Всеволод Крестовский - Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо
Хотя Ардальон и был теперь весьма сконфужен, хотя он и вконец растерялся, тем не менее продолжал третировать в душе своих сотоварищей, как дураков. А между тем самолюбие вопиет, злоба на Мошку кипит, обаяние недавней власти требует восстановления падшего достоинства, мозги работают над скорейшим изобретением способов для этого восстановления, а тут эта сконфуженность мешает, эта растерянность и самая необходимость поспешности лишают возможности спокойно сосредоточиться в своих мыслях, обдумать, обстроить получше, обставить половчее все дело — и вот, Ардальон Полояров сгоряча додумывается до замечательного изобретения.
* * *Члены назначили ему вечер, когда он обязан был представить им отчеты. Так как Фрумкин опасался с их стороны охлаждения к делу, думая, что Ардальон успеет подвести под них какую-нибудь такую механику, которая возвратит ему общее их доверие и расположение, то и решился поэтому действовать сгоряча, не давая ни членам, ни Полоярову сообразиться и одуматься. Впрочем, члены достаточно сильно поднялись против своего администратора и сами назначили ему следственное заседание на другой же день после восстания.
С утра они, по обыкновению, разбрелись; но Полояров остался дома и все время запершись сидел в своей комнате. Вечером же, когда все собрались, он сам, без всякого зова и понуждения, очень спокойно вышел к ним в залу. В лице его было гордое и несколько презрительное спокойствие незаслуженно-оскорбленного достоинства. Это лицо как будто говорило: "а все-таки вы-де дурачье, и я стою настолько высоко, что все ваши оскорбления никак до меня не достигнут".
— Извините, господа, — начал Ардальон очень тихо, сухо и сдержанно. — Извините меня, что я не успел приготовить вам отчет… Я попрошу на это еще дня два сроку… сегодня никак не мог, потому что получил из-за границы очень важное для меня письмо и должен был по поводу его заняться некоторыми соображениями.
— Какое нам дело до ваших писем! — отозвался Фрумкин. — Из-за ваших корреспонденций не терпеть же общему интересу! Это довольно странно!
— А может эта корреспонденция касается еще более важных и более общих интересов чем ваши? — загадочно и веско возразил Полояров. — Вы думаете, что весь мир только в ваших одних интересах и заключается?.. Но я повторяю вам, что я не мог и даже… просто не имел права оставить без известных соображений это письмо.
— Да какое письмо-то?.. Откуда письмо? — не утерпела любопытная Лидинька.
— Из Лондона, — как бы нехотя и равнодушно ответил ей Полояров.
Все насторожили уши.
— Из Лондона? — протянула удивленная и озадаченная Затц. — Это еще новости какие-то!.. Хм… С кем же это у вас корреспонденции в Лондоне завелись?
— А вы полагали, что я только с вами и мог вести их? Слишком много чести мне! — иронически поклонился ей Ардальои.
— Вы из Лондона письмо получили? От кого же это! — вмешался Малгоржан, любопытный не менее Лидиньки.
— От Герцена!.. От кого же еще! — опять как бы нехотя и равнодушно ответил Полояров.
Это последнее сообщение произвело-таки своего рода эффект. Фрумкин смутно стал предчувствовать, что противник подводит какие-то еще неведомые ему подвохи. Все переглянулись — и в этих скрестившихся взглядах сказалось и недоумение, и сильное любопытство: "Как это, мол, Ардальон Полояров — и вдруг письмо от Герцена!.. Герцен и Полояров!.. Э!.. Значит, Полояров-таки молодец… Штука-то не простая!" помыслил каждый про себя не без того, чтобы не ощутить в душе маленький позыв на возврат некоторого уважения к Ардальону.
— Да! — со вздохом начал Полояров грустным и горько-ироническим тоном, вынимая из бокового кармана разорванный конверт. — Мои друзья, те, на кого я так надеялся, кому я верил, кого я считал людьми одинаковых убеждений со мною, все те, для которых я готов был по-братски жертвовать и временем, и трудами, и моим честным заработанным куском хлеба — все те от меня отвернулись, подозревают меня в каких-то проделках, считают за какого-то подлеца и мерзавца!.. Это в благодарность за мое-то братское радушие!.. А вот люди иного сорта, люди, с которыми я, положим, лично и не знаком, но эти люди и заочно знают меня и делают мне честь и уважение… Они вот и заочно успели понять и оценить меня… А мне больше ничего и не нужно! Я и тем счастлив! Считайте меня после этого за кого вам угодно — мне решительно все равно; я все-таки знаю, что за мною остается уважение таких людей, до которых нам с вами далеко, господа.
Всю эту речь, очевидно подготовленную заранее, Полояров произнес даже растроганным голосом и притом с чувством неуязвимого, благородного достоинства, которое знает себе настоящую цену.
— Да мы тебя вовсе и не думаем за подлеца считать! — вступилась Лидинька. — Мы только отчета хотим, потому что это так в правилах положено… Что ж тут такого?
— А о чем пишет-то? Покажи, душа моя… прочти, пожалуйста! — ласково приступил Малгоржан, в котором сила любопытства значительно умягчила на время силу враждебности к сотоварищу.
Моисей Фрумкин мрачно стоял поодаль у окна и в злобном молчании кусал себе ногти. Он сильно опасался теперь, что члены примирятся с Ардальоном, и вся его стратегика рухнет, опрокинутая ловким противником. Глупый князь, побежденный именем Герцена, уже юлил около Полоярова и искательной улыбкой осклаблял свои зубы. За исключением одного только Моисея, все члены любопытно подвинулись к Ардальону Михайловичу и не без благосклонности приготовились услышать герценовское послание.
Полояров развернул письмо и начал читать:
"Милостивый Государь
Ардальон Михайлович!
Мы не знакомы с вами лично. Вы выступили бойцом на ваше поле далеко позднее нас: мы были уже тогда вдали от родины, и здесь, на этом берегу, готовились к святому служению ей… Мы вышли ранними сеятелями. Вам досталась доля более завидная чем нам: вы нас моложе, вы нас бодрее. Вы на месте осязаете вашу родную почву, и вам, быть может, предстоит честная жатва… А мы… мы только издали можем смотреть на нее, наблюдать ее, мучительно скорбеть о ней, о нашей, пока еще несчастной родине и присоединять наш горячий голос, но увы! только голос — к светлой благородной деятельности людей вашего поколения. Мы не знакомы с вами лично, но мы заочно знаем вас. Добрые вести о деятельности честных людей хорошо доходят к нам из России, несмотря на российско-немецкие таможни, татарские цензуры и рафинированную жандармерию. Вы остаетесь одним из тех немногих деятелей, которые высоко держат в России знамя демократического социализма. С светлым упованием обращаются наши очи на этих апостолов, бедных числом, но богатых духом и верою. Идите же твердо и неуклонно вашим тернистым путем к источнику новой жизни! Борьба неизбежна — боритесь! Мы будем благословлять вас. Вы победите — мы будем братски ликовать с вами. Вы падете — мы запишем на вечную память всему миру ваши громкие имена в наши святые мартирологи, мы вплетем их в славный венец наших мучеников свободы. Идите? — над вами заря победы! Отходящие бойцы кланяются новым победителям. Привет вам из нашего далека! Горячо жму вашу руку.
Ваш А. Герцен".
Письмо это сначала озадачило всех слушателей. Малгоржан уже стал было сладко улыбаться своими жирными глазами. Анцыфров ласково заегозил и головенкой, и руками и ногами — точь-в-точь как маленький песик с закорюченным хвостиком, а князь просто заржал от восторга и, слюняво сюсюкая, горячо ухватил и тряс руку Полоярова:
— Браво!.. Поздравляю!.. Благодарю!.. благодарю!.. лепетал он захлебываясь. — Браво! Ей-Богу, браво! Я рад… я душевно рад!..
— А покажите-ка конверт? — с каким-то затаенным умыслом и с видимым недоверием обратился к Ардальону Фрумкин.
Легкая тень смущения пробежала по лицу Полоярова. Он насупился и кашлянув отвернулся, будто и не слыхал слов Моисея.
Тот повторил свое требование.
— На кой вам черт конверт еще понадобился?
— Так. Видеть желаю.
— Нечего вам тут видеть! Ничего вы дальше своего носа не увидите.
— А вы все-таки покажите. Отчего это вы так упорно не желаете показать мне?
— Да мне что!.. Пожалуй, нате! глядите!
И он пренебрежительно бросил конверт Моисею. Тот взял его со стола и внимательно оглядел с обеих сторон.
— Какими же вы судьбами получили это письмо?.. Тут что-то ни наших ни заграничных штемпелей не видать… да и марок тоже нету.
Фрумкин вопросительно испытующим взглядом поглядел в лицо Полоярову.
Ардальон скосил глаза свои вниз и в сторону.
— Экой вы младенец невинный! — помолчав немного, но все-таки не глядя на Моисея, насмешливо заговорил он. — Какой же это дурак стал бы такие письма прямо по почте пересылать? Для этого надо не иметь в башке ни капли человеческого смысла! Разве такие вещи по почте пересылаются?
