Георгий Марков - Сибирь
В глубине ящика, под клеенчатыми тетрадями, оказавшимися совершенно чистыми, Акимов нащупал довольно измятый лист бумаги. По верхнему краю листа коричневым карандашом было вычерчено: "Расположение материалов". Ниже, в рамке, значился порядок размещения, а столбиком шло перечисление папок и тюков: 1. Кетские дневники (первое путешествие). 2. Кетские дневники (второе путешествие). 3. Васюганье и васюганские торфяники. 4. Реки и Северный Морской путь. 5. Горные системы. 6. Угли Сибири. 7. Руды Сибири (с картами). 8. Полиметаллы. 9. Степи (с картами). 10. Средняя и Нижняя Обь (с картами). 11. Курганы (без карт). 12. Золото (с картами). 13. Археология, 1-й том. 14. Археология, 2-й том. 15. Леса Сибири (с картами). 16. Ангарские и Енисейские дневники. 17. Забайкальские дневники. 18. Алтай Горный. 19. Алтай Степной. 20. Газы (наблюдения и прогнозы). 21. Нефть.
Акимов впился глазами в листок, и по тому, как вздрагивали его руки, Прохоров понял, что найдена бумага большого значения.
- Вероятно, какие-то адреса? - заглянув в листок, спросил Прохоров.
- Нет, это перечень папок с материалами. Вероятно, Венедикт Петрович составил этот список для удобства, чтоб каждый раз не искать нужную папку.
- Дай посмотреть, - попросил Прохоров и, приблизив листок к очкам, принялся читать. - Да, конечно, он -этот список скорее всего держал под рукой. Видишь, тут есть своя система: номер шкафа, номер полки, номер связки, - сказал Прохоров и возвратил Акимову измятый листок.
- А не стоит ли нам, Сергей Егорыч, проверить, все ли на месте? предложил Акимов. Прохоров согласился с ним.
Они подошли к продолговатым шкафам, полки которых были заставлены книгами, отдельными папками, связками папок, тючками, перевязанными тонкой веревочкой, и распахнули дверцы крайнего шкафа.
- По-видимому, это шкаф номер один. Посмотрика, что там значится по описи, - сказал Прохоров.
Акимов заглянул в листок.
- На первой полке тут указаны дневники первого и второго путешествий на Кеть.
- Что ж, проверим, - Прохоров встал на носки и, дотянувшись до верхней полки, прочитал вслух наклейку на связке тетрадей: "Кетские дневники".
- Правильно. И тут то же самое написано: "Кетские дневники (первое путешествие)" и "Кетские дневники (второе путешествие)".
- Читай дальше, Иван.
- Читаю: шкаф первый, полка вторая: "Васюганье и васюганские торфяники".
- Есть. Вот они, эти папки. Смотри. Правда, названо просто: "Васюганье". Читай, Иван, дальше.
Акимов и Прохоров сверили по описи и первый шкаф и второй. Все совпало. Но когда они принялись за проверку третьего шкафа, их постигла горькая неудача. В шкафу не оказалось шести папок, а именно:
"Полиметаллы", "Средняя и Нижняя Обь (с картами)", "Курганы", "Золото (с картами)", "Археология (том 1)", "Археология (том 2)".
- Что думаешь, Сергей Егорыч? - спросил Акимов, обшаривший шкаф снизу доверху.
- Думаю одно: материалы выкрадены Осиповским и компанией.
- Когда и как?
- А вот это вопрос. Взять все это при Лихачеве они не могли, а вскрыть квартиру... это уж просто грабеж.
- Не удивлюсь и этому, Сергей Егорыч. - Акимов хрустнул пальцами, закинул руки за спину и принялся родить по обширному кабинету Лихачева - в один угол, в другой, поперек комнаты, вдоль. Прохоров кинулся к входной двери, осмотрел шпагат, пропущенный через скважину замка, печатку из коричневой мастики.
- Представь себе, Иван, никаких следов постороннего вмешательства, сказал Прохоров, вернувшись в кабинет. - Сейчас посмотрю окна.
- Окна закрыты. Я уже взглянул на них, - все больше мрачнея, сказал Акимов и вдруг поспешно бросился за шкафы.
Прохоров подошел к окнам, подергал за крепкие, массивные запоры.
- Сергей Егорыч, иди сюда! - послышался взволнованный голос Акимова из-за шкафов. Прохоров протиснулся в промежуток между крайним шкафом и подоконником и остановился пораженный. Акимов стоял на передвижной лестнице, с помощью которой профоссор доставал книги и бумаги. В руках Акимова была палка для передвижки штор. Взглянув на потолок, Прохоров увидел приоткрытую нишу, расположенную в самом углу.
- Видишь, Сергей Егорыч?! Тут для грабежа все было предусмотрено! Акимов отнял палку и ниша плотно захлопнулась.
- Разбойники! Низкие и подлые существа! - Прохоров тряс кулаками, глаза его округлились и покраснели, он заметался в узком коридорчике за шкафами, как пойманный в клетку зверек. - Подожди, Иван, я пойду и осмотрю дом с внешней стороны. Ведь что-то надо предпринять нам!
Прохоров выбежал из кабинета Лихачева, а через две-три минуты Акимов услышал над собой шаги. Еще через минуту ниша открылась, и очки Прохорова заблестели из сумрака чердака.
- Расплачиваюсь, Иван, за собственную неосмотрительность, - сказал Прохоров. - Сюда, на чердак, ведет лестница. Она приставлена с противоположной стороны дома. Не хочешь, да залезешь, а уж если хочешь, то и трудиться особо не нужно. Ну ладно, зайду в соседний коттедж, попробую узнать, не известно ли людям что-нибудь по поводу налета бандитов.
Прохоров захлопнул нишу, потоптался на ней и спустился с чердака. Пока он вел переговоры с соседями Лихачева, Акимов вернулся к столу и начал его осмотр с боковых ящиков.
Лихачев любил писать в толстых конторских книгах. Его, вероятно, привлекала в них плотная, линованная бумага и жесткая обложка, позволявшая хорошо сберегать рукописи в путешествиях и при непогоде.
Акимов вытащил пять книг, но две из них были с чистыми листами от начала до конца, а три содержали выдержки из рапортичек лабораторных анализов.
"Странно, очень странно, неужели он не написал мне ни одного слова? Ведь он же знал, что я совершил побег, нахожусь в дороге и спешу к нему", - думал Акимов, перелистывая упругие страницы конторских книг.
Вошел Прохоров, по-прежнему возбужденный, с гневными глазами и руками, сжатыми в кулаки.
- Безумие! Индивидуализм, доведенный до подлости! Психология пауков, поедающих себе подобных!
- Что у тебя там произошло? - спросил Акимов.
- Понимаешь, Иван... Нет, ты этого не поймешь!
На мои безобидные вопросы, не видели ли соседи лихоимцев, проникших в квартиру Лихачева, я наслушался такого, что у меня до сих пор дрожит все внутри. Профессор и его супруга заявили мне, что ни раньше, ни теперь, ни в будущем не намерены проявлять интереса к чужой жизни. Они просят не беспокоить их. Им нет дела ни до кого и ни до чего! И я ушел как побитый... Что же будем делать? Неужели, Иван, мы бессильны?
Акимов поднялся, стоял с минуту в полной растерянности.
- Первое, Сергей Егорыч, что я сделаю, останусь здесь. Иначе будет разграблено все остальное. Я ночей недосплю, но все приведу в порядок, всему сделаю опись. Будем надеяться, что тюк, который полиция захватила у меня в Або, не будет уничтожен, рано или поздно он окажется в наших руках. Я верю, что знания и ум Лихачева еще послужат будущему России.
А второе... надо не спускать глаз с Осиповского. Попробуй узнать, где он, что с ним. Ни минуты не сомневаюсь, что наша революция достанет и его, где бы он ни скрывался. Пусть это пакостное насекомое знает, что эсдеки-большевики осведомлены о его проделках и ничего не забудут... Как ты смотришь, Сергей Егорыч?
- Согласен, Иван. Сегодня же буду держать совет с товарищами.
Вскоре Прохоров ушел - он служил в больнице, - пообещав вечером, если позволят дела, навестить Акимова. Едва дверь захлопнулась за Прохоровым, Акимов опустился в крутящееся лихачевское кресло и принялся снова за разборку бумаг, лежавших в столе.
3
В пачке газетных вырезок и оттисков журнальных публикаций Акимов нашел широкие листы линованной бумаги, скрепленные обыкновенной булавкой. На первом листе крупной вязью синими чернилами было написано: "Сибирь (введение)". А чуть ниже цветной карандаш твердо вычертил: "Наброски". Перевернув страницу, Акимов прочитал фразу, которая относилась прямо к нему: "Ваньки все нет и нет... Где же он так долго едет?"
Акимов почувствовал, как спазмы сжали его горло.
Очевидно, эти слова Венедикт Петрович написал в минуту крайней тоски. Они вырвались из его души как возглас отчаяния. Да, Иван слишком долго ехал, но разве он виноват в том, что дорога его оказалась такой длинной и трудной и такой в конечном итоге горькой?
Надвинулись сумерки. В широкие окна коттеджа хлынула предвечерняя мгла. Сквозь деревья парка замерцали огни домов, протянувшихся прямой и строгой линией.
Акимов задернул шторы окон, зажег хрустальную люстру, спускавшуюся над письменным столом, снова сел в кресло и принялся читать. И хотя рукопись была, вероятно, тем ранним наброском, в котором автор не достиг еще точности в языке, - это действительно были наброски, тезисы работы, которую предстояло развернуть, - но мысли Лихачева с первой страницы захватили Акимова.
Страница первая
"Российское могущество прирастать будет Сибирью".
Только гений мог сказать слова, мудрость которых рассчитана на века. Попробуем проникнуть в смысл этих слов, представить себе совокупность тех доводов, которые позволили великому ученому произнести эти вдохновенные и вещие слова.
