Полет сокола (сборник) - Дафна дю Морье
— Погибших? Да они все сейчас высыпали на улицу, аплодируя. Вы больше слушайте Мёрфи. Он и не такого наскажет — вечно фантазирует. В Арме этот взрыв и не почувствовали: загорелся какой-нибудь пакгауз, хорошо, если два.
— А в других городах, которые назвал ваш подручный?
— Ну, пустили небольшой фейерверк. В основном для эффекта.
Теперь ей все стало ясно: в памяти всплыл последний разговор с отцом. Он, несомненно, давно уже обо всем догадался. Долг выше дружбы. Верность отечеству прежде всего. Неудивительно, что он и Ник перестали поздравлять друг друга на рождество.
Ник достал с полки яблоко.
— Так, — сказал он, впиваясь в него зубами, — значит, многообещающая актриса…
— Многообещающая — расхожий газетный штамп.
— Ну-ну, не скромничайте. Вы далеко пойдете. Сумели разыграть меня не хуже, чем я вас. Впрочем, я еще не знаю, поверил ли я в этого вашего приятеля, у которого куча друзей на флоте. Как его зовут?
— Никак. Хоть убейте, не скажу.
Счастье, что она назвалась Дженнифер Блэр. В качестве Шейлы Манни она ничего бы из него не выудила.
— Ладно уж, живите, — сказал он. — Теперь это не имеет значения. Дела давнишнего прошлого.
— Значит, вам известно, что стоит за этими датами.
— Известно, что стоит. Правда, тогда мы были еще любителями. 5 июня 1951 года — налет на Эбрингтонские казармы в Дерри.[40] Очень удачная операция. 25 июня 1953-го — на офицерский учебный батальон Фелстед-скул в Эссексе.[41] Задали им перцу. 12 июня 1954 года — Гофские казармы в Арме. Результат невелик, но для поднятия духа сгодилось. 17 октября 1954 года — казармы в Оме. Несколько ребят перешли тогда к нам. 24 апреля 1955 года — Эглинтонская военно-морская база в Дерри. Н-да… тут я, пожалуй, помолчу. 13 августа 1955 года — склад военных боеприпасов в Арборфилде, в графстве Беркшир. Началось вполне сносно, а кончилось чуть ли не разгромом. Пришлось потом заняться кой-какими домашними делами.
В одной из опер Пуччини есть ария «О, милый мой отец!».[42] Слушая ее, Шейла всегда плакала. Но все равно, подумала она, где бы ты ни был сейчас в ином своем бытии, прости меня за то, что я сделала и, возможно, еще раз сделаю сегодня ночью. Ведь таким образом я выполняю твое желание, хотя, боюсь, ты не одобрил бы способ, каким я его выполняю. Но ты жил высокими идеалами, а у меня нет никаких. Все, что было в те дни, не моя беда. Моя беда куда проще, куда глубже: я по уши, по самую маковку врезалась в твоего бывшего друга!
— Политика меня не интересует, — сказала она. — Какой смысл развлекаться взрывами и калечить людям жизнь. Надеетесь такими мерами объединить Ирландию?
— Да, надеемся. Все как один, — ответил он. — И так оно и будет, не сегодня, так завтра, хотя, возможно, для кое-кого из наших жизнь станет намного скучней. Взять хотя бы Мёрфи. Невелика радость весь день гонять по округе фургон с бакалеей и укладываться в постель к девяти. Если в объединенной Ирландии ему предстоит такое будущее, он и до семидесяти не дотянет. А с нами он чувствует себя молодым. На прошлой неделе, когда он прибыл на остров за инструкциями, я сказал ему: «Джонни еще совсем мальчишка» — Джонни — его сын, тот, что сейчас едет с ним рядом, — «Джонни еще совсем мальчишка, — говорю я ему, — может, не стоит пока разрешать ему рисковать своей жизнью?» — «Плевать на риск, — отвечает Мёрфи, — это единственное, чем можно уберечь паренька от беды в том бардаке, в какой превратился мир».
— Вы все здесь буйнопомешанные, — буркнула Шейла. — Я вздохну с облегчением, когда мы окажемся по вашу сторону границы.
— По мою сторону границы? — повторил он. — Мы границы не пересекали. За кого вы меня принимаете? В свое время я всласть повалял дурака, но даже я не стану колесить по вражеской территории в продуктовом фургоне. Просто мне хотелось показать вам занятное зрелище. А так, по правде говоря, теперь я чаще выступаю в роли консультанта. «Спросите капитана Барри!» — восклицает тот или другой из наших ребят; «Он, возможно, что-нибудь присоветует», и я бросаю копать могильники или кропать свои исторические опусы и иду талдычить на короткой волне. Это помогает мне, как и Мёрфи, оставаться в душе молодым. — Он снял с полки несколько буханок пшеничного хлеба и подложил себе под голову. — Вот так получше. А то шея без подпорки устает. Я однажды, было дело, упражнялся с девчонкой, прислонившись к куче лимонок, но тогда я был помоложе. Девчонка и бровью не повела. Верно, думала, что это редька.
Нет, решила она. Не сейчас. Я не смогу. Сражение окончено и выиграно. Я прошу мира. Мне бы только лежать, не двигаясь, касаясь ногами его коленей, положив голову ему на плечо. Покойно и хорошо.
— Не надо, — сказала она.
— Что так? Выдохлись?
— Нет, не выдохлась. Но от ваших дел меня в такой жар бросило, что еще неделю внутри все будет тлеть — как казармы, которые вы запалили. Кстати, я по праву принадлежу к протестантам из Ольстера.[43] Мой дед оттуда родом.
— Вот как? Тогда все понятно. Стало быть, между нами отношения любви-ненависти. Типичные отношения между людьми, разделенными общей границей. Притяжение и вражда вперемежку. Особый случай.
— Пожалуй, вы правы.
— Конечно, прав. Когда я лишился глаза в автомобильной катастрофе, на меня посыпались сочувственные письма от людей по ту сторону границы, которые с радостью увидели бы меня мертвым.
— Вы долго пролежали в больнице?
— Шесть недель. Пропасть времени, чтобы кое о чем подумать. И кое-что решить.
Вот, сказала она себе. Сейчас — подходящий момент. Только гляди в оба, обдумывай каждый шаг.
— Скажите, эта фотография… — начала она, — этот снимок у вас на письменном столе… Это ведь подделка, не правда ли?
Он рассмеялся:
— Право, надо быть актрисой, чтобы учуять обман. Дань былому увлечению розыгрышами. При взгляде на эту фотографию я всегда невольно улыбаюсь — вот и держу ее у себя на столе. А женат я никогда не был и всю историю придумал с ходу — исключительно вам на благо.
— Что же это за снимок?
Он переменил положение, стараясь, чтобы им обоим было удобнее.
— Счастливым молодоженом был Джек Манни, мой ближайший друг. Он недавно умер, я видел объявление в газетах. Мир праху его. Мы уже много лет, как не поддерживали отношений. А тогда — тогда я
