Валерий Тарсис - Палата № 7
Володька задумал сосватать Марфу своему другу Кузьме. Все они говорили друг другу "ты", как равные. Володя даже не помнил их отчества, а, может быть, и не слышал никогда, - в этой среде не принято называть по имени и отчеству, - у всех были клички. Кузьму звали Пан, Марфу - Лейка, а Володьку - Пиль.
И вот пришел он к Марфе:
- Послушай, Лейка. Неладно мы живем. Как ни говори, тебе настоящего хахаля надо, ты уже не молоденькая. Я еще маленький, мужичьего места занять не могу, а ты еще ядреная, - так я Пана хочу тебе сосватать, ему тоже маруха нужна, а то живет - смотреть тошно, даже приварок некому сготовить мужик, сама знаешь, серьезный. Мы и насчет коммерции столковались. Товар, значит, мы ему сдаем, профита ему половина, потому магазин у него, а мы налегке, чтоб ни шу-шу, еще сказал, что на меня будет специально откладывать, потому - я молодой, может, в другие края потянет, так должен я иметь свой капитал.
Так и зажили они, мирно, ладно. Потом стали заниматься только продажей краденого. Марфа хозяйничала, а Володька пошел учиться. И до того увлекся разными науками, что про всё осталь-ное на свете забыл, кончил школу с золотой медалью и поступил на исторический факультет уже с некой законченной философией, в основу которой легло учение Ницше.
Володя Антонов даже написал философский трактат, озаглавленный "Эврика!"
"На земле существует только Человек, - писал он во введении, - всё остальное - миф, досужий вымысел, глупая абстракция, ерундистика в кубе. Человек способен на всё - ибо Человек это - сверхчеловек (Человек как имя собственное, а не нарицательное) - то-есть бог. Их немного - Человеков (не смешивать с людьми). Но с тех пор как они появились на свет, челове-кообразные людишки - имя им легион - начали охоту за ними и пойманных приковали к утесам, - отсюда миф о Прометее. Земля создана для Человека, а не для обезьян.
Но обезьяны думают иначе, - вернее, думать они не умеют, а мысли эти внушили им укроти-тели и дрессировщики, более известные под именами вождей, пророков, священников. Укротите-ли, поставившие себе задачу выдрессировать весь мир по своему фальшивому эталону, всегда дерутся из-за пальмы первенства, уничтожают друг друга и свои стада и паствы, но не унимаются и, как видно, не собираются прекратить эту всемирную волынку, даже наоборот настолько активизировались, что решили в крайнем случае реализовать лозунг древних римлян - "реrеаt mundus, fiat iustitiа" - что в свободном переводе означает - "пусть погибает мир, если я не буду владеть им!" В этом, собственно, и заключается вся история человечества, которую стараются замаскировать каждый на свой лад целые банды партийных историков и литераторов, особенно экстремистских тоталитарных партий.
История могла бы стать наукой, если бы она отдалилась от государства и правящих партий, как церковь. Это еще понял автор "Тайной истории" Прокопий, который писал одну официальную для римского императора Юстиниана, а другую для себя и для мира. Но честного и правдивого историка так же трудно найти в мире, как черный алмаз.
Чувствую, что сейчас в мире возникла новая задача: сначала сделать человеческую историю, то-есть покончить с заговором обезьян, а потом уж писать подлинную историю человечества.
Не исключено, что эта задача возложена и на меня. Ибо я один из немногих свободных Человеков. Свобода мысли - вот чего не хватает для победы!
Прежде всего - переоцените все ценности!
Так завещал величайший учитель мира - Фридрих Ницше.
Ницше - единственный настоящий философ - творец Идеи!
Достоевский - единственный поэт - творец художественного мира.
Помните, - ничего нельзя исправить в этом мире.
Всё должно пойти на свалку - все тюрьмы народов - государства, все истории, целые расы, а вместе с ними все мягкотелые гуманисты. Они так же излишни, как несъедобные моллюски.
Чтобы создать на земле гармонию, надо ее сначала хорошо очистить, как всегда очищают строительную площадку перед тем, как приступать к работе..."
- Ну, пожалуй, хватит, - сказал Володя Антонов, взъерошив по давно закрепившейся привычке свою густую шевелюру.
- Отойди от меня, Сатана! - в ужасе отмахнулся Толя Жуков.
- Изложите свои возражения, Толя, - сказал Николай Васильевич.
Толя был сильно взволнован, щеки его горели, голос дрожал.
- С основным тезисом Володи, что Человек - это всё, я абсолютно согласен. Но... им руководит не Бог, а Сатана, если он договорился до того, чтобы уничтожать целые народы. Господь сказал: "Не убий!" И даже если стать на чисто светскую точку зрения, то разве можно строить новый мир отвергнув гуманизм, - тогда ведь, если уж быть последовательным до конца, придется оправдать и фашизм.
- Не передергивай, Толя, - вскипел Володя, вскочил и зашагал по просторному кабинету Николая Васильевича. - Фашизм - это как раз обратное человекообразные уничтожают Человека, - вот это именно и недопустимо с точки зрения подлинного гуманизма, который против человекообразия во имя Человека. За примерами ходить недалеко. Человекообразная сволочь в нашей стране уничтожила почти всех лучших людей, элиту нашего общества. Это, по-твоему, гуманизм? А почему это им удалось? Потому что мы их своевременно не уничтожили. И я тебя уверяю, - если мы не уничтожим эту банду, она уничтожит и нас.
- Нет, нет... отойди от меня, Сатана! - отмахивался Толя. - Нельзя насильно завоевать свободу. Насилие порождает насилие. Я надеюсь, что наука и техника, которые уже сегодня творят чудеса, создадут условия, при которых человечество сможет решить все экономические проблемы. Если у всех будет достаточно хлеба и, пожалуй, сахара - тебе, пусть даже с твоей необычайной индивидуальностью, дадут жить, как тебе захочется. При настоящем коммунизме не будет тех безобразий, которые сегодня сводят на нет все достижения. Я согласен, что у нас нет никакого социализма, - конечно, у нас царит фашизм, - но когда будут разрешены экономичес-кие проблемы, никто тебе не помешает проповедовать ницшеанство или что-нибудь другое.
- В этом-то и ваше главное заблуждение, Толя, - сказал Николай Васильевич. - Несомненно прав Володя. А почему? Да потому, что когда будут разрешены экономические проблемы, никто тебя не помилует, если ты Человек, - настанет царство торжествующих жирных свиней. А жирная свинья тоже имеет свой нрав. Ей, как известно, нравится хрюкать и разводить всякое свинство. И всякому, который вздумает петь, а не хрюкать, она быстро зажмет глотку. В свиной монастырь, вы, Толя, со своим соловьиным уставом не сунетесь, свинье ничего не стоит сожрать соловушку вместе с перьями. Бесчеловечность, беспредельная жестокость являются характерными чертами всех коллективистических формаций, всё равно - правит ли партия, тиран или король. В Вавилоне, в гитлеровской Германии и у нас творились все злодеяния безнаказанно, с одним и тем же оправданием - для высшего блага народного. А пресловутые народы в природе не существуют, - Человеки плюс стадо вовсе не составляют народа, ибо это величины несоизме-римые, как воздух и свиное сало; это две противоборствующие стихии, непримиримые, как огонь и вода; исход может быть только такой: или Человек победит стадо, или стадо сотрет Человека с лица земли. Третьего не дано. Ни язык, ни географическое пространство, ни обычаи не могут объединить меня со Сталиным или Хрущевым. Мы оба говорим по-русски, но друг друга не понимаем и никогда не поймем, и хотя живем в одном городе, но далеки друг от друга, как Земля от туманности Андромеды. В то же время мне близки и понятны Сартр и Роб-Грийе, хотя я никогда не был во Франции и неважно говорю по-французски.
И так постоянно спорили Толя и Володя - они знали, что любят одно и то же, ненавидят тех же врагов, но пути были разные, - так им казалось, - но в действительности они уже шли по одной крутой тропе. Толя Жуков ненавидел всякое насилие и жестокость, а Володя вырос в море насилия и жестокости. Он, вероятно, никогда не забудет новогоднюю ночь в товарном вагоне на крупной узловой станции Тихорецкой. Их было четверо. Играли в очко. Володя Антонов проиграл все деньги и всю одежду, что была на нем, - он остался в одних трусах. Мороз был небольшой, градусов семь, но из кубанской степи дул пронзительный норд-ост. Володя, очень худой, тщедуш-ный, весь посинел, на щеках его замерзли злые слезы, он жевал стебелек засохшей горькой полыни, в животе наростала колющая боль, и тогда Петька, по прозванию Ворон, - черный весь, как цыган, - сплюнул сквозь зубы и сказал:
- Ну, пока, Пиль... Голый, ты как пойдешь? А мы побежим к кирпичному заводу - там тепло. Но тебе не дойти.
Ушли. Это был закон жизни на этой земле. И Володя не обиделся на них. Он поступил бы так же. Он теперь хорошо знал, что такое жестокость и бесчеловечность. И знал, что их можно уничтожить только насилием. Два года он провел в колонии для малолетних преступников, где не было легендарного дяди Макаренко, а каты и бандиты, - они засекали ребят насмерть. Заставля-ли их шпионить и наушничать, морили голодом. И так складывались главы его личной педагоги-ческой поэмы, что он даже усомнился, было ли вообще всё то, что описал Макаренко, - ведь он замечательный писатель, ему и сочинить недолго всё это. За годы скитаний Володе Антонову пришлось побывать во многих лагерях, встретить сотни ребят, - большинство так же, как Володя, не раз бежали из колоний. Почему бежали? От кого убегали? От бесчеловечности, жестокости. От Макаренко не убежишь. Но где он? Говорят, есть страна Эльдорадо... или Муравия... но никто её не видел, кроме сочинителей.
