Александр Яшин - Рассказы
Женщины усадили гармониста на высокую лежанку и плясали до упаду, то и дело обтирая потные лица плат ками и фартуками. Гармонисту обтирать свое лицо было некогда, и за него это делала какая-то услужливая моло дая девушка - дроля, наверно.
Дробили с припевками, с выкриками. Особенно отли чался кокетливый, не по-деревенски смазливый паре нек - почтальон из сельсовета, до того смазливый, что казался подкрашенным, напомаженным. Он знал много современных частушек, которые называл частухами:
Сидит милка на скамейке,
Не достанет до земли.
В кассу я отнес копейки,
Через год возьму рубли.
Наверно, он сам сочиняет эти частухи. Плясали, пока у гармониста не вывалилась гармонь из рук.
Седой бородатый мужик продолжал хвастать своей пластмассовой челюстью, вынимал ее, нечистую, розова тую, с белым рядом зубов, протягивал через стол, но чу жую челюсть никто в руки брать не хотел, и он, широко раскрыв рот, водворял ее на место.
Нашлись хвастуны и похлеще.
- В этом году наш колхозный план все-таки утвер дили. Пять раз пересматривали в райисполкоме, застав ляли переделывать, а на шестой раз утвердили. Правда, от наших первых наметок ничего не осталось. Так ведь что поделаешь: у нас свои расчеты, у них свои - им циф ры сверху спущены.
- Мы тоже своего добились - закрыли птицеферму. По пятку яиц в год на несушку выходило. Золотые яички, одно разорение! Разрешили прикрыть.
- Как же план по яйцу?
- Выполним! Пашем на колхозных лошадях приу садебные участки: тридцать яиц с участка подай - и никаких хлопот!
Не обошлось и без охотничьих бухтин.
- Иду это я раз вдоль осеков, гляжу - что-то шевеличча. Вдруг, думаю, заяч? Дай, думаю, стрелю! Стрелил, прихожу - и, верно, заяч.
Добычливого охотника тут же поднимают на смех:
- Бежала овча мимо нашего крыльча да как стукнечча да перевернечча. "Овча, овча, возьми сенча!" А овча не шевеличча. С той поры овча и не ягнечча.
- Самая доходная охота, ребята, все-таки на медве дей. Ежели год выпадет ягодной, то и в лесах на каждом горелом месте от малинников проходу нет. Кукуруза, и только! И набирается в эти малинники медведей види мо-невидимо: сладкое любят. Нажрутся они малины и дрыхнут вповалку. А спящих медведей, ребята, можно голыми руками брать. Иду это я раз по малиннику с топором: одному медведю напрочь голову отрубаю, дру гого глушу обухом по лбу. А ежели какой проснется, так все равно от медвежьей болезни сразу силы теряет, с таким тоже долго чикаться нечего. Прямо на тракторе вывози столько их вокруг меня положено было.
В минуту, когда разговор шел еще о птицеферме, дружка Григорий Кириллович, вдруг словно бы спохва тившись, вышел из избы. Сейчас он вернулся с жи вой курицей в руках. Соблюдая какой-то древний языческий обряд, он остановился посреди избы, взял кури цу за голову, с силой встряхнул ее - и обезглавлен ная тушка запрыгала по полу, брызгая кровью, теряя перья.
Курицу зажарили и со свежей курятиной и пивом об ходили гостей.
В деревне Сушинове этот обряд до сих пор никому не был известен, и в чем его смысл - никто растолковать не смог, но свежая курятинка всем понравилась.
Вездесущий дружка балагурил и колобродил в тече ние всего вечера, и пил он не меньше других. Дружке все позволено, все прощается. Совершенно по-другому - строго, сдержанно, с достоинством - ведут себя сваха и тысяцкий. Особенно тысяцкий, дядя жениха - здоровен ный, высоченный, он словно бы стесняется своего роста и своей могутности. Но дело, оказывается, не в этом. Не сколько лет тому назад тысяцкий был в Сушинове пред седателем колхоза, а такое не забывается. Каждое его слово здесь и поныне должно быть, конечно, дороже зо лота.
Но ни сваха, ни тысяцкий не уследили за своими по допечными. Под конец напился-таки Петр Петрович. Вероятнее всего, затащил его Николай Иванович по се крету в куть, к матери своей, и та не пожалела самодель ного зелья дорогому зятьку.
Напился молодой князь и начал куражиться. Нашел где-то каракулевую шапку, нацепил ее на ухо и кричит:
- Я Чапай! Кто на моем пути? Всем приказываю: долой!
Испуганно заметались по избе женщины, будто овцы в хлеву, мужики смотрят на нового своего родственника с недоумением, думают: не связать ли и этого, а Мария Герасимовна так и стелется перед ним, заласкивает, уле щивает.
- Петенька, Петенька, Петенька!
Расстилает перед ним ковры и молодая княгиня Га ля, хватает его за длинные, непроизвольно болтающиеся руки, поддерживает его, чтобы ходули не подогнулись. А князь чванится, хорохорится, рубаху на себе рвет, ваньку валяет.
- Ты кто? - спрашивает он Галю, подбираясь худо сочным кулачишком к ее заплаканному розовощекому лицу.- Жена ты мне или нет? Я Чапай! Понимаешь ты это: я - Чапай!
- Ты, Галька, уйди с глаз, не мельтеши, не дразни его! - шепчет дочери Мария Герасимовна и вытирает Петру Петровичу рот.
- Э, куда я теперь уйду? - вскидывает Галя голову и вдруг ожесточается. В первый раз.- Ну ладно, ты Чапай,- говорит она мужу.- А только я больше тебя зарабатываю. Понял? Чего ломаешься-то? - И, резко повернувшись, скрывается с глаз.
"Что ж, для начала, пожалуй, неплохо!" - подумал я.
Совет да любовь вам, дорогие мои земляки!
Тысяцкий выкручивает руки молодому князю, своему племяннику, и уводит его куда-то спать.
Под гармошку девушки прокричали несколько часту шек-коротышек, возвещающих о том, что время уже позднее:
Пойдемте, девочки, домой,
Будет, насиделися:
Моего милого нет,
На ваших нагляделися!
И на этом первый день свадьбы закончился.
Правда, по деревне под ясным звездным небом долго еще ходили молодые мужики и ребята, но мороз стоял градусов за тридцать, и гармонь, вынесенная из жаркой избы, не пела. Гармонист разводит ее "от плеча и до плеча", парни со страшной силой изрыгают частушки, а гармонь не издает ни звука, даже не хрипит.
Вспомнилось: как-то в Москве, на перекрестке у Ленинской библиотеки, вот на таком же морозе мили ционер приложил свисток к губам, а он не засвистел - застыл, должно быть. Дует в него регулировщик и сам смеется. Тем дело и кончилось: повезло шоферу-наруши телю.
* * *
Ночевали гости в разных избах, в одной места для всех не хватило бы. Я провел ночь у соседки Дуни, вдо вы, два сына которой находились в армии. Одна в своей избе она никогда не ночует, боится нечистой силы, ей "блазнит".
Не могу сказать наверное, чтобы я эту ночь спал спо койно, хотя с нечистой силой дела иметь не пришлось. Но с вечера в избе беспрерывно визжал месячный поро сенок - в хлеву Дуня его не держит, опасаясь, как бы не замерз. А в полночь неожиданно у самого изголовья дико заорал петух оказалось, что в заднем углу избы под лавкой-скамейкой сосредоточилась вся личная пти цеферма Дуни, за всю ночь ни одна курица не подала го лоса, петух же принимался кричать неоднократно и с каждым разом, как мне казалось, пел все громче, все высокомерней. За один прием он кричал свое "ку-ку-ре-ку" раз пятнадцать, если не больше.
Принято считать, что песня петуха музыкальна. Я то же так считал и даже стихи об этом сочинял не единож ды. Теперь же мне его песня музыкальной не показалась, да и песней я ее не назвал бы. Поневоле думалось толь ко о нечистой силе.
Когда все пиво в доме невесты было выпито, шо фер при помощи паяльной лампы завел самосвал - и свадьба отправилась за сорок километров, на родину же ниха, в деревню Грибаево. Из невестиной родни в само свал уселся брат Николай Иванович я еще кто-то. Бра таны не поехали.
Товарищи из райкома партии сделали мне одолжение, послали легковушку, и мы с Виктором Семеновичем Сладковым, водителем вездепроходящего "газика", ре шили посадить к себе молодых. Молодые сели в машину, а сваха с иконой в руках недоуменно топталась у двер цы: ей не положено оставлять жениха с невестой ни на минуту, пока не доставит их в дом к родителям.
- Ну, садись, сваха, ничего не поделаешь! - с неко торой растерянностью согласился водитель.- Кого толь ко я ни возил на своем веку, чего только ни возил, но ико ну на райкомовской машине возить не приходилось.
Получился настоящий свадебный поезд. Жалко только, снег не шел: когда свадьба выезжает в снег или в дождь - к счастью.
И никаких черепков девушки вслед не бросали. А раньше полагалось. Перед выездом невеста умывалась, девушки разбивали глиняный рукомойник и этими череп ками забрасывали отъезжающих, чтобы невеста не верну лась домой, чтобы жилось ей счастливо и в новой семье.
На улице на морозе долго фотографировались. Уви дев в моих руках фотоаппарат, женщины поснимали с себя полушубки и ватники, они хотели "сняться на кар точку" обязательно в праздничных сарафанах. В дерев нях очень любят фотографироваться. Но сделать живой снимок трудно: все лица перед объективом мгновенно напрягаются, деревенеют.
Мария Герасимовна с нами не поехала. Со слезами на глазах она наказывала дочери:
- Не забывай, бегай в гости почаще, ничего не да леко - ноги молодые. И не приходи без гостинца: без гостинца придешь - уревусь, подумаю, что от мужика сбежала.
