Иван Тургенев - Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877
В защиту Тургенева от нападок Михайловского выступил С. А. Венгеров в статье «Письма о текущей литературе. Корифеи». Возражая против главного обвинения Михайловского, Венгеров писал: «…относительно Тургенева можно сказать, что его ни в коем случае не следует считать в окончательной отставке» (Новое время, 1876, № 254, 11 (23) ноября. Подписано псевдонимом «Фауст Щигровского уезда»). В следующем же номере газеты «Новое время», в принадлежавших перу В. П. Буренина «Литературных очерках», отмечалось также, что публика с нетерпением ждет от Тургенева нового романа и новых художественных типов.
К концу 1876 г. с «Новью» познакомились П. В. Анненков, вся редакция «Вестника Европы» и видные деятели либерального направления — К. Д. Кавелин и А. В. Головнин. У них отношение к роману было подчеркнуто положительным. Так, например, Анненков писал M. M. Стасюлевичу 17 (29) ноября 1876 г.: «…я давно не испытывал такого чувства, как при чтении этой „Нови“. Не говоря уже о жгучем ее интересе, о широкой картине нравов, которую она развертывает, о бесконечном мастерстве, с каким автор подходит к каждому лицу романа, но при чтении „Нови“ почти на всякой странице как будто загораются слова: быть большому трусу, потопу и колебанию в русской земле. Да, публика наша почти позабыла те времена, когда иной роман составлял для нее событие, — заставлял всех говорить только о себе, ругаться и божиться собой: „Нови“ суждено возвратить эти времена» (Стасюлевич, т 3, с. 334–335). Меньше чем через месяц, считаясь с возможностью неблагоприятной реакции на «Новь» «в кабинетах и подвалах литературных», Анненков писал Стасюлевичу: «Пожалуй, там сможет показаться роман и диффамацией целого поколения, между тем как он, по-моему, есть поэтическая и драматическая защита его <…> с мужественной откровенностью, не утаивающей никаких темных или сомнительных сторон дела. Это и есть художнический способ заявлять свое уважение к поколению, но надо понять это, что еще вопрос…» (там же, с. 336). 5(17) января 1877 г., «перечитав первую часть романа», Анненков признавался Стасюлевичу, что «мало хвалил его перед автором». «Мне открылась в нем, — продолжал Анненков с энтузиазмом, — вполне лучезарная фигура Марианны <…> Не совсем осиротела та земля, из которой поэт может извлекать такие типы. А вот подите — пожалуй, даже и после создания Марианны и Соломина станут упрекать еще Тургенева в неблагорасположении к молодому поколению и в непонимании его» (там же, с. 337).
Как видно из переписки Тургенева, редакционным кружком «Вестника Европы», а также Кавелиным и Головниным с особенным удовлетворением был воспринят образ Соломина и, в частности, его критическое отношение к «безумным» устремлениям революционно народнической молодежи. «Очень Вы меня порадовали тем, что сказали о „Соломине“, — писал Тургенев Стасюлевичу 24 ноября (6 декабря) 1876 г. — Значит, я попал в точку. Я Вам когда-нибудь покажу формулярный список этого Соломина <…> главным эпитетом, характеризующим Соломина, выставлено наверху большими буквами слово: трезвый. Вот как Вы угадали!» А 17 (29) декабря 1876 г. Тургенев писал Кавелину: «Что Соломин мне удался — вот что меня радует больше всего. Это было самое трудное». Как видно из того же письма Тургенева, Кавелину, как и большинству критиков «Нови», показались лишними вставные эпизоды с Фимушкой и Фомушкой. Отвечая на это замечание Кавелина, Тургенев признавался: «Я просто не устоял перед желанием нарисовать старорусскую картинку в виде d’un repoussoir <контраста> или оазиса, как хотите» (там же).
С выходом в свет январской книжки «Вестника Европы» за 1877 г. обсуждение романа вступило в новую фазу и приобрело исключительно бурный характер. «Новь» была встречена целым потоком критических статей и заметок прежде всего в газетах. Достаточно сказать, что только 6(18) января 1877 г. критические разборы «Нови» появились одновременно в «Голосе», «Новом времени» и «С.-Петербургских ведомостях». В дальнейшем нередки были случаи, когда одна и та же газета возвращалась к обсуждению романа по нескольку раз.
Среди значительной части русского общества 1870-х годов Тургенев имел репутацию писателя, давно утратившего былые прочные связи с русской жизнью, не способного уловить новые веяния в ней и потому вынужденного повторять самого себя. Некоторые особенности романа «Новь» и, в частности, характер Нежданова, напоминавший излюбленный Тургеневым тип рефлектирующего «лишнего человека» эпохи 1840-х годов, как будто подтверждали эту точку зрения на его творчество. С другой стороны, подавляющее большинство критиков Тургенева, располагавшее к моменту выхода в свет романа еще весьма смутными представлениями о народничестве, оказалось не в состоянии дать ему подлинно объективную оценку. К этому следует добавить, что у многих представителей как демократического, так и либерального лагеря были давние расхождения с писателем в связи с романами «Отцы и дети» и «Дым». Критическое отношение Тургенева к крайним «правым» и «левым» течениям общественно-политической мысли, выразившееся в этих романах, характерно и для «Нови». Все эти обстоятельства предопределили преимущественно негативный характер первых откликов на роман Тургенева в периодической печати.
Наиболее резкими были отзывы о «Нови» в газете А. А. Краевского «Голос». Первый из них принадлежал музыкальному критику Г. А. Ларошу[139]. Развязно утверждая, что «Новь» это лишь «почтенные зады передового когда-то учителя, повторяемые с примесью какой-то старческой, порою несколько утомляющей болтливости», Ларош недвусмысленно отдавал предпочтение произведениям о революционном движении, созданным Крестовским, Достоевским, Лесковым и другими представителями антинигилистического направления в литературе. «Подпольные герои „Нови“, — писал Ларош, — не возбуждают к себе никакого художественного сочувствия <…> ни на йоту не прибавляют к запасу понятий об особенностях этого мира, полученных нами из предшествовавших его роману произведений других беллетристов» (Голос, 1877, № 6, 6(18) января). Особенное негодование Лароша вызвали сатирические портреты Калломейцева и Сипягина, которые были охарактеризованы им как «сомнительного вкуса шарж», увлекший Тургенева «за пределы всякой художественной и даже обыкновенной правды».
Вслед за Ларошем под псевдонимом «Волна» выступил на страницах «Голоса» беллетрист «Русского вестника» Б. М. Маркевич, издевательски назвавший «Новь» «огромным романом», наполненным «всякими современными повивальными бабками и тупицами из кадетов». В новом романе Тургенева он усматривал стремление автора к дешевой популярности и не без злорадства утверждал, что «Тургенев сослужил России всю службу, какую он мог сослужить ей. Почтим его за это душевною благодарностью, а из русских пророков он еще с „Дыма“ вышел» (там же, № 9, 9(21) января). После появления в печати второй половины романа Маркевич в том же «Голосе» обвинял Тургенева в «беспощадности к матушке Руси православной», что, по его мнению, сказалось в рассуждениях Паклина, а еще раньше — в речах Потугина. Процитировав из заключительной главы романа высказывания Паклина о неурядицах русской действительности, Маркевич напоминал демагогически: «Помните, что говорит про родину свою Потугин в „Дыме“?
„— Я ее страстно люблю — и страстно ненавижу!.. “ У Паклина — Потугина „Нови“ <…> осталась уже, как кажется, только вторая часть этой profession de foi…» (там же, № 36, 5(17) февраля).
Аналогичным образом была встречена «Новь» в реакционном издании кн. В. П. Мещерского — журнале-газете «Гражданин». Предвосхищая злопыхательские суждения о «Нови» в катковском «Русском вестнике», В. Оль, автор первой статьи о романе в журнале «Гражданин», писал, что изображаемые Тургеневым нигилисты «уже порядочно надоели»; что «в свое время они сыграли свою посильную роль, но теперь окончательно вышли из моды» («Новые главы „Анны Карениной“ и первая часть „Нови“». — Гражданин, 1877, 30 января (11 февраля), № 4). Подвергая критике тургеневские приемы изображения народнической молодежи и ее антагонистов, Сипягина и Калломейцева, автор этой статьи писал: «Краски, которыми автор очерчивает людей двух направлений, далеко не равны по своей силе. На деятелей смотрится со стороны положительной, хотя и признаются некоторые их слабости, а на консерваторов исключительно со стороны отрицательной. Мы невольно удивляемся, как <…> Тургенев мог остановиться на подобном приеме, уже давно практикуемом нашими тенденциозными романистами».
В «Дневнике» князя В. П. Мещерского вторая часть романа была охарактеризована еще резче — как «гадость» и «мерзость», а сам Тургенев представлен человеком, лишенным чувства патриотизма. Так, например, имея в виду неждановское стихотворение «Сон», Мещерский отмечал: «…Написал оное сам Тургенев. Это его мысль по возвращении из России домой в Баден <…> И оттого-то так омерзительно это стихотворение <…> Для Тургенева русского это отвратительно. Для Тургенева Бадена и Парижа — это понятно» (Гражданин, 1877, № 5, 7(19) февраля, с. 142, 143).
