой — жгучая ревность к этому князю, который часто и внимательно посматривал на Мэри. Молодой человек был красив, богат и титулован: значит — соперник опасный. Как знать? Может он уже произвел выгодное впечатление на молодую девушку, разочаровавшуюся в нем благодаря разоблачениям генеральши. После ужина он несколько раз пытался подойти к ней, но та, видимо, избегала его. О, зачем завязал он эту позорную и преступную связь?..
Странный шум в коридоре он тоже слышал, но из-за плохого настроения не обратил на него внимания и лег.
Заторский чувствовал себя разбитым, голова его болела и сон не приходил. Но вот, мало-помалу его охватило оцепенение, тело налилось точно свинцом, и он не мог пошевелить пальцем. Взамен того все его чувства точно обострились, а вокруг, казалось, все вибрировало, потом вибрация эта перешла в удивительно звонкую мелодию, и звуки эти вызывали острую боль во всем его существе.
Вдруг тьма в комнате озарилась бледным розоватым светом, а подле окна он увидел клубившееся облако. Сероватый туман запестрел красными и золотистыми искрами и радужными переливами, точно на павлиньем хвосте или гигантской бабочке, потом дымка расширилась, удлинилась и посреди комнаты вдруг появилась высокая женщина.
Это было очень юное создание, с обаятельным прекрасным бронзово-смуглым лицом. На ней была газовая, вышитая золотом и блестками туника, столь легкая и прозрачная, что едва-едва скрывала чудной красоты тело. Тяжелые браслеты украшали руки и ноги, блестящие узоры из драгоценных камней покрывали шею и поддерживали пышную массу сизо-черных волос, спускавшихся ниже колен. Большие и черные, изумительно блестевшие глаза жадно глядели на доктора, а сладострастная, но вместе с тем и жесткая усмешка приоткрывала пурпурный ротик. Затем она пустилась плясать. Беззвучно скользили голые ножки, гибкое и тонкое тело извивалось по-змеиному, а руки, словно шарфом, играли длинной веревкой из красного шелка. Продолжая танцевать она приблизилась к посте и и склонилась над доктором, а тот не мог шевельнуться. Ему казалось, что он чувствует горячее дыхание плясуньи, но затем с ужасом он увидел, что она сделала из веревки петлю и накинула ему на шею, говоря на незнакомом языке, который он однако отлично понял:
— Счастливец, ты будешь добычей Богини, а твое дыхание послужит ей живительной силой!
Таково было значение загадочных слов. В то же время незнакомка стала затягивать узел, а Заторский задыхался и отбивался, но его усилия были тщетны. Словно железным кольцом стягивала веревка его шею, мозг, казалось, разлетался и мысль «я умираю» молнией мелькнула в потухавшем сознании. Наконец, ему показалось, что голова его закружилась, и он витает над мрачной бездной, а затем он лишился чувств.
Брезжил рассвет, когда Заторский открыл, наконец, глаза. Он лежал на полу, неподалеку от постели и окоченел от холода, а голова ныла. Он встал, хотел напиться, но с удивлением увидел, что графин и стакан валялись разбитые на полу. И в эту минуту он вспомнил свой «сон». Да, это был сон или глупый кошмар, как следствие вечерних волнений, а «видениям» ученый-скептик не верил, разумеется. Он вытер лицо одеколоном, принял успокоительные капли и опять лег, забывшись вскоре тяжелым сном.
За завтраком баронесса сказала, смеясь:
— Радость приезда и рассказы Максимилиана должно быть подействовали на мои нервы. Он описывал мне разные эпизоды из своего путешествия, и вот я видела себя во сне в джунглях, за мною будто гнался огромный тигр и хотел укусить. Я так закричала, что разбудила своего бедного Макса.
— Да, я действительно имел неосторожность рассказать ей подробности одной охоты на тигра в бенгальских джунглях, — ответил барон, тоже смеясь.
Ни он, ни остальные не заметили странной насмешливой улыбки, мелькнувшей на губах князя, а барон уже повернулся к доктору.
— У вас не было ли тоже кошмаров, Вадим Викторович? Вы очень бледны, — сказал он, шутя.
Доктор ответил, что плохо спал вследствие мучавшей его нервной головной боли, но теперь чувствует себя хорошо.
После завтрака барон объявил, что намерен распаковать ящики, в которых очень много интересного, и пригласил всех сопровождать его. Проходя через маленькую залу возле столовой, барон увидел нишу в стене, где стояла большая ваза с цветами.
— Как хорошо. Вазу эту надо убрать, а на ее место поставить статую, которую я привез. Это крайне любопытная древность, — прибавил он, довольный.
Затем все сошли в залу первого этажа, где стояли ящики, и барон, прежде всего, достал действительно великолепные, привезенные им подарки. Хотя он и не имел ввиду Мэри, а все же преподнес и ей великолепный восточный газовый шарф, словно руками фей вышитый золотом и шелком. Затем вынули древности, оказавшиеся настоящим музеем, и скоро остались нераспакованными только два ящика: один средней величины, а другой — огромный, помеченный красными знаками.
